Андрей Ливадный - Резервный космодром
– Хорошо. Тогда еще вопрос: чем вооружены механоформы, прочесывающие равнину?
– Импульсные лазеры. – Сипло произнес инсект.
– Съемные? – Уточнил Рощин.
– Нет. Встроенные.
– Корпус механоформ прочный? Лазер с энергоблоком реально извлечь?
– Сложно. – Ответил Хьюго. – Но тут полно иного оружия.
– В смысле?
– Механоформы пренебрегают баллистическими типами вооружений. Считают их недостаточно надежными и эффективными.
– То есть на свалку вместе с механизмами выбрасывалось и оружие?
– Да. – Подтвердил его догадку Хьюго. – Здесь в избытке всяческих устройств и механизмов. Мы не имели возможности досконально изучать содержимое ржавых холмов, но даже поверхностный осмотр во время коротких вылазок позволял находить необходимые комплектующие, как для сервомоторов, так и для систем вооружений.
Дройд все пояснял обстоятельно, будто времени у них – вечность.
Вадим молча слушал. Усталость накатывала волнами, он привычно отталкивал ее, радуя подсистему поддержания жизни временной вседозволенностью.
Мысли то и дело возвращались к спасательной капсуле.
Там гиперпривод. И аварийный генератор гиперсферных частот. Одна проблема – аппарат наполовину затонул в болоте и весит полторы тонны.
Бродила в голове еще одна шальная мысль: рискнуть, выйти из-под полога защиты маскирующих полей. Судя по пояснениям Хьюго, убивать его никто не станет. Примут бронескафандр за новый, еще не изученный тип механизма. Отловят и транспортируют на базу. Возможно, попав в таинственные лаборатории он встретит там разумных существ?
На этот вопрос ответил Креш:
– Нет там никого живого. Одни механизмы.
– Откуда ты знаешь? – Усомнился Вадим.
– Мы – телепаты. – Напомнил инсект. – Живое от неживого отличать умеем.
– Разум бывает не только биологическим.
– Я бы не стал рисковать. – Вмешался Хьюго. – Они не церемонятся ни с людьми, ни с инсектами. Креш прав, – попыток отыскать точки соприкосновения, наладить диалог уже было достаточно. Может механоформами и руководит некий машинный разум, но базируется он явно не тут. Уходить надо. Прорываться к горам.
Откуда в нем столько человеческого? – Вадим мысленно не переставал удивляться поведению дройда, его жестам, интонациям синтезированного голоса.
– В капсуле передатчик гиперсферных частот. – Озвучил галакткапитан свои мысли.
– Сейчас вытаскивать капсулу нам не по силам. – Отозвался Хьюго. – Самим бы выбраться. Уцелеем – сможем вернуться позже, когда все уляжется.
Вадим чувствовал, на него смотрят с надеждой. Инсект вполне отдавал себе отчет в том, что против механоформ он практически беззащитен. Андроид, давал советы и информацию, но ждал окончательного решения, плана действий от человека. У него подчинение людям стояло на первом месте, все остальное – вторично, вне зависимости от ситуации.
Хорошие машины. Надежные. Верные. Не сравнить с обезличенной техникой дня сегодняшнего, – подумалось Вадиму.
Пауза неопределенности затягивалась.
Решение за ним. Не век же тут сидеть…
– Хьюго отслеживай ближайшие сигнатуры. Критическая дистанция – семь-восемь метров. Подойдут ближе – открывай огонь.
Андроид не проронил ни звука в ответ, только сделал знак Крешу, – давай за мной, и выдвинулся к границе укрытия, подбирая подходящую позицию.
Вадим как-то внутренне успокоился, отбросил лишние мысли, застыл, внимая не присущим обычному человеку чувствам.
Режим пассивного приема данных не принес радикально-новой информации – все те же сигнатуры однотипных механоформ, вот только их количество возросло втрое.
Механический муравейник… – Рощин постепенно включался в киберпространство, он начал ощущать его, как только что ощущал физический мир. Главное качество, определяющее сущность мнемоника – способность абстрагироваться, почувствовать себя частью окружающих энергий, по малейшим их эманациям проникнуть если не в суть, то в закономерность протекающих вокруг процессов. Энергетическая активность, обмен данным, тонкая паутина информационных каналов, – все же механоформы работали в составе локальной сети, обмениваясь сигналами, хотя начинали прочесывание автономно.
Контроллеры по-прежнему не проявляли себя, прошла минута, другая, и мнемоническое восприятие ржавых холмов постепенно стало более глубоким: проникая сквозь хаотичные нагромождения металлов, сплавов, композитных материалов, Вадим медленно, но верно начинал различать слабые источники энергетической активности, скрытые в недрах холмистой равнины.
Сигналы хоть и слабые, но знакомые.
Тлеющие искорки энергосберегающих режимов.
Одни ярче, иные тусклее.
Что там говорил Хьюго? Десять лет назад его выволокли с этой свалки?
Откуда в недрах ржавых холмов уже виденные когда-то хаотичные, бессистемные распределения слабых, едва уловимых энергетических аномалий?
Вспомнилась служба в космодесанте. Первые боевые операции. Тогда штатная должность мнемоника только приживалась в войсках. Тлеющие искорки энергосберегающих режимов… Где же я видел подобное?
На Юноне…
Точно. В одной из ключевых систем линии Хаммера, где до сих пор полно реликтовых механизмов, оставшихся еще со времен Первой Галактической.
Внимание обострилось, разум будто оттолкнул сигнатуры чуждых механоформ, отодвинул их на второй план восприятия.
Неужели тут, на чуждой планете действительно дремлют, в ожидании своего часа созданные людьми машины?
А почему нет?
Сколько механизмов нес на борту колониальный транспорт? Одних андроидов не менее трех-четырех тысяч, не говоря о планетопреобразующей технике, которая в ту далекую эпоху оснащалась системами двойного предназначения способными не только изменять ландшафты планет, но и строить защитные периметры, оснащать их средствами стационарной обороны.
А реликты времен галактической войны?
Пусть на тысячу механизмов, безнадежно испорченных, превратившихся в хлам или неподвластных мнемонику из-за принадлежности к иным космическим цивилизациям приходиться всего один восприимчивый к командам андроид или иной реликт земного происхождения, этого достаточно.
Рискованно, но и иного выхода нет.
Кибернетические модули имплантов боевого мнемоника хранили коды аварийного управления для манипуляций с механизмами различных эпох и предназначений.
Андроиды, как серии «Хьюго», так и созданные на их базе пехотные модификации человекоподобных машин, широко использовавшиеся Альянсом в период Первой Галактической, оснащались компактными, надежными встроенными реакторами. Время выхода из энергосберегающего режима – пять-шесть минут.
Разум мнемоника, наконец, получил опору, Вадим уже принял решение и начал ткать незримую паутину понятного ему виртуального пространства.
Отклик.
Есть отклик…
Даже по меркам боевого мнемоника происходящее на его глазах отдавало жутью: тысячи механизмов, принадлежащих разным эпохам, планетам, восставали из сна энергосберегающего режима, получив команду к действию.
Разрушенные безжалостным временем, более похожие на механических калек, чем на создания могучей человеческой цивилизации, они вняли зову, поднялись, и неумолимым валом двинулись в сторону блокированных предгорий.
Вадим, Хьюго и Креш затерялись среди них, они шли со скоростью толпы, и Рощин все отчетливее осознавал: он попал на свалку, планету-отстойник, выбраться с которой или даже элементарно выжить будет непросто.
И, тем не менее, он шел.
Шел, чтобы вернуться.
Эпилог.
Адмирал Штергель неторопливо прохаживался по залу совещаний.
Логдоид, Хригашт, и президент конфедерации Артур Денисович Полехов слушали его пояснения:
– Группа мнемоников флота, выдвинувшаяся в систему Алексии сумела снять и после расшифровать данные, с некоторых уцелевших носителей информации. Будет проще, если мы воспримем полученную информацию на мнемоническом уровне. Вашему вниманию предлагается адаптированная версия всех собранных данных.
– Мы готовы, адмирал. Можно начинать трансляцию.
…
В недрах исполинского дискообразного корабля шли сложные процессы.
Уничтожение гиперпривода повлекло за собой глобальные, необратимые изменения в программной архитектуре центрального ядра системы.
Словно смахнули пыль тысячелетий, открывая взору недвусмысленные строки лаконичных инструкций, погребенных за ненадобностью, отсутствием практического смысла их исполнения.
Когда-то планетопреобразующий комплекс, созданный могучей цивилизацией, был сконструирован как корабль двойного предназначения. Он погружался в аномалию, как разведчик, первопроходец гиперсферных трасс, совершая бросок навстречу неведомому.
Многое изменилось с тех пор.
Постоянно действовавшие программы разведки, классификации планет, претерпели серьезные изменения, – саморазвивающаяся система корабля, раз за разом встречавшая на своем пути миры, лишенные разумной жизни, выполнила намеченный план полета, и вернулась к той звездной системе, откуда начинался долгий путь корабля-разведчика. Теперь предстояло терраформировать уже разведанные планеты, и двигаться дальше по цепочке внесенных в глобальную базу навигационных данных пунктов назначения.