Станислав Лем - Солярис. Эдем. Непобедимый (сборник)
– Сколько мы уже сделали? – спросил Химик, когда Координатор вернулся.
– Пятьдесят четыре, – ответил тот и осторожно тронул машину с места.
Вездеход мягко качнулся, переехал через ленту (она выглядела как идеально прямой канал, наполненный застывшей ртутью) и, увеличивая скорость, помчался мимо мачт, увенчанных вибрирующими вихрями, пролетающими то слева, то справа. Потом многорядье мачт плавно повернуло на восток, а вездеход продолжал мчаться по прямой – стрелка компаса все время показывала точно на букву «S».
Плато выглядело угрюмо: растительность постепенно сдавала свои позиции в сражениях с массами песка, которые приносил горячий, как из печки, восточный ветер. Из низких барханов торчали почерневшие, только у самой земли бледно-карминные кусты с осыпающимися кожистыми стручками. Иногда в высохших зарослях шевелилось что-то пепельное, несколько раз чуть ли не из-под самых колес вездехода выскакивали какие-то существа, но люди не успевали рассмотреть даже контуры этих животных – с такой стремительностью те влетали в чащу.
Координатор лавировал, объезжая заросли колючего кустарника. Раз пришлось даже вернуться, когда они въехали в просеку, наглухо перекрытую песчаной дюной. Ехать становилось все труднее. Чувствовалось отсутствие воды; большинство растений было совсем сожжено солнцем, под порывами горячего ветра они издавали мертвый бумажный шелест. Вездеход поспешно поворачивал, двигаясь вдоль стен, образованных нависшими ветвями, из полопавшихся гроздьев сыпалась желтоватая пыль, которая покрывала ветровое стекло, комбинезоны, лица людей; дышать было трудно. Доктор поднялся с сиденья и наклонился вперед, когда неожиданно завизжали тормоза, и машина остановилась.
Впереди, в нескольких десятках шагов, плато обрывалось, кусты тянулись до самой линии обрыва черной, янтарно отсвечивающей под солнцем щеткой. Вдали над невидимой котловиной вставали склоны высоких гор. Координатор выпрыгнул из машины и пошел к ближайшему кусту с длинными, мягко раскачивающимися на фоне неба ветками.
– Спустимся, – сказал он, возвращаясь.
Машина осторожно двинулась вперед, внезапно задрала зад, как будто собиралась перевернуться, канистра забренчала, ударяясь о решетку багажника, тормоза предостерегающе зашипели. Координатор включил насос, колеса разбухли на глазах, неровности крутизны сразу же стали ощущаться меньше.
Они увидели, что спускаются к волнистой пелене облаков. Изнутри ее пробивал грушевидный столб бурого дыма. Он почти не расплывался в воздухе. Это своего рода вулканическое извержение длилось несколько десятков секунд, потом столб дыма с огромной быстротой начал опадать, скрываясь между белыми облаками, пока не исчез в них, всосанный обратно в гигантскую глотку, которая перед этим его вытолкнула.
Вся долина делилась на два яруса: верхний – ярко освещенный солнцем, и нижний – далекий, невидимый, затянутый пеленой непроницаемых облаков. Вездеход катился к ним, раскачиваясь и подпрыгивая, прерывисто попискивая тормозами. Лучи низкого солнца еще несколько минут освещали далекие склоны на противоположной стороне, где, будто вырастая из чащи бурых и фиолетовых зарослей, торчали, поблескивая, приземистые сооружения с зеркальными поверхностями. Смотреть на них было трудно – отраженное солнце ослепляло. До слоя белых облаков, казалось, было рукой подать, граница обрыва, обозначенная на голубом фоне зубчатой линией кустов, осталась высоко позади; машина шла все медленнее. Внезапно они окунулись в какие-то влажные испарения, вокруг потемнело. Координатор снова притормозил; теперь они продвигались шаг за шагом. Потом зрение приноровилось к окружавшей их молочной дымке. Координатор включил фары, но сразу же их погасил, потому что электрический свет не пробивал эту мглу. Внезапно она развеялась.
Стало холодней, в воздухе висела влага. Вездеход катился по отлогому склону. Низкие облака тянулись далеко к бурым, черным и серым пятнам, расплывающимся в глубине долины. Впереди что-то слабо, туманно поблескивало, как будто в воздухе был разлит слой маслянистой жидкости. Они почувствовали, что у них снова затуманились глаза. Доктор и Химик почти одновременно подняли руки, чтобы протереть их, но безрезультатно. Вдруг от мерцающего сияния отделилась темная точка и направилась навстречу людям. Вездеход шел теперь по ровному месту, такому гладкому, словно оно было искусственно укатано и утрамбовано; черная точка росла, люди увидели, что она катится на круглых колесах, – это был их вездеход, его отражение в какой-то поверхности. Когда изображение стало таким большим, что люди уже почти различали собственные черты, оно начало колебаться и пропало. Через то место, где должно было находиться невидимое зеркало, машина прошла, не встретив никакого препятствия, лишь на мгновение ее залила волна слабого тепла, будто они проехали через невидимую разогретую преграду. В то же мгновение исчезло то, что минуту назад мешало им смотреть вперед.
Под шинами захлюпало – вездеход въехал в мелкое болотистое озерцо, вернее, в лужу, по которой тянулись мутные полосы. Там и тут возвышались бугры более светлой почвы, пропитанной водой, по ним текли ручейки, вливающиеся в лужу. Дальше, по правую сторону, темнели какие-то бесформенные развалины, похожие не столько на остатки стен, сколько на рулоны перепачканных помятых тканей, лежащие один на другом, то возносящиеся на высоту нескольких метров, то опускающиеся к самой поверхности. Вездеход пробирался между ямами; что в них было, люди не видели. Координатор, подъехав вплотную к глинистому отвалу, остановился около одного из них, вылез из машины и вскарабкался на груду породы. Он наклонился над прямоугольным колодцем. Химик и Доктор увидели, как изменилось его лицо, и молча выскочили вслед за ним; ком глины развалился под ногой Доктора, чавкнуло болото. Химик поддержал его и потянул за собой.
В яме с отвесными утрамбованными стенками лежал навзничь обнаженный труп с лицом, залитым водой. Над черным зеркалом воды выступали только мощные грудные мышцы, между которыми торчал детский торс.
Трое людей подняли головы, переглянулись и спустились с глинистого бугра. Из рыхлых комьев глины при каждом шаге выдавливалась вода.
– На этой планете есть что-нибудь кроме могил? – спросил Химик.
Они стояли около вездехода, не зная, что делать. Координатор побледнел, отвернулся, огляделся кругом. Повсюду тянулись неровные ряды глинистых бугров, чуть дальше справа серели громады таких же взлохмаченных руин, среди них белела какая-то змеистая линия. По другую сторону – за пятнами перекопанной глины – блестела суживающаяся кверху наклонная плоскость, как бы отлитая из пористого металла. От ее основания расходились зубчатые полосы. Вдали между лениво проплывающими облаками испарений просвечивало что-то отвесное, черное, похожее на стенку огромного котла; сквозь редкие разрывы тумана или пара проглядывали фрагменты чего-то целого, и чувствовалось только, что там стоит нечто огромное, словно вырубленное из целой скалы.
Координатор уже садился в машину, когда издалека донесся глубокий, будто исходящий из недр вздох, беловатый туман слева разошелся, уступив мощному порыву ветра, который тотчас же принес горький всепроникающий запах. Они увидели взметнувшуюся к облакам трубу причудливой формы. Из нее перевернутым водопадом бил коричневый столб стометровой, пожалуй, толщины, он разбрасывал неспокойно волнующееся молоко туч и исчезал. Это длилось, может быть, с минуту, потом наступила тишина, снова послышался сдавленный стон, ветер изменил направление, тучи упали ниже, от них отделились, постепенно закрывая черную трубу, длинные султаны, и вскоре она почти целиком скрылась за ними.
Координатор дал знак. Доктор и Химик заняли свои места, вездеход неуклюже закачался на грудах глины и подошел к следующей яме; люди заглянули внутрь. Яма была пуста, в ней стояла только черная вода. Снова послышался далекий приглушенный шум, облака вспучились, из вулканической трубы вырвался коричневый гейзер и опять всосался обратно. Люди, поглощенные ездой и непрерывными остановками, обращали все меньше внимания и на эти равномерные изменения, и на кипение туч и дымов внутри котловины. Выше колен забрызганные грязью, они прыгали в рыхлые насыпи, карабкались по скользким склонам и заглядывали в ямы. Иногда под комком глины, сброшенной чьей-нибудь ногой, всплескивала вода, они спускались, садились в машину и ехали дальше.
Из восемнадцати осмотренных ям в семи были обнаружены мертвые тела. И, удивительное дело, по мере того как они находили новые трупы, их ужас, отвращение, негодование как будто шли на убыль. Возвращалась способность наблюдать. Они заметили, что чем ближе подъезжал вездеход к колеблющейся стене тумана, то заслонявшей, то вновь открывавшей черный колосс, тем меньше воды становилось в ямах. Наклонившись над очередным квадратным колодцем, они увидели, что все дно его занимает сложенное вдвое тело. Оно казалось бледнее других и вроде бы отличалось от них формой. Следующие две ямы оказались пустыми, а в третьей, совсем уже сухой, всего в нескольких сотнях шагов от лопатообразной наклонной плоскости, на боку лежало тело, совсем непохожее на другие; маленькие ручки торчали в стороны – одна из них была расщеплена у самого конца на два толстых отростка.
