Михаил Дубаков - Надрывы
— А раз темно, вон тебе лодка, у бережка стоит, и весла там имеются. Бери, не жалко! Только после на меня не пеняй! — рассердился леший.
Хранитель сверкнул глазами, выбежал вон и хибарки, отвязал лодку, сел в нее и начал быстро грести, удаляясь от берега.
Леший вышел на берег и с грустью посмотрел ему вслед.
— Олух, — прошептал он с безразличием, закрыл дверь и пошел спать.
Хранитель, спокойно работая веслами, доплыл до середины озера. А потом сумерки сменились мраком ночи и на спокойную гладь медленно опустился туман. Сначала легкий и прозрачный, он постепенно густел, белесые клубы становились серыми, грязными, словно ночь выстирала в тумане свое грязное белье. Хранитель заметил, что скорость замедлилась, он протянул руки и коснулся воды — она была вязкой, словно жидкий кисель, и теряла прозрачность. С каждой секундой она становилась темнее, пока, наконец, не приобрела матово черный цвет, абсолютно глухой и мертвый цвет ночи.
Хранитель не чувствовал присутствия магии, ни малейшего, но что-то было не так. Он перестал грести, тревожно озирался по сторонам, но туман стал совершенно непроницаем, даже поверхность воды на расстоянии трех метров не была видна.
— Что за ерунда, — пробормотал тролль, поглаживая рукоять Седого Клинка.
Время остановилось. Все застыло: ни малейшего порыва ветра, пелена тумана совершенно не менялась, лодка, словно вмурованная в гранит черной воды, не двигалась.
Хранитель испугался. Он с силой ударил веслом по воде — с вязким хлюпаньем весло погрузилось в черноту и по ней разошлись вялые круги.
— Ф-фу-у… — с облегчением выдохнул Хранитель. По крайней мере мир не застыл вокруг него.
Время шло, но ничего нее менялось. И вдруг, словно по мановению руки, туман исчез, резко и неожиданно. Яркое солнце, слепя и оглушая, ударило по привыкшим к темноте глазам. Закружилась голова, зеленые пятна пошли играть в пятнашки перед глазами. Хранитель прикрыл веки и подождал, пока все утихнет. Потом он открыл глаза: совершенно безоблачное небо, резкое солнце, бездвижная черная гладь озера и бесконечная пустыня до края горизонта.
Хранитель застонал, на глазах выступили слезы — он прекрасно понимал, где находится. Он прекрасно понимал, что если зеркало будет слепо еще дней семь, то ему конец, потому что от Мертвого озера до ближайшей обитаемой земли что-то около трехсот вершей.
***
— Продолжим, внучек, фундаментальные познания твои улучшать. Слушай внимательно…
"… Сущность волшебства есть сфера недозволенного для существ Тверди, ибо иначе чрезмерную власть иметь они будут, но само волшебство возможно для них, ибо иначе бледен и скучен был бы мир Тверди… Понятие, рекомое волей, есть условие непременное для деяний волшебных, токмо вольный достичь Свиры право имеет, но нет того у иных.
Свира есть свет мнимый, и имеет она частей счетное число. Части эти зовутся расвы, а в иносказании на Тверди их астралами нарекли.
Головная расва есть Нерушимая расва, ибо первая она и вся Твердь ею строится. Волшебники влияние на эту расву имеют и все дела их несложные токмо сквозь эту расву проворачиваются.
Эерхоны и сард'эны Нерушимую расву образуют, они суть загадка для мага, не ведают они природы их. Однако тайного здесь нет изначально. Эерхоны — суть элементарные параметры Тверди, сард'эны — сложные более параметры, но нет различия между ними, кроме трудности доступа ко вторым и легкости доступа к первым.
В Тверди отражение эерхонов и сард'энов — константы мира есть, и это магам ведомо, ибо не сотворить внятного заклятья без знания подобного…"
— Ты, внучек, слушай. Слушай, да запоминай. Много тут непонятного и нового для тебя, так что пока просто запоминай, а потом все повторим, вот тогда и вопросы задавать начнешь, а пока смысла в этом нет, ни к чему тебе в новом спрашивать, привыкай пока.
********************************************************************************
Глава 17.
"Сейчас не ночь, сейчас такой ясный, солнечный
день. Ночь будет потом".
Янка Брыль
Он медленно приходил в себя. Голова гудела, гулко стучало в висках и дико болел затылок. Все тело мерно вздрагивало. Он открыл глаза, осторожно, подрагивая веками: ровный грунт проносился справа налево, мелькали кустики травы и редкие камни, а еще лошадиные копыта…
Мелт слегка повернул голову и увидел ногу в стремени, а еще ножны, которые при каждом скачке лошади глухо ударялись о лодыжку.
Он сосредоточился на своем теле: руки заведены за спину и довольно умело связаны веревкой, впрочем, недостаточно умело… ноги тоже связаны, в районе щиколоток. Он слегка пошевелил ногами и вздохнул с облегчением — с коленными суставами все было нормально, если бы еще не дикая головная боль…
— Почему до сих пор голова болит? — едва слышно прошептал капитан.
— Ушиб серьезный, но минут через десять пройдет, — так же тихо ответил УПИК.
— Сколько их?
— Два десятка всадников ровно.
— Помоги мне расслабить мышцы на кистях рук.
— ОК, нет проблем.
Капитан почувствовал, как напряженные мышцы обмякают, каждая клеточка мышечной ткани принимает свое обычное положение, и веревки уже не сдавливали кисти, казалось, что сейчас не составляет труда просто вынуть руку…
Капитан слегка пошевелился — рукоять "Береты" приятно ткнулась в бок.
"На месте!" — удовлетворенно подумал Мелт. Появился шанс выпутаться отсюда.
Прошло несколько минут, боль в затылке действительно улеглась осталась лишь неприятная тяжесть в голове, однако она не была помехой.
— Пожелай мне удачи, — шепнул капитан.
— Угу, удачи! — радостно пикнул УПИК.
Собравшись с мыслями, Мелт решился. Он медленно и очень аккуратно высвободил правую руку, а потом все зависело от скорости и фортуны. Его рука резко дернулась к кобуре, выхватила пистолет, спустила предохранитель, уткнула ствол в бок ошеломленному всаднику и нажала на курок. Всадник без звука повалился грудью прямо на лежащего поперек коня капитана. Мелт сильнее перегнулся, прицелился и выстрелил — пуля разорвала веревку, стягивающую ноги. Отряд зашумел, увидев освобождающегося пленника.
В следующее мгновение Мелт перевалился через лошадиную спину, сделал сальто после приземления на руки, вскочил и резво сиганул в кусты, довольно редкие, но на конях там проехать быстро было проблематично.
— За ним! — прокричал десятник. — Взять живого, а лучше мертвого! Арбалетчики на изготовку! Стреляйте!
Семеро ловко соскочили с коней, выхватили арбалеты, умело натянули тетивы и выстрелили — все болты просвистели мимо, лишь один попал в руку, не пробил скафандр.
— Что за ерунда! — пробормотал тот, кто попал. — А ну-ка мы его заговоренным-то болтом…
С этими словами он тщательно прицелился и спустил тетиву. Со странным свистом посеребренный болт прорезал воздух и попал точно в правый бок. Капитан неуклюже споткнулся, пробежал еще несколько метров неуверенными шагами и упал.
Теряя сознание, он недоумевал, что же это за оружие такое здесь есть, которое пробивает навылет спецскафандр, пусть и несколько облегченной модели. УПИК с тревогой пищал о повреждении правого легкого и печени, настаивая на скорейшей госпитализации, но капитан уже не слышал этого.
— Молодец, Дьюри! — десятник залихватски хлопнул удачливого арбалетчика по плечу. — Император узнает твое имя!
Дьюри гордо улыбнулся, низко поклонился десятнику и вскочил в седло, укрепив арбалет на спине.
— Эх, кабы вернуть болт магический… последний ведь… — пробормотал он себе под нос невесело, — да уж исчезают они бесследно после выстрела…
— Сволочи, — сквозь зубы выдавил Корни, видя, как безжизненное тело Мелта взваливают на коня. Он не сомневался, что может разорвать свои веревки с легкостью, но что потом? Он не устоит против девятнадцати, тем более здесь есть арбалетчики. Поэтому ничего не оставалось, как сжать зубы, собрать волю воедино и ждать…
Минуло два дня непрерывной скачки. Лошади менялись три раза, всадники устали безмерно без сна, но не смели остановиться, приказ императора был важнее жизни любого из них, тем более впереди маячила награда. Поэтому скачка продолжалась.
Автодоктор старался вовсю, вовремя включенный УПИКом, он не давал капитану умереть. Рана не кровоточила, но и не затягивалась, все силы организма сосредоточились на ней, и, если бы не скачка, Мелт бы уже пришел в себя. А так его состояние не улучшалось, хотя и хуже ему не становилось.
— Знамена империи! — воскликнул один из всадников.
— Вперед, пока светло! — повеселевшим голосом прикрикнул десятник, и лошадям дали шпор.
Лагерь встретил их светом костром и факелов.
— К императору! Срочно! — бросил десятник стражам у имперского шатра.
— Вопрос? — непробиваемо и бесцветно поинтересовался глава охраны.
