Сергей Буркатовский - Война 2020. Первая космическая
Медкомплект. Симпатичный белый лисенок обнимает красный крест — нарисовано кем-то из первых экипажей. Замок — к черту. Внутри ящик светился, мягко, почти незаметно под яркими лампами. Только легкая зеленоватая нота. Инструкция в картинках — инфаркт… переломы… ожог… вот, декомпрессия. Препарат девять — в вену. Пакет с жидкостью — в давилку. Три оборота ключа, завести пружину — все просто, надежно… и поздно. Не думать! Обогрев… химпакет туда же, нужно тепло. Жгут, вспороть трубки костюма, игла в предплечье. Вены, как канаты — не промахнешься. Из носа кровь — обеспечить дыхание. Маска. Дыши, comandante, дыши. Шприцы. Короткий, с двумя кольцами — колем в пакет, туда же — длинный, с широкой полосой. Маленький тюбик — в бедро.
Теперь датчики. Распороть костюм окончательно, «лепешку» на грудь. На палец — трубку окси… как его там… Не важно. Манжету тонометра на руку. Провода — в гнезда. Ну?!
Так… Ничего хорошего, но пульс, по крайней мере, есть. Связь.
Наушники орали на три голоса. Один — Настин — звучал размеренно, даже монотонно.
— Монбланы, здесь Вега-один. Доложите обстановку. Монбланы, здесь Вега-один. Доложите обстановку. — Будто и не человек, а магнитофон болтался сейчас над ними и по своей магнитофонной сущности ни волноваться, ни нервничать не мог.
— Вега-один, здесь Монблан-два. У нас разгерметизация шлюза, возможно — нарушение структуры станции. Установлена заплатка, утечка ликвидирована. У Монблана-один декомпрессия. Около полутора минут в вакууме. Прошу медиков на связь.
— Монблан-два, понятно. Ухожу с канала, говорите с Землей.
Что происходило с Анастасией там, в сотне километров над головой, Пьетро не знал — все тридцать часов «Вега» демонстративно говорила только с Третьяковым, а когда на связи был он — ограничивалась минимально необходимым набором реплик.
А вот врача из Звездного, здоровенного лысого дядьку с пальцами-сардельками — подковы гнуть, — Пьетро знал хорошо, еще по тренировкам. Описал состояние Сергея, перебросил на пульт телеметрию с датчиков. На Земле спорили недолго. Последовавший вопрос был совершенно не медицинским:
— Как он?
— Плохо, Виталий Александрович. Без сознания, — акцент из-за волнения пер напролом, — мной приняты меры согласно…
— Я понял — вижу через камеру. Ты все правильно сделал, Пьетро, ты молодец. Телеметрию читаю, читаю телеметрию. Можешь закрепить пятую камеру над лицом?
— Конечно, — пятая болталась на гибком подвесе, перенаправить ее было секундным делом, — так видно?
— Угум. Так. Гематомы… ну, это ладно… Это ничего… Саша, дай телеметрию из шлюза! Да, температура. Та-ак… Минус двадцать пять… повышается… Ч-черт. Холодно. А было еще холоднее. После такого шока… Пьетро, сколько времени Сергей находился в шлюзе после того, как ты дал воздух?
— Около трех минут. Примерно сорок секунд, пока не открывался люк, давлением прижало, прижало давлением. Потом надо было отстричь волосы — попали в герметик на заплатке. И колонна мешала, поперек прохода лежит. Три минуты, точно.
— Ясно. Как бы отек легких не развился. Сейчас сделай вот что…
Пьетро не дослушал. Командир дернулся, левая рука неуверенно поднялась, поскребла по маске. С надсадным кашлем, с розовой пеной Третьяков вытащил трубку, что-то прохрипел. Чертова гарнитура опять не доставала, сбросить к черту, Земля подождет. Пьетро поддержал голову командира, сдернул, кое-как, одной рукой, свернул спальник. Подложил под затылок.
— Похоже… вилы… дышать… не могу… — говорил командир с трудом, в глаза смотреть было просто страшно — лопнувшие сосуды окрасили белки ярко-алым, распухшие веки оставляли лишь узкую щелку, и от этого было еще страшнее. — Отлетался… сокол ясный… Похоже, легкие в задницу… Такая вот, понимаешь, анатомия… Все… Слушай Настю. — Сергей опять закашлялся, хрипя, и откинулся обратно. — Все-таки успел. Слава богу, успел.
Больше он не говорил. Дышал все тяжелее и тяжелее. Пьетро наконец-то нарастил длину шнура гарнитуры, устроился рядом с командиром. Виталий Александрович уже не шутил и даже не сердился на бестолкового горе-айболита. Только отдавал короткие указания. Итальянец колол — в вену, в бедро, «стоя, лежа и с колена», вводил в трахею новые трубки, забивавшиеся розовой жижей за считаные минуты, менял пакеты в давилке. Через восемь часов все это потеряло смысл. Пьетро стоял на коленях рядом с телом.
Настя с орбиты по-прежнему молчала, Земля успокаивала. Его действия одобряли и русские, и суетящиеся в Звездном европейцы. Надетый в первую очередь скафандр, и экстренная подача воздуха, и применение аварийного медкомплекта — все, что он сделал, вызывало у Земли восхищение и только восхищение. Вот только ласковые голоса были далеко, а теперь уже полковник Сергей Третьяков — здесь, на полу, в разрезанном сикось-накось охлаждающем костюме, с фиолетовым пятнами на коже. Мертвый. А он был — живой. Это само по себе было невыносимо. Но то, что он сделал за двое суток до этого, — было невыносимее стократ. Как с этим жить дальше — он не представлял. Но вот что сделать сейчас, именно сейчас, было понятно.
Пьетро прошел в шлюз. Окончательно опорожнил баллон с герметикой на заплатку, еще раз припечатав пену сорванной с потолка панелькой. Затем вернулся. Подошел к контрольной консоли. Пробежался по показателям. Снял со стены над опустевшим гамаком сверкнувший эмалью значок. Достал из сетки рядом красный цилиндрик той самой ракеты. Положил в карман. Вроде бы все. Подошел к телу.
Снова встал на колени.
Вздохнул.
И начал говорить:
— Pater Noster,
Qui es in caelis…
ДЕНЬ 11
05.09.2020
10:20 мск
Ярославская область
Дер. Кисловка
Сельский клуб
Большой кинозал местного клуба заполнялся народом. Клуб, как и школу, построили еще при Союзе, когда детей, да и вообще народу, в Кисловке было намного больше. Но все равно — и школа, в актовом зале которой выступление планировалось изначально, и этот зал были для собравшейся толпы маловаты. А вот до приезда «космонавтов» главный зал клуба почти не использовался по прямо противоположной причине. Слишком большой для полувымершей деревни.
Штукатурка на стенах была в трещинах, несколько пластов давно обвалилось. Елена Николаевна учинила грандиозный скандал и напрочь отказывалась заводить детей «в этот сарай». Пришлось идти к командиру присланного для охраны «звездных» детишек десятка бойцов — зеленому, только летом из училища, лейтенанту. Лейтенант лично, матюкаясь под нос, исследовал со здоровенной стремянки весь потолок — вроде обвалиться ничего было не должно. Все-таки подстраховались — под самым подозрительным участком растянули между колоннами привезенную на «газоне» маскировочную сеть.
После этого и директриса местной школы, и председатель управы на пару с гендиром местной «агрофирмы» все-таки Елену Николаевну додавили. С клятвенным обещанием того, что все выходы откроют и будут держать свободными, чтобы, ежли не дай бог что, не возникло давки.
Ага, щаз.
Детей — и комаровцев, и местных, и прибывших в соседний лагерь собранных по квартирам ребятишек из какой-то московской школы — в упор, но рассадили. Учителя большей частью стояли за креслами.
А в проходах и в дверных проемах столпилась вся деревня. Еще бы — сарафанное радио превосходит мобнет по скорости раз в пять, и послушать дочку той самой «нашей Насти», под которую местная парикмахерша, она же продавщица в здешней, с позволения сказать, «Л'Этуали», перестригла уже как бы не половину деревенских теток от пятнадцати до семидесяти пяти, собрались все.
Гам стоял качественный, обсуждали не войну, а Луну. Хотя, казалось бы, война — вот она, половину мужиков повыдергивали по повесткам, мобилизовали часть машин и тракторов. Того и гляди полетят уже совсем серьезные ракеты, и что тогда та Луна… Впрочем, как казалось по обрывкам передач и по регулярно вывешиваемым Ириной Львовной сетевым сводкам, лавина событий притормозила — на самом краю. Может, обойдется?
Алена вздохнула.
Лишь бы обошлось.
Сашка в училище, Пашка где-то на «точке» в Красноярском крае — до Калининграда далеко. Ну а если дойдет — все будут равны. Смешно, но Сергей умудрился найти самое безопасное место — хоть какое-то разнообразие после всех этих кавказских «командировок». Надо будет выбить сеанс, позвонить, успокоить… Что он испытывает сейчас — она понимала очень хорошо, помнила на собственном опыте, когда каждый наш сбитый вертолет, распиаренный по какому-нибудь НТВ, добавлял ей седых волос, тщательно маскируемых у парикмахера к его возвращению.
Алиса возилась у проектора. Тот самый рыжий хулиган постукивал молотком, подгоняя деревянную конструкцию, которая служила подставкой. Со вчерашнего дня, после Настиного выступления по всем каналам, сопровождавшегося роликами со станционных камер, он назначил себя Алисиным то ли паладином, то ли падаваном. Хотя за понедельничное хамство вроде бы и не извинялся — видимо, считал извинения потерей лица. Или, скорее, нравы в деревне были попроще. Зайцев с Максимовым поворчали, но не препятствовали, а местные пацаны пойти против авторитета не решались. Алиса, в порядке мелкой мести, гоняла рыжего в хвост и в гриву, но не отшивала.
