Кэролайн Черри - Сайтин-1. Измена
— Не думаю, что они добьются успеха — выйдет так же, как с Бок, — рассудил в конце концов Джастин. — Я больше чем уверен. Тоже мне: нашли главное действующее лицо — Джейн Штрассен! Вся эта эндо… — Уоррик-младший умолк, ибо не относился к числу людей, способных в изрядном подпитии четко произнести слово «эндокринология». — Словом, чертова химия… С машинами все получается отменно, но природе, как говорится, не прикажешь. В теории все гладко. Но в конце концов девчонку просто доведут до сумасшествия, хуже, чем Бок. Им повезло бы больше, начни они с самого начала практиковать с нею погружение. Фактор творчества — сущая чушь. Пусть попробуют воспитать девчонку так, чтобы она полюбила работу Ари. Останется только добавить сопереживания при погружении, и готово дело! Весь проект, доложу тебе, просто сплошное безумие. Им нужен не талант Ари, не смышленый красивый ребенок, а сама Арии. Им не терпится вернуть власть, личность. Все просто: свора омоложенных стариков, стоящих одною ногой в могиле, пытается отсрочить кончину, ради чего готова истратить все деньги Ресиона. Настоящее бедствие. Речь идет о жизни многих людей, а наверху и в ус не дуют. А ребенка мне жаль, в самом деле жаль.
Грант смотрел на Джастина тяжелым долгим взглядом, а потом вдруг произнес:
— Думаю, что с творчеством и самой программой не все так просто…
— Черт побери, — пробормотал Джастин, сообразив, что иногда бездумно наступает брату на больную мозоль. Так уж получалось, что Уоррик-младший, открывая рот, напрочь забывал о ранимости Гранта. Джастин даже возненавидел себя за несдержанность. — Все это сплошная глупость. Не хочу верить, что именно тебе принадлежит решающее слово по проекту, над которым целый месяц трудилась дюжина старших программистов.
— Я не об этом. Я ази. Иногда я получаю преимущество перед прочими — я в состоянии видеть проблему в плоскости, недоступной для остальных. Франк тоже ази, но он не такой, как я. Я могу держаться слегка заносчиво. Я имею на это право. Но всякий раз при споре с Янни я чувствую себя не в своей тарелке.
— С Янни всякий чувствует себя не в своей тарелке.
— Слушай дальше. Не уверен, что ты способен испытывать те же эмоции. Я — могу. Но я досконально знаю, что заставляет меня вздрагивать при виде той книжки из спальни и какое влияние эта квартира оказывает на тебя. А теперь подумай, что они замыслили сделать с Арии. Дабы сохранить все, так или иначе имеющее отношение к ней, начальству пришлось отгрохать целое подземелье под холмом.
— То есть они знают все. Знают, к примеру, что в день, когда началась война, она ела на обед рыбу и что месячные у нее длятся два дня. Но, Грант, это ведь хлам, обычная рухлядь, которую они вознамерились хранить в тоннеле. — Умолкнув, Джастин вдруг подумал, что среди хлама находятся и «те» пленки, и они будут храниться до скончания веков. Таким образом, даже далекие потомки обо всем узнают. — А с Янни ты на ножах оттого, что он заводится с пол-оборота. Такой уж у него ангельский характер, да и потеря должности на Фаргоне не сделала его добрее.
— Нет, ты меня не слушаешь. Есть разница; Джастин, пойми, что мир для меня слишком сложен. Это единственный способ все объяснить. Я различаю макроструктуры куда лучше тебя, сосредоточиваю внимание на тонких материях. Но в психошаблонах ази есть нечто еще, неспособное справляться с первыми попавшимися макроструктурами. Джастин, а их там целый тоннель. Достаточно сохранить ее психошаблон, остальное — проще простого.
— Психошаблон, черт побери! Да ведь в нем заложены все ее поступки. Он помнит всех, кому Ари причиняла боль, а ей ведь стукнуло сто двадцать годков. Хочешь отправиться в Новгород и подкупить там советников — милости просим, и тогда тоннель наполнится быстро и до отказа.
— Я не могу. Не могу смотреть назад — именно так я себя теперь чувствую.
— Ты всю жизнь провел в этих стенах — можно было кое-чему научиться.
— Нет, тем же самым вещам научиться невозможно. Вот что я пытаюсь тебе внушить. Я мог бы изучить все, что знала Ари. Но я все еще слишком напряжен…
— Ничего подобного! Кто обнаружил конфликт среди семьдесят восьмых? Не я, заметь.
Грант пожал плечами:
— Но только потому, что вы, люди, в основном ошибаетесь, рационализируя противоречия. А я ни за что не пропущу такой ошибки.
— Ты без труда определяешь, что у меня на уме.
— Не всегда. Я не знаю, что с тобою вытворяла Ари. Знаю только, что случилось. Знаю также, что не испытал бы подобных последствий, — отозвался ази, мысленно отмечая, что выпала редкая возможность расставить все по местам. — Она могла переструктуризировать меня. На это она была мастерица. Правда, с тобой такой номер не прошел бы.
— Она успела чертовски много, — выдавил Джастин, и слова отозвались саднящей болью в груди. В особенности больно было признаваться в этом сегодня. А потому хотелось как можно скорее замять разговор на щекотливую тему.
— Она не могла. Твой психошаблон не из простых, его в одной книжке не опишешь. Ты слишком сложен. Подвержен изменениям. А вот мне в отношении изменений нужно держать ухо востро. Я в состоянии видеть даже внутренность своего рассудка. Он очень прост — там есть полости. А твой похож на ряд бутылок Клейна.
— Во дает! — фыркнул Джастин.
— Я охмелел.
— Мы оба охмелели, — подавшись вперед, Уоррик-младший опустил руку на плечо брата. — Что до Клейна, то мы оба имеем к нему отношение. Потому-то мы вынуждены вернуться на исходную позицию, и я готов побиться об заклад, что мой психошаблон не сложнее твоего. Хочешь поработать с ним?
— Я… — растерялся Грант. — Что, привести пример? Только что у меня захолонуло сердце. Я очень смутился. Это называется настрой на Старшего. Я не хочу этим заниматься, поскольку считаю, что не слишком умно впутывать сюда еще и твой ум — мне остается просто повиноваться, как если бы я получил приказ.
— Терпеть не могу, когда ты занимаешься самоанализом. Ты же не хочешь взяться за это оттого, что не знаешь наверняка, в какой именно момент нас подслушивает служба безопасности; к тому же у тебя есть кое-какие соображения личного характера, и ты любитель настоять на своем. Потому-то я не хочу, чтобы ты размышлял обо мне.
— Нет уж. — Грант, подавляя икоту, выразительно поднял указательный палец. Сейчас он был сама честность. — Самая главная причина нашего различия — эндо… эндо… — черт побери! Работа гормонов… В познании… Состав крови реагирует… На окружающую среду. Заданный стимул — иногда уровень адреналина повышается, иногда понижается — иногда происходит что-нибудь еще — все окутано мрачной неизвестностью. Разнообразие — во взятой наугад среде. Отдельные вещи ты запоминаешь верно, другие неверно. Что-то запоминается сразу, что-то с трудом. Мы… — Ази снова икнул. — Начинаем с колыбели. Тогда же впервые получаем стимуляторы. Они помогают сгладить естественные барьеры почище любого природного средства. Отсюда вывод: наша врожденная логика ничем не затуманена. Все в ней выстроено так, как должно быть. Мы можем полагаться на то, чем одарила нас природа. Свой психошаблон ты потом окрашиваешь в эмоциональные оттенки. При помощи естественных стимуляторов. Получаешь новую информацию из обучающих лент, а психошаблон формирует ощущения. Но из видимого и слышимого ты выбираешь нужное наобум. Учишься выхватывать из потока усредненное, потому что знаешь: могут быть расхождения. А вот наши эксперты просто изглаживают из памяти логические не… не… несоответствия. Мы в состоянии воспринять мельчайшую деталь; нам просто приходится идти на это, так мы действуем — и действуем правильно. Потому-то мы способны осмысливать кое-какие проблемы быстрее, чем это делает ваш разум. Мы входим в состояние восприятия без стимуляторов, и наши первые воспоминания не связаны с эндокринным запоминанием; даже тень истины в нас отсутствует. Мы все усредняем и работаем с памятью, хранящей тысячу оттенков истины, а вам куда сподручнее приводить к общему знаменателю эти оттенки, чем помнить то, что происходит на самом деле. Именно так вы способны осмысливать все наваливающееся на вас с разных сторон и молниеносно. А мы в этом ничего не смыслим. Тебе на ум придут две совершенно противоположные мысли, и ты спокойно поверишь в истинность обеих, потому что твое восприятие движется потоком. Чего не скажешь обо мне.
— Ну вот, снова за старое! А ведь мы оба выполняем одну и ту же работу. И не забудь, что у тебя более солидная магнитная карточка.
— Только потому, что мне приходится обрабатывать кое-что еще.
— Как и мне. Это вполне нормально.
— Поскольку мне, как и тебе, присуща склонность валить все в одну кучу: я выполняю отработанные до автоматизма действия. Но я абсорбирован, обучающими лентами пользуюсь нечасто, а к тому же обладаю двумя обрабатывающими системами. Высший уровень, которого я сумел достичь в реальном мире, изучая эндокринную систему. В глубине же, где таится моя реакция, все чертовски просто и до без… без… безжалостного логично. Ази — не человек, которому не хватает действия. Но внутри он действует логически, внешне — наобум. А ты снова о прежнем — сначала разберись с тем, что происходит при действиях наугад.
