Олег Шовкуненко - Сезон огненных дождей
Тогда остаются шкафы. Марк попытался вырвать одну из металлических полок, делящих утробы железных гробов на полуметровые ячейки. Черта с два! Приварены. Стало понятно, что шкафы собирались прямо здесь, и разборке они не подлежали, разве что с помощью плазменного резака.
Что же тогда остается? Разведчик внимательно обвел взглядом прачечную. Ничего. Хоть ныряй в последнюю пятую стиральную машину или изображай мраморного атланта, поддерживающего потолок. Следуя за своей последней, прямо сказать, идиотской мыслью, Марк взглянул на потолок. Обычный подвесной потолок, пара флуоресцентных ламп, решетка вентиляции… Вентиляция! Разведчик вдруг вспомнил, что в учреждениях и промышленных комплексах трубы системы вентиляции делают не из легкого стекловолокна, а из металла. Ползать по таким – любимое занятие всех голливудских киногероев. А чем он, Марк Грабовский, собственно говоря, хуже?
Один из контейнеров пришлось передвинуть метра на полтора. Ничего, вряд ли кто-то заметит, что он стоит немного не там, где полагается. Лейтенант живо взобрался на толстую пластиковую крышку и обеими руками взялся за поблескивающую белой краской решетку. Та поддалась и с легким скрежетом отползла в сторону, в темноту, в глубь полуметровой в диаметре трубы.
Нормально. Пойдет. Марк попробовал повиснуть на руках. Крепления выдержали. Тогда он подтянулся и, закинув локоть, сунулся в глубокий черный туннель. О том, чтобы развернуться в тесном пространстве, не было и речи. Однако следовало поставить на место решетку, а также неплохо бы расположиться лицом ко входу. Тогда появится возможность наблюдать за тем, что происходит в прачечной.
«Головорез» стал сдавать назад. Изгибаясь, как червяк в норе, двигаясь ногами вперед, он прополз над квадратным отверстием вентиляционной отдушины, прогромыхал по снятой решетке и спустя пять минут занял приемлемое положение, именно то, к которому так стремился.
Не успел разведчик перевести дух, как за дверью кто-то завозился. Дьявольщина! Лейтенант второпях бросился устанавливать решетку. Именно в тот миг, когда та провалилась в предназначенные для нее пазы, дверь резко распахнулась.
В прачечную ввалились трое. Один из тех уборщиков, которых разведчик видел недавно в вестибюле, и два здоровяка с белыми повязками на руках. Буквы «МР» на них неоспоримо причисляли солдат к славной когорте военных полицейских.
– Ну и где он, твой подозрительный субъект? – поинтересовался один из солдат у уборщика.
– Не знаю. Элизабет сказала, что оставила его здесь, и попросила вызвать вас.
«Ах, значит, так… Ну что ж, тогда свидание отменяется, – с досадой подумал Грабовский. – Не люблю я женщин, ставящих любовь ниже общественного долга».
– Сколько времени уже прошло? – спросил снизу второй полицейский, по нашивкам капрал.
– Минут пятнадцать, – доложил местный поборник чистоты и порядка.
– У-у-у! – протянул капрал. – Да за пятнадцать минут он уже мог черт-те куда уйти.
– Да не перегибай ты, Оскар, – перебил напарника второй полицейский. – Куда он мог уйти? Мы прижаты к зоне «А», а к ней вплотную примыкают выходы к наружным ангарам. В зону «А» мышь не проскочит, в ангары без свежих кодов доступа и личного ключа тоже не попадешь. Так что, если это действительно чужак и он сейчас не в штабе, значит, шарится где-то по уровню или спустился на С-4. И здесь, и там его быстро вычислят. Ведь он весь в крови… как говорят. – При этих словах полицейский вопросительно поглядел на уборщика.
– Да-да, подтверждаю. – Тот резво закивал. – Сам видел. Вся грудь и рукава тоже.
– Такого точно многие запомнят. – Капрал по имени Оскар лениво зевнул. – Пошли, объявим в розыск.
– Минуточку, – уборщик кинулся к контейнеру, который передвинул Марк.
Заметив это движение, «головорез» похолодел. Неужто чего углядел, гадина этакая?!
Уборщик подскочил к пластиковому кубу, приоткрыл крышку, заглянул внутрь, а затем оттолкал контейнер на полагающееся ему место.
– Ну что, никого? – хихикнул капрал. – А ты в другой загляни. Вдруг там кто засел, среди пыли и ваших тряпок с дизсредством, от которого не только тараканы, но и люди сдохнуть могут?
Оба полицейских дружно заржали, а Марк поблагодарил провидение за то, что оно отвратило его от идеи спрятаться в контейнере.
– Ладно, пошли. – Рядовой оказался личностью более ответственной, чем старший по званию напарник. – Время идет. Может, Эл подняла переполох совсем не напрасно.
– Ох, уж эта твоя Эл! – Капрал подтолкнул уборщика к двери. – Паникерша. Сколько мы с тобой на этой станции? Четыре… почти пять лет. А кроме парочки потасовок перепившихся солдат других инцидентов пока не видали.
– Сейчас кое-что изменилось, – напомнил приятелю рядовой.
– Да… Эта чертова война, – погрустнел Оскар.
– Война, – как эхо повторил рядовой. Словно разбуженный этим страшным словом, он поспешил обратиться к уборщику: – Антонио, передай Элизабет, чтобы никуда не уходила. Я зайду к ней снять показания. Пусть вспомнит все, что касается этого подозрительного сержанта.
– Передам.
Уборщик произнес это уже за порогом, поэтому до разведчика долетело лишь последнее короткое «…дам». Дверь захлопнулась, замок щелкнул, и в прачечной вновь стало тихо.
Грабовский лежал неподвижно, а в голове роились десятки несвязных, порой даже противоречивых мыслей. Война… никто не хочет войны. Объявлен розыск… значит, времени в обрез. Комбинезон… он будет чиститься еще очень долго. Оружие… у него нет оружия. Зона «А»… Микульский рассказывал… Там резиденция Верховной Лиги… Там должны содержать отца… Там логово морунгов… Там сложная система охраны… Там…
Перед глазами поплыл белый туман. Он так устал. Он не спал уже больше двух суток. Тишина и относительная, временная безопасность подействовали как лошадиная доза снотворного. Он только чуть-чуть… Он только немного… Глаза Марка сомкнулись, и корсиканец забылся тяжелым беспокойным сном.
Глава 23
Дэя как будто очутилась в извращенной уродливой параллельной реальности. События и факты в ней каким-то невообразимым образом оказались вывернутыми наизнанку или искажены до неузнаваемости. Все, что она знала, все, чему верила, оказалось ложью! Хотя что есть истина? Субъективное, неустойчивое понятие. Если хорошенько вдуматься, то поймешь, что для каждого она своя, можно сказать, персональная. Разумное существо верит в то, во что хочет верить, в то, что ему близко и понятно, в то, что не противоречит его знаниям и уровню интеллекта. Вот и сейчас Дэя должна была решить для себя самой, какая истина приемлема для нее, принцессы Лура, доктора медицины, гражданки Галактического Союза и, наконец, просто женщины, возлюбленной землянина. Именно от этого выбора и станет зависеть ее будущее, ее жизнь.
Лурийка вдруг поняла, что боится смерти. Может, именно это, а совсем не привитое с детства благоговение перед авторитетом Совета заставляло ее все больше и больше верить в рассказ главного советника Нуда. Однако в душе принцессы жило некое упрямство, протест, неутолимое стремление к правде. Они-то и подталкивали женщину задавать и задавать вопросы.
– Почему это произошло? – Дэя перевела взгляд с главного советника на третьего советника Хродуфуну. – В чем причина такого неожиданного резкого регресса?
– Я бы не сказал, что он такой уж неожиданный, – Хродуфуну навел на лурийку свой единственный глаз. Кожистое веко при этом свернулось в трубочку, образовав что-то наподобие выдвинутого вперед объектива. – Процесс длился сотни лет.
– И в течение этих столетий никто ничего не замечал?
– Легко заметить, если что-то происходит, и практически невозможно, если не происходит ничего, – философски заметил Нуд.
– Великолепно сказано, – похвалил коллегу цептаминог, и глаз его при этом сменил окраску с зеленого на голубой. – Надо быть воистину настоящим гением, чтобы заметить подобное и сделать соответствующие выводы.
Хродуфуну встал и подошел к стене, испещренной бесконечными рядами буквенно-цифровых кодов. Он уверенно надавил на одну из надписей. Участок поверхности, на который легли зеленоватые присоски хранителя мудрости, тут же исчез, открывая небольшую ячейку. Дэя знала, что там. Знала, что хранится под всеми этими табличками. Кристаллы с матрицами памяти лучших, гениальнейших умов Галактики. Тех, кто навеки покинул этот мир, оставив потомкам самое ценное, что у них было, – свои мысли, свои идеи, свои находки и открытия.
Дэя относилась к этому месту с неизменным трепетом и волнением. Она была здесь всего один раз. Там… на Тогоре… И поэтому сегодня, когда верховный советник Нуд привел ее в уцелевшее, перенесенное на станцию хранилище, доктор испытала настоящую неподдельную радость и облегчение. Какое счастье, что все это не погибло!
Хродуфуну извлек из ячейки кристаллический элемент памяти, с виду напоминающий искусно ограненный шар для игры в луитанский крокет. Вернувшись к столу, за которым сидели Дэя и верховный советник Нуд, цептаминог бережно опустил кристалл в мягкие держатели ажурной подставки. Горящими от восторга глазами доктор глядела на вместилище мудрости одного из великих сынов или дочерей Галактики.
