Стивен Уокер - Декалог 1: Загадка
Лукас Сейтон откинулся на спинку кресла.
— А что такого важного в обитателях дома? — спросил он.
Доктор наблюдал за тем, как утка помахала хвостом, крякнула, и затихла.
— Она, должно быть, часть семейного наследства, — ни с того ни с сего сказал он.
— Да, но не моей семьи, — ответил Лукас Сейтон. — Я её украл.
Доктор неодобрительно посмотрел на него:
— Украли?
— Я ворую.
— Почему?
— А почему бы и нет?
— Что за глупость!
Доктор топнул ногой — насколько это было возможно в сидячем положении, когда ноги не достают до пола. Он хмуро посмотрел на Сейтона:
— Воровать — плохо.
На лице Сейтона промелькнула лёгкая улыбка:
— Хуже, чем пытать? — спросил он, с лёгким ударением на последнем слове.
— Нет, конечно же, нет.
— Хуже, чем убивать?
— Я не вижу…
— Хуже, чем шантажировать?
— Нет, но…
— Мои предки очернили фамильное имя и уничтожили фамильную честь. Я богат благодаря страданиям других. Несколько лет назад я присягнул попытаться частично искупить это, — он указал на яркую, картину, стоявшую у стены. — Вот это я украл этой ночью. Украл из дома мужчины, который отравил трёх своих предыдущих жён, женившись на них ради их приданого. Все деньги, которые я за неё получу, будут анонимно розданы бедным. Эту утку я украл у торговца наркотиками, снимавшего порнографию, который соблазнил несчётное количество девушек и обрёк их на путь деградации.
— Понятно, — тихо сказал Доктор. — Вы считаете себя современным Робин Гудом, или кем-то вроде того персонажа, как он назывался? Святой? Почему просто не раздать своё семейное наследство?
Не мигая, Лукас Сейтон пересёкся взглядом с Доктором:
— Робин Гуд был бедным и жил в лесу. Я же слишком привык к комфорту. Когда я умру, оставшееся состояние Сейтонов пойдёт на основание фонда для тех, кому в жизни повезло меньше, чем мне. То есть, практически для всех, поскольку себя я считаю самым удачливым человеком в мире.
— А что насчёт тех, у кого вы воруете? Каким образом кража одного или двух предметов их наказывает?
Сейтон подошёл к окну и выглянул на улицу.
— Обычно для признания вины в суде улик недостаточно, — сказал он, помолчав, — и я не желаю быть палачом. Отобрать у них их состояние, их радость — самое большее, что я себе позволяю. Я знаю, на чьей я стороне. Я крепко сплю по ночам. Вы можете похвастаться тем же?
— О, да, — сказал Доктор. — Если я вообще ложусь спать, то сплю крепко, — он вздохнул. — Каждый по-своему, мы оба на стороне ангелов.
Сейтон едко рассмеялся:
— Так я себя и называю, — сказал он. — Падший Ангел. Мне показалось, что в этом что-то есть.
Он снова повернулся к Доктору, усилием воли вернув своему лицу обычное легкомысленное выражение.
— Итак, Арчибальд, — сказал он, — куда нам ехать, чтобы спасти ваших друзей?
Доктор посмотрел в открытое, улыбающееся лицо Лукаса Сейтона, и у него на сердце стало легче. Можете любить человечество или ненавидеть, но нельзя отказать им в непредсказуемости.
Что касается, Доктора, то он обожал человечество.
— Это усадебный дом в Сассексе, — сказал он. — Во всяком случае, так он выглядит в данный момент. У него есть свойства хамелеона. Я смогу его найти. Думаю, смогу.
— И чего можно ожидать, когда мы попадём туда?
— Опасности, разумеется, — Доктор нахмурился. — Нет, я не могу рассчитывать на вашу помощь. Это чересчур рискованно.
— Глупый медвежонок, — сказал Сейтон, — я всегда хотел отправиться в икспедицию.
— В икспедицию? — подозрительным тоном спросил Доктор.
— Именно. И именно потому, что я так недружен с законом, я буду очень полезен в предстоящем приключении.
Где-то в глубине души Доктор улыбнулся, но сделал всё возможное, чтобы его лицо осталось обеспокоенным. Обычно это он цитировал Винни-Пуха. И когда его опередили, он даже немного растерялся.
— Значит, отправляемся в путешествие с новым компасом козла? — невинным тоном спросил он.
— Именно так, медведь. И будем надеяться, что не дойдём до края кирпича.
* * *Волосы Доктора развевались на ветру, словно хвост небольшой кометы. Он вцепился в приборную доску «Лагонды» Лукаса Сейтона — машины с открытым верхом, которую швыряло на скорости на каждом повороте.
— А нам обязательно ехать так быстро? — он постарался перекричать рёв мотора.
— Нет, конечно же, не обязательно, — улыбнулся Сейтон и вдавил педаль газа до самого пола.
«Лагонда» бросилась вперёд, как гепард, который только что вспомнил о свидании.
— Какая у вас обычная процедура в таких случаях? — прокричал Доктор.
— Обычная дура?
Глубокий вздох Доктора был унесён встречным потоком воздуха. Это непреходящее легкомыслие уже начинало действовать ему на нервы. На минутку он задумался о том, а не действовал ли он сам на нервы людям аналогичным образом.
— Что мы будем делать, когда приедем на место?
— Я никогда не планирую, это слишком скучно. Нет, мой авокадо, на повестке дня — импровизация. Так вы мне расскажете, кто в том доме?
— Вы мне не поверите.
— В таком случае я сразу пойду и постучусь в главный вход.
— Нельзя это делать!
— А вот увидите, Арчибальд.
Доктор промокнул лицо носовым платком.
— Ну что же, — вздохнул он. — Я расскажу вам историю о войне, и тех, кто её начал. Они считали, что правят вселенной. Они искренне верили в свое божественное право подчинять всех остальных, и чтобы доказать это, они готовы были убить любого. Проблема была в том, что очень многие поверили им, и сражались на их стороне, — пока Доктор рассказывал, привычная невинная неуверенность в его голосе пропала, голос стал холодным и жёстким. — Погибших было больше, чем вы или я смогли бы сосчитать за миллион лет. Существа, похожие на нас с вами, и другие, совсем не похожие. Солнца взрывались; планеты выворачивались наизнанку. В конце концов, они были побеждены, как это всегда бывает с тиранами, но какой ценой! — он задумался — его глаза до сих пор видели ужасы прошлого.
— И что вы с ними сделали? — тихо спросил Лукас Сейтон.
Доктор даже не заметил, что ему приписали участие:
— А что мы могли сделать? Они просто вели себя как дети. Мы не могли их убить, это сделало бы нас такими же, как они. Поэтому мы заключили их в тюрьму сознания.
«Лагонда» немного замедлилась, и внезапно свернула в ворота и выехала на поле. Перед ними был большой ангар, который, похоже, проигрывал в войне против ржавчины.
— Мы аккуратно стёрли из их памяти все следы их поражения, и перенесли их сюда. Мы дали им дом, и сказали, что это засекреченная крепость; дали им охранников, и сказали, что это слуги. Они по радио отдавали приказы, и получали поддельные рапорты об их выполнении. У них бывают победы, бывают поражения, но всё это понарошку. Им хорошо, и остальным хорошо. Дом замаскирован так, что никто не считает его странным.
«Лагонда» с визгом остановилась. Солнечный свет блестел на чём-то, стоявшем внутри ангара.
— И когда это всё произошло?
— О, очень давно, — сказал Доктор, проведя рукой по волосам, чем только растрепал их ещё сильнее. — Очень, очень давно. Это ваш самолёт?
— Вам нравится?
У Доктора горели глаза. Поспешив за Сейтоном в ангар, он зачарованно разглядывал большой, но в то же время хрупкий, двухместный биплан «Бристоль F.2B».
— Интересная история, — продолжил Сейтон после того, как проверил самолёт с компетентностью, которая противоречила его обычным манерам. — И вы оказались в этом доме абсолютно случайно?
— Я везде оказываюсь абсолютно случайно.
Что-то над кокпитом, над крыльями, привлекло внимание Доктора и он, не понимая, пытался рассмотреть это. Оно было похоже на раму-«ходилку» для престарелых, к которой были пристёгнуты ремни.
— А что это там? — спросил он, указав рукой.
— Неважно, — сказал Сейтон с поддельной небрежностью.
Доктор вскарабкался по борту в кокпит.
— И как они поживают? — спросил Сейтон.
— Кто?
— Эти мифические правители вселенной, которые на самом деле ничем не правят.
— Я так и не смог их увидеть. Охрана заметила нас, как только мы вышли из ТАР… — Доктор неожиданно прикусил язык. — Божечки, это что, пулемёт? — он указал на большую конструкцию из двух цилиндров с отверстиями для охлаждения.
— Он самый, медведь, — ответил Сейтон.
Но внимание Доктора уже переключилось на другое. Его нога нащупала педаль и начала интенсивно её нажимать, отчего закрылки начали подниматься и опускаться, а руль поворачиваться.
— Почему-то я его так и не снял, — послышался из темноты чей-то голос. — Такой уж я, видимо, романтик.
Доктор от неожиданности вздрогнул. К ним, вытирая тряпкой замасленные руки, шёл мужчина в драном лётном костюме. У него было уверенное, загрубелое лицо. Глаза сверкали как осколки голубого льда.
