Урсула Гуин - Крылья ночи (сборник)
— Иногда… — начал Роканнон и умолк.
— Да? — так и не дождавшись продолжения, спросил слегка охрипшим голосом Кето.
— Иногда у меня такое чувство, будто я… когда я встречаю жителей этих миров, о которых мы знаем так мало… у меня чувство… будто я забрел в какую-то легенду или в трагический миф, которого не понимаю…
— Да, — сказал, откашливаясь, куратор. — Интересно… интересно, какое у нее имя?
Семли Прекрасная, Семли Золотоволосая, Семли Драгоценного Ожерелья. Гдема склонились перед волей ее, и склонились сами Повелители Звезд в том страшном месте, куда доставили ее Земляные, в городе по ту сторону ночи. Они поклонились ей и с радостью отдали ее сокровище, лежавшее среди их собственных.
Но ей еще не удалось сбросить тяжесть этих подземелий, где глыбы камня нависают над головой, где нельзя разобрать, кто говорит и что делают, где отдаются гулкие голоса и серые руки тянутся, тянутся… Довольно об этом. Она заплатила за ожерелье; ну и прекрасно. Цена уплачена, что прошло, то прошло.
Там, внизу, из какого-то ящика выполз ее крылатый конь, глаза у него словно были затянуты пленкой, а шерсть вся в кристалликах льда, и после того, как они вышли из подземелий гдема на свет, он сперва ни за что не хотел взлететь. Но теперь он, кажется, пришел в себя и резво несся по ясному небу к Халлану, и ему помогал, дуя в спину, ровный южный ветер.
— Быстрее, быстрее, — торопила Семли, начиная смеяться все громче по мере того, как ветер разгонял мрак, наполнявший ее душу. — Я хочу увидеть Дурхала, скоро-скоро…
И, летя стремительно, к вечеру второго дня пути они прибыли в Халлан. Крылатый взмыл вверх, минуя тысячу ступеней Халлана и Мост-над-Бездной, под которым лес падал вдруг на тысячу футов вниз, и теперь подземелья гдема показались ей всего лишь дурным сном. В золотом свете вечера Семли слезла во Дворе Прилетов с седла и взошла по последним ступеням, между каменными изваяниями героев и двумя привратниками, которые, не отрывая взгляда от того, сверкающего и прекрасного, что лежало на ее груди, перед ней склонились.
В Предзалье она остановила проходившую мимо девушку, очень хорошенькую, из близких, судя по сходству, родственниц Дурхала, хотя вспомнить, кто она, Семли не удалось.
— Ты меня знаешь, юная? Я Семли, жена Дурхала Будь так любезна, пойди к высокородной Дуроссе и скажи ей, что я вернулась.
Она боялась встретиться с Дурхалом наедине, ей нужно было заступничество Дуроссы.
Девушка смотрела на Семли во все глаза, и выражение лица у нее было очень странное. Однако она выдавила из себя: “Да, госпожа” и опрометью бросилась к Башне.
Семли стояла и ждала под осыпающимися, покрытыми позолотой стенами. Никто не появлялся; не время ли трапезы сейчас? Тишина становилась тягостной. Дуроссы все не было, и Семли сделала шаг к лестнице, которая вела в Башню. Но по каменным плитам навстречу ей, с плачем протягивая к ней руки, спешила какая-то незнакомая старуха:
— О Семли, Семли!
Кто эта седая женщина? Семли попятилась.
— Но кто вы, госпожа?
— Я Дуросса, Семли.
Семли не шевельнулась и не произнесла ни слова, пока Дуросса обнимала ее, и плакала, и спрашивала: верно ли, что все эти долгие годы ее не отпускали и держали под своими чарами гдема, или это сделали с ней фииа? Потом, перестав плакать, Дуросса отступила назад.
— Ты по-прежнему молодая, Семли. Такая же, какой была в день, когда уходила. И у тебя на шее ожерелье…
— Я принесла свой подарок моему мужу Дурхалу. Где он?
— Дурхал умер.
Семли оцепенела.
— Твой муж, а мой брат Дурхал, Властитель Халлана, погиб в бою семь лет назад. Девять лет не было тебя. Повелители Звезд больше не появлялись. Начались войны с властителями на востоке и с ангья Логга и Хул-Оррена. Дурхал воевал, и его убил копьем какой-то презренный ольгьо, потому что мало брони служило защитой его телу и совсем никакой — его духу. Он лежит, похороненный, в полях над Орренскими топями.
Семли отвернулась.
— Если так, я пойду к нему, — сказала она, кладя руку на золотую цепь, отяжелявшую ее шею. — Я отдам ему мой подарок.
— Подожди, Семли! Дочь Дурхала, твоя дочь — вот она, Хальдре Прекрасная, посмотри!
Это была та самая девушка, которая ей встретилась и которую она послала за Дуроссой, девушка в самом расцвете юной красоты, и глаза у нее были такие же, как у Дурхала — синие. Она стояла рядом с Дуроссой и, широко открыв глаза, смотрела на эту женщину, Семли, свою мать и ровесницу. И возраст был один, и золотые волосы, и красота — только Семли была чуть выше и на груди у нее сверкал синий камень.
— Возьмите его, возьмите. Я для Дурхала и для Хальдре принесла его с дальнего края ночи!
Выкрикивая это, Семли сдернула с себя тяжелую цепь, и ожерелье, упав на камни, зазвенело холодным и чистым звоном.
— Возьми его, Хальдре!
С громкими рыданиями Семли бросилась прочь из Халлана, через мост — вниз, с одной длинной и широкой ступени на другую, и помчалась, как дикий зверь, спасающийся от погони, на восток, в лес на склоне горы, и исчезла.
Роберт ШЕКЛИ
КООРДИНАТЫ ЧУДЕС
Часть I. ОТБЫТИЕ
ГЛАВА 1
День был на редкость бестолковый. Придя в контору, Том Кармоди чуть пофлиртовал с мисс Гиббон, позволил себе возразить самому мистеру Уэйнбоку и добрых минут пятнадцать обсуждал с Блекуэллом шансы регбистов из команды “Гиганты”. В конце дня заспорил с мистером Зейдлицем, заспорил яростно, и совершенно не разбираясь в сути дела, об истощении природных ресурсов страны и бессовестном натиске разрушительных факторов, а именно совместного обучения, армейской инженерной службы, туристов, огненных муравьев и фабрикантов бумаги. Все они, — так он утверждал, — виновны в уничтожении последних милых островков нетронутой природы.
— Ну-ну, Том, — сказал язвительный Зейдлиц — И вас на самом деле все это волнует? Ведь нет же!
Кого не волнует?.. Его не волнует?!..
А мисс Гиббон, привлекательная, юная, с аккуратненьким подбородком, сказала вдруг:
— О, мистер Кармоди, я считаю, что вы не должны говорить такое!
Что он говорил ей такого и почему не должен был говорить — Кармоди так и не смог припомнить. И грех остался на его душе, неосознанный и неотпущенный.
А его начальник, пухленький и мягкий мистер Уэйнбок, сказал неожиданно:
— Послушайте, Том, а ведь в ваших словах, кажется, что-то есть. Я попробую разобраться.
Кармоди, однако, уже сам понял, что в его словах было так мало смысла, что разбираться в них совсем не стоило.
Высокий насмешливый Джордж Блекуэлл, который умел говорить, не двигая верхней губой, и тот сказал:
— Думаю, что вы правы, Кармоди, честное слово! Если они переведут Восса из полузащитников в трехчетвертные, мы увидим настоящий пас.
А Кармоди, после дальнейших размышлений, пришел к выводу, что это ничего не изменит.
Кармоди был спокойным человеком, с юмором, преимущественно меланхолическим. Рост и самомнение — чуть выше среднего. Убеждения его были шатки, зато намерения — всегда самые лучшие. Пожалуй, у него была склонность к хандре. Впрочем, она легко сменялась вспышками возбуждения, то есть он был циклотимик — рослые остроглазые мужчины, с предками-ирландцами, как правило, циклотимики, особенно после тридцати.
Он прилично играл в бридж, хотя и недооценивал свое мастерство. Считал себя атеистом, но больше по инерции, чем по убеждению.
Он был рожден под знаком Девы при управлении Сатурна, находившегося в Доме Солнца. Преклонялся перед героическим — это показывали звезды в Доме Талантов. Уже одно это говорило о его незаурядности. Общечеловеческое клеймо стояло на нем, он был одновременно предсказуем и неподвластен року. Шаблонное чудо!
Кармоди покинул контору в 5.45 и сел в метро. Там его толкали и мяли другие страдальцы, умом он им сочувствовал, но бока его возмущались.
Он вышел на 96-й улице и прошел несколько кварталов пешком до своей квартиры на Вест-Энд Авеню. Швейцар весело приветствовал его, лифтер одарил дружеским кивком. Кармоди отпер дверь, вошел внутрь и лег на кушетку. Жена его проводила отпуск в Майами, поэтому он мог безнаказанно возложить ноги на мраморный столик.
Мгновение спустя раздался удар грома, и в комнате полыхнула молния. Кармоди сел и зачем-то откашлялся. Гром громыхал несколько секунд, затем вострубили трубы. Кармоди поспешно убрал ноги с мраморного столика. Трубы смолкли, их сменили бравые звуки волынки. Снова вспыхнула молния, и в ее сиянии возник человек.
Человек был среднего роста, коренастый, в золотистом пиджаке и оранжевых брюках. Лицо как лицо, но без ушей. Он сделал два шага вперед, остановился, протянул руку в пустоту и выдернул свиток — так грубо, что изрядно порвал его при этом. Прочистил горло — звук был похож на сильный удар мяча — и сказал:
