Вад Капустин - Встретимся на Альгамбре
Строя планы мести жестокому учителю, Степан совершенно не думал о том, что с момента их последней встречи прошло почти тридцать лет. А ведь учитель Ясмах и тогда был далеко не молод. И о нем явно никто не заботился.
Сейчас черная головная чешуя от возраста стала бледно-серой, а жабья морда, лишенная повседневного прикрытия, казалась пугающей. Ослабевшие с годами глаза не увидели пришельца. Очевидно, учитель не услышал и стука. Лишь только когда Степан встал прямо перед креслом, заслонив слабый свет, старик ощутил присутствие постороннего.
— Кто здесь? — с трудом шевеля безгубым ртом, прошамкал он.
— Это я, Степан Корнилов, — уже не надеясь, что его вспомнят, объяснил землянин. — Ваш бывший ученик, учитель Ясмах.
Учитель вспомнил. Учителя почему-то надолго сохраняют память об учениках, даже когда забывают все остальное.
— Степан Корнилов, — повторил фроггс своим новым шуршащим голосом. — Голошкурый. Бесполезный маленький гуманоид. Помню. Зачем ты пришел? Хочешь меня убить? Я скажу тебе за это спасибо. Смерть будет для меня освобождением.
— Я ваш воспитанник, учитель Ясмах, — повторил Степан. — Вы учили меня, и я принес вам дары.
Старый фроггс издал слабый клокочущий смешок На большее у него не хватило сил. Без маски он не мог выразить мимикой чувств — горечи и обиды, — но, медленно выдавливая слова, прошуршал:
— Я учил очень многих. Не только глупых мальчишек, но и многих взрослых серьезных людей, но пришел только ты. Наверное, затем, чтобы отомстить. Что за дары ты принес?
— Только этот плод, господин, — Степан протянул старику орас.
— Плод? — в голосе фроггса прозвучала нескрываемая жадность. — Давненько мне не приносили плодов. Пусть даже он ядовит, я приму твой дар.
Степан вложил плод в протянутую лапу, и Ясмах, с трудом поднеся плод ко рту дрожащей от слабости конечностью, откусил кусочек и медленно прожевал сочную мякоть растрескавшимися роговыми пластинами.
— Вкусно, — одобрил он. — Хороший дар. — И старик жадно, не разжевывая, проглотил остаток плода.
Корнилов с нетерпением и беспокойством ждал результата. Вкусно или невкусно, но он пришел сюда, чтобы отдать долг и уйти. Капитан больше не испытывал ненависти к учителю, но ему не за что было любить старика. А ведь никто не знал, как действует орас на фроггсов. Вдруг он и в самом деле принес учителю яд? Впрочем, и в этом случае, Степан не почувствовал бы раскаяния. Как справедливо заметил сам учитель, даже смерть показалась бы избавлением от такой незавидной старости.
Но беспокоился Корнилов напрасно. Плод жизни, гениальное создание сумасбродных альтаирцев, оказал на фроггса обычное воздействие.
Почувствовав прилив сил, старик машинально потянулся к висевшей на стене маске, и, к собственному удивлению, сумел снять ее с крючка и водрузить на лицо.
Лишенные мимических мышц, без масок, этих сложных, напрямую связанных с нервными узлами конструкций, фроггсы чувствуют себя раздетыми и беспомощными. Маски, самые разнообразные, общего пользования и рассчитанные только на одного владельца, ритуальные — по должности и повседневные — домашние, воплощающие черты собственного идеала красоты или внешность других рас и народов, уже много столетий назад стали для фроггсов составной частью сложной культурной жизни. Не только элементом моды, но и повседневной необходимостью, как очки для страдающего дефектами зрения человека. Маска учителя Ясмаха выразила недоумение и надежду.
— Я вижу тебя, маленький землянин. Впрочем, ты достаточно вырос. Что сделал твой плод? Вернул мне зрение? — спросил старый фроггс.
— И не только, — ответил Степан, с удовлетворением отмечая, как серая сморщенная кожа на голове собеседника чернеет, чешуя приобретает прежний блеск, движения старика становятся увереннее, голос звучит громче. — Надеюсь, что плод вернул вам здоровье и спас от старческой слабости. Это был мой дар. Я принес вам плод жизни, учитель. А сейчас долг выполнен, и мне пора идти. — И он направился к проему в стене, собираясь уходить.
— Но почему ты это сделал, — сказал ему вслед учитель. — Ведь я никогда не был добр к тебе?
Степан остановился на пороге.
— Вы учили меня. И ваши уроки оказались мне полезны. Вот и все, — Корнилову трудно было объяснить даже себе самому чувство справедливости, правильности, которое возникло от того, что он сегодня сделал.
— Кстати, вы были правы учитель, — не удержался землянин. — Перекусить левую жилу на шее метаморфа очень просто. Только, — он брезгливо поморщился, — кровь ящеров очень горькая.
— Кровь врага всегда сладкая, — учитель Ясмах не нуждался в подтверждении древней мудрости для своих афоризмов. — Хорошо, что ты ее попробовал. Молодец.
Высокая оценка, которой Степан никогда не удостаивался в детстве. И оба собеседника понимали, что сегодняшний поступок ученика не имеет к ней никакого отношения.
— Значит, ты считаешь жестокость оправданной? — продолжал допытываться старик, пытаясь приподняться, чтобы проводить уходящего. Корнилов вновь задумался и честно сказал:
— Я думаю, учитель, что нужно быть добрее. И тогда, может быть, больше людей принесут вам дары, когда вас в следующий раз настигнет старость.
И Степан торопливо пошел к флайеру, надеясь, что навсегда распрощался с прошлым и никогда больше не вспомнит ни с ненавистью, ни с благодарностью о своем фроггском учителе.
— Может быть, — глядя прозревшими глазами вслед уходящему землянину, задумчиво сказал учитель Ясмах. — Может быть.
Покидая Хасту, Корнилов собирался отправиться на Альтаир, но фроггские истребители перехватили Астарту уже на взлете. Очевидно, землянина "пасли" с самого момента появления в зоне фроггского влияния.
Отправляясь на Хасту вернуть долг, Степан совершенно не учел обострения галактической обстановки, вызванного последними событиями, хотя сам был их непосредственным участником и даже виновником.
При появлении перехватчиков, капитан быстро проверил деньги и документы и, без особой надежды, вызвал регуллианский счет. К его удивлению, тот оказался не заблокированным. Невзирая на грабительские проценты, Степан поспешно перевел всю сумму на фроггский банк и, без малейшего сожаления, выбросил в утилизатор регуллианскую золотую карточку.
Астарту конвоировали через ближайший портал на орбиту Фрогги, где в штабе разведуправления встречи с землянином с нетерпением дожидался прим-кард Луттьерхарфс.
— Нормальное соотношение полов на Фрогге всегда было десять к одному. Вернее, к одной. Наши прекрасные дамы всегда успевали сменить за свою недолгую жизнь по несколько мужей, — сказал Луттьерхарфсу Верховный Владыка, и маска его недовольно сморщилась, отражая смену настроения. — Но если так пойдет дальше, боюсь, что нашим женщинам скоро будет трудно найти себе женихов. Сколько кораблей ты просишь? Двести, триста?
Сегодня Седьмой Владыка казался усталым и говорил на удивление прямо без обычных словесных ухищрений. Чувствовалось, что неудачи и потери последних дней сильно подорвали его обычную самоуверенность.
— Говори, не бойся. Я дам столько, сколько ты попросишь. Союзники просили оказать тебе всемерную поддержку. Они очень довольны ходом переговоров. Итак?
— Я прошу всего пять, — кое-что просчитав в уме, ответил прим-кард. — И наберу экипажи из добровольцев. Сам сейчас отправлюсь в Академию, чтобы уговорить выпускников.
— Всего пять кораблей? И экипажи из курсантов-добровольцев? — с сомнением переспросил Верховный. — Боюсь, тебе не удастся найти такое количество дураков. Ты уверен, что одного выступления будет достаточно?
— Вполне, — знаменитый разведчик не сомневался в собственных возможностях.
Речь Луттьерхарфса, произнесенная перед выпускниками в актовом зале Военно-Космической Академии, до сих считается одним из непревзойденных образцов ораторского искусства и цитируется во всех современных учебниках риторики. А изобиловавшие в ней изречения из произведений древних философов и сейчас украшают стены многих залов и аудиторий Академии. Правда, тех, кто попытался бы отыскать эти замечательные слова в указанных произведениях, ожидало бы немалое разочарование — очевидно, при подготовке к выступлению, прим-кард не особенно тщательно отмечал тома и страницы. Впрочем, любителей рыться в древних сочинениях среди военных всегда было немного.
Удачный дипломатический опыт не прошел для прим-карда бесследно. Его яркое выступление оказалось не только эффектным, но и необыкновенно эффективным. Число добровольцев намного превысило необходимое, и прим-кард получил возможность выбрать наиболее подходящих. Припомнив рассуждения Владыки, Луттьерхарфс тщательно отобрал среди курсантов тех, у кого не было никаких шансов понравиться привередливым красавицам. На его кораблях собралась на редкость безобразная команда.
