Андрей Ливадный - Черная Луна
— Даша, пойми, там все еще небезопасно. Много недезактивированных зон, мутировавшая жизнь. Ты не узнаешь этот мир. Там не осталось ничего от твоей прежней родины.
Она кивнула.
— Я понимаю. Но мой долг быть там. — Она оставалась непреклонна, и Антон понял — ее не удержать.
— Хорошо… — скрепя сердце согласился он. — Я дам тебе корабль и группу сопровождения.
— Не нужно. — Даша подняла голову и вдруг улыбнулась, хоть на душе и скребли кошки. — Я лечу домой, Антон. Со мной пойдет только Хью. Мы справимся. Просто прикажи доставить нас туда и пообещай, что дашь знать, если Денис появится в другом месте, ладно?
* * *Вечер подкрался незаметно. Теплый ветерок ласкался, льнул к коже, мягко гладил лицо.
Денис уже час как брел по свалке, меж изъеденных временем корпусов старых космических кораблей.
На его памяти их было не так уж много — десятка полтора максимум, но сейчас он не видел конца этим обветшалым, обезображенным коррозией остовам.
Кладбище за космопортом разрослось за время войны. Здесь стояли те корабли, что садились на Кьюиг и больше не могли взлететь.
Взгляд скользил по темной броне, местами содранной, местами сохранившейся, и Денис остро чувствовал, что он скорее принадлежит этому месту, чем новой послевоенной реальности. С ним поступили так, как порой делали с кораблями, что лежат на подобных свалках. Ремонтировать их накладно и бессмысленно, поднимать в космос и хоронить на каком-нибудь планетоиде слишком дорого, вот и стоят они тут, став артефактами человечества, быть может, пройдут тысячелетия, и какое-либо инопланетное существо будет с удивлением и страхом смотреть на них, гадая, что за судьбы прожиты этими монстрами с потрескавшейся и опаленной керамлитовой шкурой…
Денис свернул в своеобразный проход меж беспорядочно разбросанными, вросшими в почву космическими судами, среди которых в основном преобладали малотоннажные машины, и остановился.
Сквозь сгущающиеся сумерки он увидел освещенную несколькими прожекторами площадку. На ней в самодельных лесах стоял гиперсферный истребитель — маленькая, лишенная всяческих удобств машина, которую во время войны называли просто «камикадзе». Собственно, и не истребитель даже, так, тесная кабина со скудным набором аппаратуры, накрепко соединенная с секцией гипердрайва…
Внезапно в днище укрепленной в лесах машины со звоном откинулся люк, и оттуда на землю спрыгнул старик в синем, испачканном маслом комбинезоне, с тряпкой в руках.
Заметив Велехова, что стоял на границе освещенного прожекторами круга, он не удивился и не выказал никакого страха, а лишь кивнул ему, сделав неопределенный жест, мол, подожди немного, сейчас освобожусь…
Очевидно, посетители тут бывали, и достаточно часто.
Денис сел на перевернутый пластиковый ящик.
На душе было тягостно, словно там при каждом шаге, каждой мысли взбаламучивался мутный отстой воспоминаний.
Оказывается, у человека есть лишь одна попытка вернуться в жизнь. По крайней мере, так казалось Денису. Он смотрел на серебрящийся меж перекладинами лесов корпус истребителя и болезненно осознавал, что истратил ее на борту виртуальной «Иглы», поверив фантому генерала Дорохова.
Сколько раз душа человека может пережить осознание собственной смерти и последующего воскрешения?
Он сидел, понуря голову, уже забыв о старике, что скрылся по другую сторону закованной в леса машины.
Денис вспомнил все. До мельчайших, леденящих душу подробностей. Его использовали, как куклу, как старый корабль, который вот так подлатают, вернут ему герметичность, напичкают аппаратурой и без жалости спалят в горниле какой-нибудь звезды ради получения интересующих данных…
А что случится, если он не сгорит, собьется с намеченного курса и закружит по собственной орбите, да еще обладая запредельным, не укладывающимся ни в голове, ни в сердце знанием?
Слова Ланге, оброненные в лаборатории, жгли Дениса, не давая ни секунды покоя.
Цистовые оболочки…
Если это ОНИ, то, значит, сейчас где-то в глубинах космоса зреет древняя смерть, оправляясь после миллионов лет забвения…
Читая в детстве сказки, Денис никак не мог понять, что значит выражение: «Воззвал к темным силам, с которыми не смог совладать». Тогда подобное утверждение казалось ему смешным, а чародеи, про которых шла речь, ненормальными. Сказки, одним словом. Теперь он понял зловещий смысл тех строк.
Люди выросли до состояния техногенных богов. Они обитали в пространстве, расползаясь от планеты к планете. Древние сказки обрастали былью новой реальности.
Денис мучительно сжал пальцы, глядя в песок под ногами.
По правилам игры он должен сейчас спасать человечество от древней чумы, но кто писал для него эту героическую роль?!
«Я не герой!» — хотелось крикнуть ему, но он молчал, комкая собственные пальцы, словно их сплетение отражало тот узел проблем, что бился в его голове.
Денис не трусил. Когда умираешь несколько раз подряд и оживаешь под пристальным вниманием чужой воли все в новых и новых ипостасях — не то человек, не то зомби, виртуальный фантом, машина, ксеноморф… то страх перестает быть доминантой сознания.
Остается боль, опустошенность и простой, казалось бы, вопрос: «Что я должен этому самому человечеству?».
Он умер, и его бросили плавать куском льда меж покореженных обломков кораблей. Потом вспомнили за надобностью, достали, оживили, впихнули в фантомную реальность, и он поверил ей… Что стоило пережить собственную смерть, но он прошел этот личный ад, и, когда ему сказали: «Надо, Денис, война не кончилась, человечество гибнет», — он согласился жить дальше…
С тем, чтобы очнуться средь разбитой аппаратуры и снова осознать — не жил ты, а дергался на ниточках чужой воли, загребая обеими руками жар из печи для того, кто вообразил себя богом…
Потом, когда смерть снова, в какой уже раз, подошла вплотную, обдала своим горячим дыханием, вдруг появился иной, неудавшийся божок от науки, ничтожество с раненым самомнением, и счел своим долгом воткнуть в его голову очередной кабель, чтобы хоть в последний миг повелевать кем-то.
Иди, отомсти господину Ланге, стань его кошмаром…
Лицо Дениса исказила гримаса.
«Ничего я вам не должен, — с внезапной озлобленностью подумал он, — и ни к кому я не стану приходить ни в страшных снах, ни в реальности… вы сами все сдохнете, потому как ползете от звезды к звезде, словно проказа, не помня тех, кто умирал за вас…»
— Что, сынок, пришел посмотреть на корабли, да? Денис вздрогнул, подняв голову. Перед ним стоял тот самый старик.
— Извини, отец, задумался…
— Да мне что, думай ты хоть всю ночь напролет, жалко, что ли? — Он хитровато и добродушно прищурился. — Ко мне путь не заказан, места много, коль интересно, так смотри. Вот только рановато пришел, леса только завтра сниму.
Денис, который плохо понимал, о чем идет речь, посмотрел на истребитель, потом на радушного хозяина этой своеобразной мастерской под открытым небом, и, видно, в его глазах, помимо боли, теснилось столько вопросов, что старик только покачал головой.
— Так ты не из туристов? — с внезапной проницательностью спросил он у Дениса, который все еще сидел, хмуро разглядывая освещенные багрянцем заката корпуса древних кораблей, что торчали вокруг, будто сваленные со своих пьедесталов памятники.
— Нет… — машинально ответил Денис, — Жил я тут… Неподалеку…
— Вот как? — В глазах старика блеснула искра неподдельного интереса. — Где?
— Дом под черепицей, в двух километрах отсюда, — нехотя сознался Денис.
— Ну ты и силен врать, парень!.. — без злобы упрекнул его старик, отойдя в сторону, где лежали самые обыкновенные дрова, заготовленные для костра. Вернувшись с охапкой поленьев в круг света, он свалил их в кучу, рядом с обгорелой проплешиной на жухлой траве, и добавил, присев на корточки: — Дом семьдесят лет как пустует. Знал я их…
— Велеховых?! — Дениса как током ударило.
— Ну да, — старик бросил возиться с дровами. — Муж и жена. Мне двадцать лет было, когда они умерли. Денис сидел с окаменевшим лицом.
— Я их сын… — внезапно выдавил он.
* * *Костер занялся быстро, от первой спички. Дрова оказались сухими, прожаренными на солнцепеке, и пламя охотно взметнулось вверх, пожирая оставшуюся на поленьях кору, которая корчилась, отслаиваясь, и падала вниз…
Старик, удовлетворенный своей работой, встал, подошел к распределительному щиту, укрепленному на коротком столбике, и погасил свет.
Ночь вдруг разлилась вокруг, навалившись чернотой на освещенную отсветами костра прогалину, проступив звездами на бездонно-черном небе, таинственно прошелестев чахлой травой…
