Сергей Снегов - Люди как боги (Художник Ю. Чигирев)
— Пойдемте, Осима, здесь больше нечего делать… Вы не забыли, что нам отдан приказ демонтировать МУМ?
Осима стал медленно приподниматься. Я хотел посоветовать им не торопиться, ведь МУМ еще не объявила коллективного решения, но мне не дал заговорить вопль Петри:
— Смотрите на экран! Смотрите на экран!
Картина была такая, будто звездолет попал в фокус взрыва. «Испепелены!» — услышал я потрясенный шепот Ромеро.
В пространстве бушевала световая буря, корабли противника ошалело метались меж звезд. Оранжевая расширялась на всю сферу, это было уже не далекое светило, а исполинский космический крейсер.
— Адмирал, разрушители гибнут! — радостно вскричал Осима.
— Совместная гибель, наша и противников, дорогой капитан, так вернее, — отозвался Ромеро.
Даже в этот страшный момент он не потерял способности иронизировать. А затем неистовая вспышка озарила полутемный зал, и мы, одновременно все, потеряли сознание.
18
Пришли в себя мы тоже разом.
Командирский зал был ярко освещен, изображения звезд на стереоэкранах погасли. Я приподнял голову, посмотрел на товарищей — все они были живы, потом перевел взгляд на вход в зал. Там стояли три диковинных существа, одно впереди, два чуть позади.
Они были похожи на людей. Было у них сходство и с захваченным невидимкой, но там выпирала голая конструкция, изготовленная по расчету, эти же были существами: туловище, две ноги, две руки, одна голова — все то же, что у человека, но только не человеческое.
Стоявший впереди проговорил на отличном земном языке:
— Адмирал Эли, прикажи открыть вход в свой корабль. Я — Орлан. Командовать на «Волопасе» буду я.
Осима подскочил к Орлану, с силой толкнул его рукой в грудь.
Рука Осимы свободно прошла сквозь тело разрушителя, словно ничего на этом месте не было.
Часть вторая
Великий разрушитель
Славьте меня! Я великим не чета.
Я над всем, что сделано, ставлю «nihil»…
В. Маяковский1
— Призрак! — вскричал Осима. — Адмирал, это видение!
Он снова ударил кулаком по диковинному существу, возникшему у входа, и, охнув от боли отскочил: на разбитых пальцах выступила кровь. Камагин и Петри, собиравшиеся кинуться вслед за Осимой, медленно опустились в кресла.
Ромеро переглянулся со мной, взгляд его сказал больше, чем любые слова. Я молчал, не двигаясь. В голове у меня молотом била мысль: «МУМ будет захвачена». Я лихорадочно пытался связаться с ней: она не откликалась. Коммуникации, вероятно, были повреждены. Но звездолет был цел, входы в него задраены, сами мы живы — очевидно, и МУМ оставалась невредимой. Ужас в глазах Ромеро показывал, что и он понимал непоправимость случившегося. В плен попадали не одни наши маленькие жизни, но и сокровеннейшие секреты человечества.
Никогда я так отчаянно не напрягал свой мозг в поисках хотя бы щели выхода, и никогда еще не были так пусты мои мозговые извилины!
— Откройте входы, или мы вас уничтожим, — повторил Орлан.
— Вас не задержали закрытые входы, — сказал я.
— Меня — нет, но мои солдаты не могут проникать сквозь вещественные барьеры.
Я повернулся к Камагину.
— Эдуард, хоть и без сражения, но мы еще можем погибнуть, как вы нас призывали. — Я с ненавистью посмотрел на Орлана. — Убирайтесь и можете уничтожить звездолет.
Ни один из разрушителей не пошевелился. Заговорил Ромеро:
— Ваш приказ не может быть выполнен, завоеватель, уже по одному тому, что мы утратили командование механизмами корабля. Восстановите нашу связь с аппаратами.
— Чтобы вы попытались взорвать корабль? — В голосе разрушителя зазвучала вполне человеческая ирония. — Ваши аннигиляторы блокированы нашими полями.
— Тогда чего вам бояться? Другого пути к открытию входов в корабль не существует — для нас, по крайней мере.
— Хорошо. Через три минуты по вашему счету обретете утраченную связь.
Я взглядом попросил у друзей совета, забыв, что при пропаже связи с МУМ могу прибегнуть к помощи наручного дешифратора, последнего творения Андре.
Мои помощники раньше обрели ясность сознания. Я расслышал внутренний, одними мыслями, шепот Осимы: «Адмирал, я помню ваш приказ о МУМ!» И сейчас же во мне зазвучал голос Камагина: «Будьте покойны, Эли, мы с Осимой постараемся!»
Связь с МУМ восстанавливалась медленно, МУМ словно просыпалась, делала первые неуверенные шаги в яви, не сбросив полностью дремоты.
И когда я почувствовал что порванные связи с мозгом корабля заново обретены, я судорожно, одной резкой мыслью, попытался связаться с аннигиляторами, но связи не получилось: аннгиляторы были прочно блокированы. Я не сомневался, что такие же попытки совершили мои друзья, у Камагина вдруг вырвался стон, Петри чертыхнулся.
— Почему так долго? — спросил Орлан.
— Плохое соединение, — ответил я.
У Осимы было сонное лицо, Камагин раскрыл рот от напряжения, глаза его, вдруг ослепшие, полубезумные, вперлись в точку на экране. «Хорошо!» — подумал я с надеждой.
Из миллиардов возможных сочетаний элементов, составляющих МУМ, только одно делало ее работоспособной — теперь сама МУМ, под диктовку Осимы и Камагина, составляла схему своей перекомпоновки. Когда кто-то из них скажет: «Все. Действуй», — эта единственная комбинация будет заменена другой, случайной, бессмысленной, одной из многих миллиардов бессмысленных сочетаний.
— Все! — воскликнул Осима, энергично поворачиваясь в кресле.
— Все! — эхом откликнулся Камагин и радостно вскочил.
Я испытал болезненный удар в теле, по нервам промчался электрический разряд. Прежней разумной МУМ, хранительницы знаний человечества, больше не существовало.
— Адмирал! — торжественно проговорил Осима. — Приказ выполнен.
— Петри, откройте вход, — распорядился я. — Ручное управление помните?
— Справлюсь, — проворчал Петри, направляясь к двери.
Ромеро в восторге хлопнул себя ладонями по коленям. За нашу многолетнюю дружбу я не помнил у него такой несдержанности.
— Как дурачков! — лепетал он. — Нет, как дурачков!..
— Радости мало, Павел! — возразил я печально. — Плен остается, звездолет захвачен. Да и нет комбинации, которую нельзя было бы восстановить…
— Дорогой Эли, теоретически возможное на практике чаще всего не исполнимо. Древний мыслитель Руссо говорил: «Случайно могут выпадать любые комбинации, это бесспорно, но если мне скажут, что типографский шрифт, рассыпанный по улице, сложился при падении в «Энеиду», я и ногой не пошевелю, чтобы пойти проверить». Я думаю, этого мыслителя можно принять в качестве примера для подражания.
— Валом валят, твари, — сумрачно сказал возвратившийся Петри.
Разрушители потеснились, словно пропуская кого-то в командирский зал, но новых фигур не появилось. Вместе с тем я явственно ощущал, что свободного пространства стало меньше.
— Невидимки! — предупреждающее сказал Ромеро.
До нас донесся бесстрастный голос Орлана:
— Вам разрешается идти к своим товарищам.
2
Ромеро направился в парк, мы четверо шли за ним. Из всех служебных помещений головоглазы выгоняли людей. В коридорах мы их наконец увидели: бронированные опухоли с перископами вместо голов неуклюже шествовали от причальной площади, захватывая одно помещение за другим. На площадке стояли легкие корабли, похожие на наши планетолеты, из люков сыпались все новые головоглазы.
— Настройте дешифраторы! — посоветовал Ромеро и, когда мы проверили свои наручные ДН-2, продолжал уже одной мыслью: «Если у невидимок и нет тела, то уши, вероятно, имеются, а разобраться в индивидуальных излучениях им будет непросто».
И каждому, кого встречал, он говорил: «Настройте дешифратор».
В аллеях парка было полно народу. Я сел на скамью с Мери и Астром, с другой стороны поместился Ромеро.
В парке по земному графику шла осень, меж деревьев шумел несильный ветер, на людей сыпались желтеющие листья.
— Нас будут убивать, отец? — Астр пристально смотрел на меня.
Я с усилием усмехнулся и отвел глаза.
— Зачем? Разрушителям наши жизни сейчас нужнее, чем нам.
Астр нахмурился, размышляя. Над толпой появился Труб с Лусином на спине. Ангел приземлился около нашей скамейки, и Лусин соскочил на грунт. Перья на крыльях ангела топорщились. Он поглядел на меня, как на изменника.
— Вы же люди, Эли! — В его голосе громыхали металлические раскаты. — Покориться без сопротивления!.. Эли, ангелы в плен не сдаются, нет, Эли!
— Все, что я мог сказать, я уже сказал через МУМ, — ответил я. — Рассматривайте себя не как пленников, а как передовой отряд внутри вражеского стана.
— Мы-то можем себя так рассматривать, но согласятся ли наши враги видеть в нас не жертвы их произвола, а действующий вражеский отряд в их лагере, — возразил Лусин, и я поразился, до чего же ясно он выразил это суждение при посредстве дешифратора.
