КиберLove. Секрет звездного странника (СИ) - Абалова Татьяна Геннадьевна "taty ana"
– А кстати, где она?
– Все там же, на Эйдор–Эп.
– Она знает, что случилось со мной?
– Нет. Никто не знает. Как только я получил твои фотографии, я сразу сказал Инку, что выхожу из предвыборных гонок. В твоей академии уверены, что ты поехала навестить мать, а мама думает, что ты укатила в путешествие с друзьями. Я сказал ей, чтобы она не мешала твоему отдыху расспросами и разговорами.
– Прости меня, папа. Я так виновата, – я опустила голову.
– Я снял свою кандидатуру не потому, что испугался осуждения, – его большая ладонь легла на мою макушку и потрепала волосы. – Я боялся за твою жизнь. Я на все пошел бы, лишь бы тебя вернули живой.
– Они блефовали, я почти сразу сбежала.
– Я не знал, пока мне не позвонил Матвей. Не трогай его сейчас. У него у самого слишком много проблем. Он выйдет на связь, как только освободится.
Я расстегнула цепочку и отдала мини–зумком отцу. Пусть побудет у него. Я собиралась стать взрослее, умнее и самостоятельнее. Мне представилась отличная возможность осуществить свои планы.
– Папа, ты вернешься в политику?
– Да, теперь обязательно вернусь. Нельзя отдавать власть в грязные руки.
– Что будет с Инком?
– Я не завидую Массуро. Ему придется объяснить, что делал его сын на Липуту. Мне передали записи с видеокамер, и там ясно видно, что ты шла к нему не по доброй воле. Перед тем, как засунуть тебя в машину, он застегнул на твоих запястьях наручники. Я представляю, что он творил бы с тобой, окажись ты в его власти.
– Лерих погиб. Его выбросили из вертолета.
– Он сам шел к бесславному концу. Мог стать прекрасным скульптором. Я видел его работы. Специально ходил. И знаешь, именно это несоответствие толкнуло меня на мысль, что мы сами растим монстров. Своими запретами. Нежеланием видеть в вахах людей. Не сразу, но мы исправим наш мир.
– Ты по–прежнему хочешь быть президентом?
– Нет. Я останусь в большой политике, но президентом должен стать более прогрессивный кандидат. У нас есть такие, просто мы, консерваторы, не давали им хода. Теперь многое изменится.
Да, пришла пора перемен.
За время полета я тщательно следила за новостями. В центре моих интересов, конечно же, были Крагнатум с его многочисленными спутниками, и Верлакс, где стареющий президент все–таки объявил о своей отставке. Я разглядывала с многократным увеличением фотографии сдающего пост президента, но в его окружении ни разу не мелькнуло лицо Матвея.
Я уже отчаялась узнать, какая судьба постигла кибернета – мою копию, похищенную черными тварями. Продолжается ли трансформация Ивара, или ее сумели остановить. Что стало с Ией – я не нашла ее фотографий, словно кто–то тщательно подтер информацию о ней в сети. Я злилась, и прежде всего на себя, поскольку сама была виновата в молчании Матвея. Почему я уверовала, что он всегда будет рядом, если бесконечно твердила, что мне требуется для взросления три года? Чему тогда удивляться, что он обрубил все связи? Расти и умней, Дана. Ты именно этого и хотела.
Я грустно усмехнулась, представив, что пройдет оговоренное время, и Матвей появится на моем пороге со словами: «Я построил наш город. Принимай хозяйство». А ведь он может. И я с визгом брошусь к нему на шею, потому что нет такого срока, за который я умудрилась бы разлюбить своего Звездного странника.
Глава 32
Прошло полгода с тех пор, как я вернулась на Персерону. Я исправно ходила в Академию, посещала показы и выставки, наращивая базу знаний и развивала вкус, развлекалась в компании подруг и часами просиживала в библиотеке, собирая материал для курсовых, которые мне назначили в качестве отработки за пропущенные занятия. В общем, вела тот образ жизни, что свойственен восемнадцатилетней девушке.
Мы находились не в том возрасте, когда живо интересуются политикой, но и нас взволновали изменения, которые провозгласил президент. Нет, не новый. Персероной все еще управлял старый президент. Выборы в связи с разоблачением Массуро Инка перенесли, едва не установив чрезвычайное положение в стране. Вскрылась вся его подпольно–разлагающая деятельность. В прессе всплывали имена то одного, то другого семейства, подвергшегося шантажу и унижению.
Мало по малу возвращались с Софры смешанные семьи – никто больше не преследовал за связь с вахами или аденцами. Готовился закон, запрещающий дискриминацию по кастовому признаку. Президент – ярый консерватор, скрипел зубами, но подчинялся. Он чувствовал, что над ним тоже сгущаются тучи. Пришла пора отвечать за смерти тех, кого он приказывал уничтожить, дабы доказать, что для закона нет преград: скройся хоть на краю системы, но тебя настигнет карающая рука.
Мой отец обрел второе дыхание. Он практически отсутствовал дома. И хотя Гризли Лерой так и не открылся своим соратникам по партии, в каких я побывала передрягах, он с пониманием относился к тем, кто пострадал от рук последователей Инка.
Открывая свежую страницу новостей, я всякий раз холодела, боясь увидеть в журналистском расследовании свое имя. Утешало лишь уверение нашей службы безопасности, что кто–то уничтожил с зумкома Лериха всю информацию, касающуюся его связи со мной. У следствия не было причин привлекать меня в качестве свидетеля. Неизвестно, как заткнули самого Массуро Инка, но он тоже не проронил ни слова. Возможно, не хотел увеличивать себе срок заключения новыми фактами шантажа.
Я видела его однажды. Нет, не напрямую, а в новостях. И совсем не узнала. Массуро Инк превратился в старика. Папа тогда сказал, что ему тоже незачем было бы жить, если бы я погибла. Массуро лишился сразу двух сыновей, и вся та империя, которую он так тщательно строил, теперь разваливалась.
В нашем особняке тоже произошли серьезные изменения. Служба безопасности в лице киборгов Кардиса и Поля установила по периметру территории сложный охранный контур. Я ради интереса попробовала пройти прежней дорожкой, помогшей мне однажды сбежать, и была неприятно удивлена, обнаружив, что сигнализация предотвращает проникновение не только снаружи, но и попытку выбраться наружу. Отец и сын учли свои промахи, и теперь, если бы мне вздумалось тайно прогуляться, они враз задержали бы лазутчика.
– Что? – скалился пришедший на сработавшую сигнализацию Поль. – Больно?
Я потирала задницу, в которую получила приличный разряд тока.
– Почему бьет именно сюда? – спросила я, убедившись, что на штанах не осталось подпалины. – Нет, чтобы ударить по рукам, я бы тогда сразу их отдернула и пошла… искать другую лазейку.
– Это наша месть тебе, милая. Думаешь, нам было сладко, когда твой отец учил нас жизни? – он повернул голову и показал на вмятину в металлической пластине, закрывающей нижнюю челюсть. – Специально не стал выпрямлять след от кулака Гризли Лероя. Чтобы на всю жизнь запомнить, что не следует доверять всяким вертихвосткам.
– Ты поосторожнее со словами, Поль. У меня удар не хуже, чем у отца. Я тебе быстро подправлю другую сторону.
Но урок киборгов я тоже запомнила. Не следует лезть туда, где можно отхватить по заднице.
Дружба с Жейдой и Ригом многому меня научила. Я стала бережнее относиться к простым людям. Раньше я не замечала обслуживающий персонал. Совсем немногих из них знала в лицо, а уж тем более по имени, и частенько не удосуживала даже взглядом.
В первые дни после долгого путешествия, стоило мне остановиться и поинтересоваться у кого–то из слуг, как их дела, они шарахались от меня и едва ли не перекрещивались.
– Что с вами случилось, барышня? – спросила меня как–то повариха Мелори. Я заявилась в ее владения и уселась завтракать среди кастрюль и общипанной дичи. Здесь было тепло и уютно. С недавних пор я невзлюбила одиночество, особенно в выходные дни. – Вы пугаете нас.
– Чем же? – я закатила глаза от удовольствия, понимая насколько хорошо готовит Мелори. Во время своего космического приключения я ела «черт знает что» – так обычно характеризовала пищу астронавтов наша сварливая повариха.
