Елена Долгова - Центурион
Стриж вступил на коралловый гравий университетских тропинок, прошел кипарисовой аллеей, дернул витую ручку тяжелой двери.
– Профессор Милорад очень занят…
Некрасивая, с лошадиными зубами и доброй улыбкой секретарша подняла усталое лицо от груды бумаг.
– Я не задержу его надолго.
– Но… Я не могу. Он и вправду занят. Может быть, я спрошу профессора?
Стриж кивнул.
– Скажите профессору – пришел по делу знакомый его брата.
Секретарша исчезла за надежной, какой-то уютно-старомодной дверью. Через минуту она вышла, едва заметно изменившись в лице.
– Вас ждут.
Стриж вошел, окинул взглядом тяжелые полки с книгами, широкий стол, изящную стойку дорогого, “морского” аквариума в углу. Сухой, подтянутый старик с клиновидной бородкой поднялся ему навстречу.
– Вы привезли известия от моего брата? Он решился-таки на мировую? Почему он не позвонил, не прилетел сам?
Стриж медленно опустился в широкое “гостевое” кресло.
– Я не привез известий.
Профессор Милорад (одаренный в студенческой среде прозвищем “Птеродактиль”) резко отшатнулся. Казалось, очки его гневно сверкнули.
– Вы пришли посмеяться надо мной?
– Нет.
– Кто вы?
– Я сказал вам правду. Я знаком с вашим любимым и ненавидимым братом, Кеем Милорадом, комендантом Форт-Харай.
Дезет снова восхитился – старик просчитал ситуацию мгновенно. Он с отвращением оглядел Стрижа.
– Ясно. Вы мне солгали. Вы просто сидели, вы – бывший заключенный. Убирайтесь вон.
Стриж скрестил руки на груди и покачал головой.
– Я не уйду.
– Я вызову охрану.
– Я ни в чем не солгал вам. Вы сами запутались и обманули себя пустыми надеждами. Я сказал вам правду. Я был знаком с вашим братом и пришел по делу, по своему делу. Это дело касается жизни человека.
– Убирайтесь.
Стриж не торопясь открыл сумку, вынул свернутую газету и бросил ее резким жестом прямо на стол перед оторопевшим профессором.
– Вы были знакомы с Джулией Симониан?
– Допустим.
– Прочтите это.
Милорад нехотя потянулся к листку, взял его, поправил льдисто сверкающие очки.
– Зачем мне все это? – он резко отложил газету. – Да, я знал эту девочку.
– Тогда ответьте мне на пару вопросов.
– Не вижу причин для откровенности. Я уже все сказал полиции.
– Вы сказали, что не знаете ничего.
– Это правда.
– Вся правда?
– Вся.
– Еще раз повторяю – вся?
Птеродактиль напрягся, резко встал, прошелся из угла в угол, рассеяно потер рукой лоб, оставляя на бледной коже болезненные красные пятна.
– Да! Вся!
– Не лгите.
– Кто вы такой, чтобы учить меня правде? Убирайтесь вон. Я охрану позову.
Стриж, не торопясь, встал, убрал газету.
– Что ж, профессор Милорад. Не утруждайтесь. Я сейчас уйду. Не скажу, чтобы приятно было познакомиться. Ваш столь непопулярный в либеральном семействе брат гораздо честнее. Его собаки и решетки, по крайней мере, не содержат в своей сущности лжи.
На самом пороге Дезет оглянулся.
– Я не знаю, что заставляет вас молчать – мелочный страх или нечто повесомее. Но можете не сомневаться – я и без помощи патологического труса найду тех, кто похитил Джулию Симониан. А вам… Ладно. Желаю процветания не вам – вашей совести.
Он шагнул за порог.
– Постойте!
– Прощайте.
– Да стойте же вы, упрямый идиот!
Стриж остановился.
– Вернитесь, сядьте!
Дезет, помедлив, вернулся.
– Ну и?
Птеродактиль снял кристально чистые очки, обнажив усталые, беззащитные, близорукие, в мелких морщинках глаза.
– Вы зря раскричались на меня, молодой человек. В конце концов, почему я должен верить первому встречному? Кто вы такой, наконец? Вы ведь не из полиции?
– Я друг Джулии Симониан.
– Я стар, я не привык верить на слово.
– У меня нет доказательств.
– Ладно, хорошо. Чего вы хотите?
– Хочу знать, что произошло на самом деле.
Профессор Милорад безнадежно махнул рукой.
– Я не солгал вам – я не знаю. Могу лишь догадываться. Кому нужны догадки старого, пропитанного книжной пылью параноика?
– Они нужны мне.
Птеродактиль безнадежно покачал головой.
– Она исчезла в ночь после приема. Пришла туда с тем самым мальчиком, которого…
– Убили?
– Нет. Он жив – пока. Лежит в клинике. Он единственный, кто мог бы пролить свет, но, поверьте, это безнадежно – мальчик стал растением. Больше никто ничего не знает, не помнит, ни видел, с кем она ушла. Разве что…
Стриж навострил уши.
– …наверное, я не должен делать того, что сделаю сейчас. Но… Спросите-ка лучше обо всем Хэри Майера.
– Пси-философа?
Птеродактиль молча кивнул.
– За ним что-то конкретное?
– Конкретное? О нет. Так – слухи, сплетни, его повышенный интерес к общементальной проблеме, широкий и сомнительный круг знакомств. Есть вероятность, и ненулевая, что он и вовсе здесь не причем.
– Адрес?
Милорад, поколебавшись, назвал. Дезет встал.
– Прощайте, профессор. Я искренне желаю вам долгих дней и покоя.
– Прощайте, нахальный незнакомец, я желаю вам удачи.
Стриж осторожно затворил дверь, легко вышел под редкие, неяркие, тревожно мерцающие вечерние звезды.
* * *
Центральная Клиника Параду светилась в наступающей темноте сотнями окон. Дезет улыбнулся серой, как осторожная маленькая мышка, медсестре.
– Вы родственник? – только и сказала она.
– Старый друг, – не моргнув глазом ответил Стриж.
Девушка решительно покачала головой.
– Пациент не в том состоянии…
Стриж умоляюще посмотрел в ее блеклые, чуть покрасневшие в уголках глаза.
– Я ехал издалека, провел в пути двое суток. Этот человек – мой лучший друг. Как знать – вдруг ему станет лучше? Я не прощу себе, если не сделаю для него все… Пожалуйста. Прошу вас.
Он замялся, исчерпав слова. Девушка вздохнула. В ней, пожалуй, было нечто от сострадалистки – слабый ментальный дар?
– Ладно, идите. Только быстро. Я не хочу получить из-за вас нагоняй. Вот, возьмите…
Стриж, нацепив для маскировки куцый халатик, прошел коридорами в просторную тихую палату. Низкая кровать стояла у стены, трубка капельницы как змея оплетала руку лежащего неподвижно человека. Пухлые щеки, бледная кожа лица, начисто выбритая, перевязанная голова.
– О, Разум. Это почти мальчишка.
Юноша не шевелился.
– Диззи, ты меня слышишь?
Стрижу показалось, что веки раненого чуть заметно дрогнули.
– Диззи, я друг Джу. Я прилетел специально, чтобы помочь ей. Мне нужна информация. Ты меня слышишь?
Веки чуть приподнялись и снова опустились. “Да”.
– Ты можешь говорить?
Веки остались неподвижными. “Нет”.
– Ты видел, как похитили Джу в тот самый вечер?
Веки неопределенно затрепетали. “Я неправильно поставил вопрос” – осенило иллирианца. “Он же мог не видеть, но, тем не менее – знать. Откуда? Например, догадался. Она могла сказать ему об опасности.”
– Ты знаешь, кто напал на нее?
На этот раз ответ был однозначным. “Да.”
– Прошу тебя, Диззи, помоги мне. Сейчас я буду назвать имена. Если имя – то самое, дай мне знать.
Стриж называл наугад – имена вымышленные и реальные, в том числе имя профессора Милорада. Веки Диззи оставались сомкнутыми. При имени “Хэри Майер” они заметно приподнялись.
– Значит, Майер.
“Да.”
Стриж посидел еще с минуту, собрался с мыслями. Потом осторожно дотронулся до бессильно лежащей, холодной, почти мертвой руки.
– Спасибо, друг. Чуда не обещаю, но, поверь, я сделаю все, что смогу.
По щеке раненого медленно скатилась длинная прозрачная капля.
Стриж вышел, твердо решив не оборачиваться.
* * *
Ночь оказалась теплой, он провел ее остаток на морском берегу – появляться в отеле было рискованно.
Пахло гниющими водорослями. Стриж сидел на обросшем длинной зеленью валуне, швырял плоские камешки в сонное, темно-зеленое море. Потом спал в кем-то забытом на пляже шезлонге. Тусклое утро бросило на морскую гладь отблеск перламутровой чешуи.
Дезет встал, поднял сумку и слегка влажную куртку, стряхнул прилипшие песчинки и зашагал вдоль берега – туда, где нежно белели башенки хорошо охраняемых фешенебельных вилл. Набежавшие волны лизали берег, расплываясь тонкой кружевной пленкой пены.
Утром спят сторожевые псы и редеют патрули безопасности, утро помогло иллирианцу найти дорогу, он ловко перемахнул через пару ажурных заборчиков, на ходу отметив обильно замаскированные декором, бессильные против него датчики дорогих, усовершенствованных пси-сторожей.
– Вы меня не ждали? Отлично. А вот и я!..
Глава XX
Абрис проблемы
7006 год, Каленусийская Конфедерация
Фантом отодвинул прочь пульт Системы, встал, прошелся, стряхивая напряжение.
– Итак, Стриж обошел нас на первом же повороте.
