Галина Гончарова - Сердце крейсера
Красивое. Спокойное. В облаке потрясающих белых волос, по которым сейчас бежали голубые искры. И такие же искры горели в черных глазах, собираясь в узкие голубые щели.
— Ты меня еще помнишь, Тар? Я польщена.
Адмирал даже задохнулся на миг.
Помнит?! Он с ума сходил! Он готов был выть по ночам на звезды! Он не мог ни есть, ни спать! С ним работали квалифицированные психологи. Но прошло три стандарт-месяца после ее бегства, прежде чем он начал приходить в себя.
— Ах ты… — Из уст адмирала полился поток отборной брани.
Женщина слушала его абсолютно спокойно. Только искр становилось все больше и больше. И узкие голубые щели на черном фоне горели ярким, нечеловечески ярким пламенем.
Наконец адмирал остановился, чтобы перевести дух. И женщина рассмеялась. Коротко. Зло. Надменно.
Этот смех подействовал на адмирала как пощечина. Он сверкнул глазами на экран и выпрямился на мостике.
— Откуда ты взялась? Я думал, ты подохла!
— Надеялся?
Интаро промолчал. А что он мог сказать?
Надеялся?! Тысячу, сто тысяч раз — да!!! Потому что не мог себе представить ее в руках другого мужчины. И считал, что лучше ей умереть. О, в те минуты попади она ему в руки — сам свернул бы ее тонкую шейку. Сразу. Одним движением руки.
Аврора провела рукой по волосам. Рука, как ни странно, была полностью обнажена.
— Вижу, ты об этом даже мечтал. Что ж. Твое право. А мое… Я — капитан крейсера «Аврора». И у меня к вам одно предложение. Уходите — или умрете.
Интаро сжал кулаки:
— Крейсера? И где же твой корабль?
Аврора улыбалась.
— Об этом ты узнаешь после начала боевых действий.
— Боевых действий не будет. — Интаро испытывал бешеную ярость. — Наши корабли оборудованы системами подавления гипердвигателей. Ты не успеешь их активировать, как окажешься полностью беспомощной. Так что предлагаю сейчас: сдавайся. Я даю тебе двадцать минут, чтобы привести сюда свою лоханку и перейти на мой корабль. И второй раз этого предложения не повторю.
— Постараешься взять силой? — Женщина откровенно издевалась. — А не получится. На этот раз не получится. Это тебе не сопливых девчонок насиловать, опоив наркотиком!
— Что-то я не помню, чтобы ты сильно сопротивлялась.
— После киртана? Очень смешно. Ты бы еще дубинкой по голове попробовал. Кстати, надеюсь, ты в курсе, что мои яйцеклетки оказались негодными?
— Они погибли, — процедил Интаро.
— Наверняка при попытке оплодотворения твоей спермой. Угадала?
Судя по побагровевшему лицу адмирала — женщина попала в десятку. И она это поняла. Потому что фыркнула.
— Просто ты не подходил мне ни в одной малости. А сейчас у меня двое замечательных детей. И я защищаю их от таких, как вы. Последний раз предупреждаю: уходите — или умрете.
Адмирал вдруг успокоился. Его словно наполняло ледяное черное безумие.
— Последний раз? — насмешливо переспросил он. — Так вот, ты сдаешься?
Аврора покачала головой.
— Если ваши корабли приблизятся к проходу ближе чем на один парсек, я буду стрелять. Мне жаль.
Интаро ухмыльнулся, глядя в черные глаза.
— Когда ты попадешь ко мне в руки — пожалеешь, что не умерла. А с твоими детьми я тоже разберусь по-своему. Посмотрим, что ты будешь готова сделать, чтобы их не продали в бордель.
Экран мигнул и погас. И через долю секунды вспыхнул снова. На этот раз он показывал рубку корабля.
Странную. Откровенно странную. Больше всего похожую на полость, вырезанную в куске сырого мяса. Там не было ни пульта управления, ни голоэкрана. Вообще ничего не было. Только что-то вроде капсулы, растущей прямо из пола. И в ней, в прозрачной стеклянистой жидкости плавало обнаженное женское тело. Тело, которое Интаро Висен знал как свои пять пальцев. Которое получил один раз — и вспоминал, лишившись.
Аврора.
Белые волосы женщины были распущены и плыли вокруг нее. Руки — приподняты, словно готовятся опуститься на клавиши рояля для вдохновенного аккорда. Тонкое лицо сосредоточено. В капсуле у ног женщины сидит обнаженный мужчина. И… его адмирал тоже знал.
— Рон!!! — вырвался у него рев. — Майор Сарро!!!
Роман даже не повернул головы. Все его внимание было сосредоточено на любимой женщине. Жене. Матери его детей. Авроре.
В данный момент — разуме громадного крейсера. Первого из живых кораблей.
Авроры как человека, как личности уже не существовало. Почти.
Потому что гаснущими остатками сознания она успела отдать единственный приказ:
— Корабль! К бою!!!
Адмирал Интаро Висен выругался. Длинно и затейливо. Потому что громадный астероид вдруг налился синим светом. Таким же, как искры в глазах Авроры.
И полыхнул, словно сверхновая. Казалось, по всей его поверхности открылись линзы орудий. И сейчас эти орудия стреляли. Отчаянно и метко. Без перерыва и отдыха. Без наводки.
А на все мониторы проецировалась одна и та же картинка.
Капсула, растущая из алого пола. Два обнаженных тела в ней.
Аврора, вдохновенно водящая руками, словно играющая на невидимом инструменте.
Искры мчатся по ее волосам, сливаются в единое голубое облако. Корабль стреляет отчаянно. Не обращая внимания на истребители, пытающиеся хоть как-то повредить ему. Всю мощь ударов женщина сосредотачивает на линкорах. На крейсерах. На матках. Защитные поля кораблей дрожат и прогибаются. Сила ударов превосходит все возможное. Интаро знает возможности своих линкоров. Их защитные поля должны выдерживать до десятка обычных залпов. Но куда там!
Один выстрел — и взрыв.
А промахи?
Их просто нет.
Нечеловеческая меткость. Невероятная сила.
Они возникают словно из ниоткуда, с низких уровней гиперпространства, с нечеловеческой точностью выходят в центре построений — и взрываются залпами невероятной мощности.
Удар — и тут же нырок.
Прежде чем им успевают ответить.
Они оказываются быстрее любого компьютера.
Быстрее, сильнее, безжалостнее — они видят уязвимые места и наносят удары.
Милосердие им неведомо.
Создания Эрасмиуса Гризмера выкладываются на полную катушку. Если бы их создатель видел это — он был бы безумно горд собой.
Он это сотворил.
Так ведет битву эскадра Авроры. Сорок кораблей.
Так мало.
Так много.
Она — самая страшная противница. Но и те, кто оказался под ее командованием, представляют серьезную проблему.
Они ныряют в гипер на такие уровни, куда заказан путь армаде Висена. Выпрыгивают из него в самый неподходящий момент — и стреляют, стреляют по самым опасным противникам.
Крейсера. Матки. Линкоры…
Одного залпа хватает, чтобы уничтожить крейсер, серьезно повредить линкор и матку… Два залпа уничтожают и линкор.
И все же они гибнут.
Один за другим.
Аврора пока держится. Ее корчит от боли после каждого попадания, по щекам катятся слезы, но — плевать!
Этого Эрасмиус Гризмер не учел — и каждое попадание она воспринимает как рваную рану на своем теле. Гибель каждого корабля из ее эскадры — как будто раскаленными щипцами отрывают куски тела.
Аврора не знает, что Эрасмиус предусмотрел метод катапультирования пилотов. Не для всех кораблей, нет. Но три уже погибли и ушли на низкие уровни гипера в спаскапсулах. Потом создатель может позвать их — и они вернутся. Но сейчас они там, где их не может достать схватка.
Ей это безразлично.
Ей надо уничтожить Интаро Висена. Другой мысли не остается.
Боль? Она сейчас защищает своих детей. О какой боли вы говорите?
Ей не больно. Больно только телу. А разум горит. Полыхает жарким пламенем. Аврора почти безумна. Если бы не Роман, она давно бы кинулась в схватку — безоглядно — и погибла. Но разум Романа заставляет ее удерживаться на последней грани.
Она отдает команды и ведет бой, расчищая себе дорогу к смертельному врагу.
Угроза ее детям не должна существовать.
Роман ничего не ощущает, кроме боли.
Не так.
БОЛИ.
Страшной. Разрывающей на части разум и тело.
Она пришла, еще когда атаковал сам корабль. Тогда Роман и перестал что-либо ощущать.
Мимо него прошли и разговор с Висеном, и начало боя.
Если бы не кровь Авроры в его венах — корабль вообще отторг бы его. И уничтожил. Но кровь есть кровь. ДНК опознана — и Роман воспринимается как часть Авроры.
Беда в другом.
Осознав, что внутри капсулы находится нечто чужеродное — пусть только частично чужеродное, — корабль начинает перестройку.
Он не будет уничтожать Романа. И не отторгнет его. Но перестроит под себя. Из капсулы Роман должен выйти таким же пилотом, как Аврора, — или не выйти вовсе.
И сейчас Роману Варину просто больно.
Безумно больно.
Последними остатками сознания он помнит, что рядом — Аврора. Что надо думать о ней, надо чувствовать ее рядом, надо, надо, надо…