Михаил Дубаков - Надрывы
Мелт молчал. Он и сам не знал ответа на этот вопрос. Действительно, его тут, вроде бы, будут казнить, а за что? Ему стало как-то не по себе…
— И к чему мне стараться-то было? Помер бы себе тихо… Ан нет, правителю к чему-то казнь лютая спонадобилась… — человечек тяжело вздохнул.
Капитан пошевелил ногами — приглушенно звякнули цепи.
— Кандалы там, болезный, — пояснил человечек. — Опасаются тебя. Свиреп, говорят, и Мастер к тому ж…
— Мастер, — прошептал Мелт, смакуя слово, и усмехнулся.
Помолчали немного.
— Уж и солнце к вечеру, — заметил человечек, выглядывая за полог шатра, — придут скоро.
И действительно, через пару минут вошли двое здоровенных стражей.
— Нам приказано доставить его к месту, — сухо сказал один из них.
— Что ж, приказано, так приказано… — вздохнул человечек. — Только мягче, болен-то он все…
— Не боись, чародей, доставим в лучшем виде! — оскалился второй стражник, грубовато подхватывая капитана под руки. — Ну, топай, смертничек, — скомандовал он.
Капитан, не спеша, маленькими шажочками пошел, поддерживаемый под руки стражниками.
Ему в след с нескрываемой жалостью смотрел сухонький человечек-птица, шепча слова заклятия бесчувствия.
— Пусть хоть в смерти тебе не будет страданий, — пробормотал он, закончив заклинание.
Эшафот, красуясь свежеструганными досками, гордо держал на помосте двухметровый столб. Склоны пролегающих холмов, сплошь усеянные солдатами, напоминали гигантский амфитеатр, только почетной ложи для знати не было.
Мелт, все еще не веря в происходящее, машинально шагал, поддерживаемый под руки двумя стражниками. Словно нелепый страшный сон… эшафот среди голых холмов… латники… казнь… а он даже не представлял — за что… Голова гудела, словно после трех бессонных ночей подряд, перед глазами плавали бледно-зеленые пятна, ноги едва слушались.
"Что это? Неужели конец? Смириться с новой жизнью, решиться на это существование только для того, чтобы умереть вот так? Немыслимо! Как глупо… уж лучше бы погибнуть там, в этой пустыне, чем… — Мелт покачнулся, но его крепкой хваткой удержали сильные руки. — Палач… весь в черном, и маска черная, только две дырки для глаз… Как глупо… Но за что?! За что? Ступеньки… одна… две… три… четыре… пять… слегка прогибающийся под тяжестью шагов помост… столб… ставят спиной к столбу, руки заводят назад… привязывают, — капитан вяло помотал головой, к зеленым пятнам прибавился еще и блеклый голубоватый туман, словно пенкой на глазах. — Но что они будут делать? Зачем столб? Палач с… мечом?.. Двуручным… вышел кто-то… что-то говорит… — он с трудом улавливал и воспринимал слова… "за разбой… за убийство подданных… публичная казнь…" Какой разбой? Это клевета!.. Корни… Стилдат… стоят у эшафота… потом они?.."
— Повязку? — громко спросил палач.
"Повязку? Зачем? Они думают, я боюсь? — капитан презрительно выдавил на губах усмешку. — Что они знают об офицерах космической разведки? Плечами пожимает… палач становится сбоку… примеривается… — капитан обвел мутным взглядом все: люди, небо, зелень травы, Корни, палач, дракон над лесом. Палач смотрит куда-то… человек в черном… махает рукой… — Мелт закрыл глаза и…
***
— Черт!!! — в диком отчаянии взревел золотой дракон, видя, как двуручный меч палача, легко пройдя сквозь кожу, артерии, хребет позвоночника, врубился в столб. Голова с глухим стуком упала на помост, тело обмякло и повисло на веревке. На минуту! — ревел дракон, неистово качая головой. — Идиоты!
На эшафот уже поднимался Корни. Люди внизу заволновались, показывая вверх на него, забегали арбалетчики, готовясь к стрельбе. А вон и волшебники засуетились, что-то колдуют, — дракон печально усмехнулся, выпустив клуб дыма пополам с огнем.
Он приблизился на расстояние выстрела: судорожно захлопали тетивы, арбалетные болты бессильно зацокали о чешую.
— Идиоты… — зло сквозь зубы процедил дракон, опускаясь на землю прямо перед эшафотом, заставляя солдат разбегаться в разные стороны.
Веревки на руках Корни лопнули, солдаты, окружающие Стилдата, с криком рухнули на землю и затихли навсегда, впечатанные во время каменным проклятьем.
— Скорее сюда! — рявкнул дракон, грозно оглядываясь на боязливо подбирающихся поближе воинов.
Корни с удивлением смотрел на отливающего золотом гиганта, да и Стилдат не спешил навстречу…
— Корни, Стилдат, сюда! — раздраженно крикнул дракон, небрежно отмахиваясь от летящих арбалетных болтов. Третий раз звать не понадобилось — оба в мгновение ока очутились возле него.
— На шею лезьте! По крылу! — подсказал он, опуская крыло поудобнее. — Эх! Черт! Идиоты! Спалить бы вас тут всех! Да сами загнетесь, недоумки! — надрывно ревел дракон в сторону человека в черном плаще с кровавым подбоем. — Эй, император! Не слушай ничьих советов! Верь только себе! Тогда меньше будет ошибок, которые потом придется искупать немалой кровью!
— Готовы?
— Да! — крикнул Корни.
Золотой дракон, устало взмахнув крыльями, поднялся над беспомощной армией и скрылся за лесом.
— Магистр! — разъяренно крикнул император.
— Да, ваша светлость, — угрюмо склонив голову, глава Академии подошел к правителю.
— Почему он улетел? — с холодной яростью по слогам проговорил император.
— Мы не могли с ним состязаться, — приглушенно ответил первый маг империи. — Он в несколько раз быстрее и сильнее, если бы он захотел, то от всего этого войска, — маг обвел лагерь рукой, — осталась бы одна зола…
— Кто это был?
— Я не знаю, — пожал плечами Магистр.
— Он сказал, что я ошибся…
Магистр вновь пожал плечами:
— Только время дает ответы.
— Я хочу, чтобы ответ был мне известен заранее! — жестко сказал император, глядя в усталые глаза мага.
— Нелегко держать чуть менее часа врата от реки Морей и до этой скалы, правитель, — с нескрываемым раздражением произнес Магистр, — есть предел силы у волшебников, есть предел выносливости у воина, есть пределы полета у стрелы, есть пределы власти у человека…
— Это намек? — сузив глаза, ледяным голосом спросил император.
— Это правда бытия, ваша светлость, — спокойно ответил император.
— Ступай, — кивнул головой император.
Волшебник повернулся, не говоря ни слова, и ушел.
Император смотрел на заходящее солнце и думал. Да, он не знал этого человека, который сегодня был казнен, да, возможно, он что-то значил и был лучше многих, но, по крайней мере, его дочь отныне будет спать спокойно, и этот аргумент со стопудовым грохотом перевешивал все остальные. Время… возможно, оно, и выявит ошибку… возможно… но ради дочери он мог пожертвовать многим, если не всем. А ошибку можно и исправить.
Император усилием воли выкинул из головы все сомнения, вырвал с корнем ненужные переживания — он не мог себе позволить такую роскошь, как переживать за судьбу единственного человека. Судьба всей империи зависела от него, и отдельные люди были лишь маленькими, бесконечно маленькими кирпичиками в огромном и порядком обветшалом здании.
— Кирпичики… — прошептал император и усмехнулся.
Эта мысль окончательно вернула его в прежнюю колею, жесткость и властность вытеснили прочь налет сострадания и тревоги, вернулась утраченная на мгновения вера, зацементировав облик стального человека.
— Свейрат! С рассветом отправляемся назад! — решительно прокричал император. — Передай тысяцким!
— Слушаюсь, мой повелитель, — раздался из-за спины голос Свейрата.
Император вновь взглянул на багровое солнце, вновь усмехнулся и отправился спать. В эту ночь его сон был на редкость спокойным и глубоким.
***
Золотые шпили минаретов столицы Левого Шилта Нарьи как всегда неожиданно выплыли из-за барханов. Сколько Хайф ходил с караванами, но каждый раз Нарья открывалась так неожиданно, словно он шел этой дорогой впервые.
Белые, как мел, городские стены, белые башни минаретов и золотые купола — ничего прекраснее Хайф в жизни видел. Но то было раньше… Это раньше он с восхищением смотрел на город, смакуя каждый изгиб улиц, каждый блик металла, теперь он смотрел на столицу почти равнодушным взглядом правителя, у ног которого лежит мир. Что для него это город? Всего лишь начальная точка, отправной пункт. Но все же Хайфу было приятно, что он начнет именно отсюда…
Что может быть слаще предвкушения, обоснованного предвкушения власти? Хайф улыбался, жестко и презрительно, глядя на белоснежную чистоту первого города.
— Сделаю его столицей моей империи, — прошептал он, поглаживая рукоять сабли. Сабля отвечала легким нетерпеливым подрагиванием.
— Потерпи, — едва слышно зашептал Хайф. — Я тоже терплю и ожидаю, в ожидании есть удовольствие предвкушения, ожидание усиливает сладость мгновения торжества…
