Хельге Каутц - Легенда Фарнхэма
Валери спроецировала желаемое на дисплей. Перед Бреннаном и флотом паранидов находились пять прыжковых врат, в конце была относительная безопасность в секторе, принадлежащем Паранид Прайм, называвшемся Милость Священника. При настоящей скорости ему понадобилось бы для преодоления этого расстояния три дня и восемнадцать часов, а топлива хватило бы только на то, чтобы ограничиться минимальными изменениями курса при выключенном двигателе, чтобы потом в свободном полете рухнуть вниз, пробивая на лету различные секторы. Таким образом, ему приходилось полностью положиться на защиту паранидов, потому что, как только он лишится постоянного ускорения, враги рано или поздно доберутся до него.
— Капитан, вероятность того, что удастся проскочить без потерь вражескую территорию, вырастет почти на пятьдесят процентов, если вы согласитесь с предложением Священника-Капитана Слитманкелсата. И на пятьдесят семь, если мощность наших щитов не будет уменьшена на четверть до следующих прыжковых врат.
Три глаза инопланетянина на проекционном дисплее вздрогнули и посмотрели в разных направлениях.
— С кем ты там разговариваешь, о несвятой пришелец?
Бреннан незаметно покачал головой. «He-святой», «бездушный»… У этих паранидов было редкое чутье на то, как несколькими словами негативно характеризовать своих союзников — до того момента, пока ты не начинал задаваться вопросом, кто был для них другом, а кто врагом.
— С мозгом моего корабля, Валери.
— Сколько глаз у Валери, мозга инопланетного корабля? — поинтересовался Священник-Капитан.
— Валери! Сколько у тебя камер наружного наблюдения?
— Больше шести, капитан.
— Шесть, — ответил Бреннан параниду.
Тот молчал несколько секунд.
— Шесть — кратно трем, — сказал он медленно.
— Да, а три — это почти Пи, — возразил Бреннан, не понявший комментарий инопланетянина.
Глаза паранида почти параллельно друг другу уставились на Бреннана, и теперь он разглядел, что в них есть-таки зрачки, хотя они были по цвету почти неразличимы на фоне глазного яблока.
— Три — это не Пи! — гневно зашипел Слитманкелсат. — Нам не угодно, чтобы ты и в дальнейшем оскорблял священную Трехмерность своими еретическими речами! Просто сократи вдвое скорость и возьми кратчайший курс на прыжковые врата. Священный флот образует для тебя коридор.
С этими словами видеоизображение исчезло, и Валери отключила проекцию.
Бреннан вытаращил глаза.
— Интересно, здесь есть еще кто-нибудь кроме холериков, фанатиков и потребителей ЛСД?
— Да, капитан, — ответила Валери, решившая, что он обратился к ней. — Здесь есть еще телади.
Бреннан с силой стукнул себя кулаком по лбу.
— Как же я мог про них забыть!
ГЛАВА 26
Все говорит за то, что и на Р62-13 когда-то была жизнь. Но куда же она подевалась? Мне действительно хочется, чтобы мы приземлились. Ондронов выглядит обеспокоенным.
Д-р Юрий Кавашима. Из бортового журнала «Подснежника»— Ну, коллега? — спросил телади. — Вы хотели мне что-то показать. Вместо этого вы вот уже полмизуры таращитесь на эту надпись! — Он подмигнул ей, хитро улыбаясь.
Наверняка эта ги/та/ра значила для аргонца гораздо больше, чем он хотел показать, — это будет стоить ему нескольких дополнительных кредитов!
— Извините, — сказала Елена.
Она присела на корточки, оперлась одним коленом о пол и пристроила гитару на другом, приготовившись играть. Она провела большим пальцем по струнам. Инструмент был расстроен, но на нем кто-то играл, кто-то держал его в руках вовсе не семьсот лет назад. На ней играли, за ней ухаживали, натянули новые струны. И это было не больше пяти-шести лет назад. И уж наверняка это был не торгаш-ящер, который теперь, когда Елена стояла на коленях, мог смотреть на нее свысока, пусть даже всего на несколько сантиметров.
Уверенными движениями она настроила гитару и взяла несколько простых аккордов. Как это делается? Когда-то она училась игре на гитаре, у нее даже неплохо получалось, но она не упражнялась вот уже несколько лет. Ага, вот так. Точно. Она сыграла несколько аккордов симфонии «Звездная пыль» и спела первый куплет:
Звездная пыль.
Ледяные кристаллы как серебро.
Золотые потоки дождя.
Звездная пыль.
И алмазы сверкают устало,
В неведомый мир уводя.
Звездная пыль.
Мириады миров,
Вы на лике Вселенной сплелись.
Звездная пыль.
День и ночь воедино навеки слились.
Елена взглянула на телади, который с безразличным выражением на лице смотрел куда-то поверх ее головы.
— Это замечательно, — сказал кто-то за ее спиной, причем на языке людей, что прозвучало очень странно.
Елена взглянула через плечо и увидела высокого худощавого мужчину с кудрявыми светлыми волосами, который только что вошел в лавку. Она выпрямилась и вернула гитару телади, который уже протягивал к ней свои лапы.
— Меня зовут Ферд Харлинг, — представился мужчина на безукоризненном древнем ново-японском языке. — Почему вы не хотите сыграть еще немного? Симфония «Звездная пыль» — это одно из самых прекрасных классических произведений!
— Вы ее знаете? — изумленно спросила Елена.
— Конечно! Когда я еще был ребенком, моя мать часто пела ее мне.
Телади просунулся между Еленой и мужчиной, прежде чем они подали друг другу руки.
— Ну, уважаемый коллега, сколько же вы заплатите за это чудесное аргонское произведение искусства?
— Я уже говорила вам, что это не произведение искусства. Это просто гитара.
— Тшшш! То, что это ги/та/ра, мне известно! Но что же такое ги/та/ра, если не произведение искусства?
— Инструмент, на котором создают искусство, — вмешался Ферд.
Замечание заставило телади задуматься. Инструмент, на котором создают искусство, наверняка стоит гораздо меньше, чем само произведение искусства. Жаль.
— Искусство какого рода? — спросил он.
— Ого, торгаш-ящер, который считает, что сможет различить виды искусства! Это нечто новенькое, — съязвил Ферд.
— Тнппшшш! Вы будете покупать или нет, уважаемые аргонцы?
Елена решила, что купит гитару, сколько бы та ни стоила. Она принадлежала члену экипажа «Пламени Дракона» и представляла научный и культурный интерес, значение которого трудно было переоценить. Но у нее не было местной валюты, ни единого кредита.
— Это зависит от того, сколько она стоит, — сказала она осторожно.
— Ну, скажем, семь тысяч сто кредитов!
— А это не слишком? — отозвалась Елена. Она намеревалась торговаться с телади, сбросить цену до минимума, а потом попросить его отложить инструмент, пока она не принесет нужную сумму. — Я полагаю, тысяча кредитов — более чем достаточно!
— Прошу прощения? Уважаемый аргонец, вы…
— Минутку! — вмешался Ферд Харлинг. — Не торопитесь, а то ваша чешуя на лбу приобретет черно-зеленый цвет, господин коллега. Мисс…
— Кхо, Елена Кхо, — с секундной заминкой ответила Елена.
— Мисс Кхо, даже пятьдесят кредитов были бы слишком высокой платой за этот дребезжащий корпус из гнилого дерева и ржавой проволоки. На борту моего корабля есть несколько новых, гораздо более красивых экземпляров. Может быть, вы бы взглянули на них? Я бы уступил вам один из них за двадцать пять кредитов. Только потому что это — вы! — Ферд откровенно подмигнул Елене.
— О мои глубокоуважаемые господа! — взволновался телади, отчего в его речи появился ярко выраженный акцент. — Предлагаю сойтись на семидесяти пяти кредитах за эту восхитительную конструкцию. Это мое последнее слово! И я не согласен с тем, что вы отбиваете у меня клиентов в моей собственной лавке, да еще и сбиваете цену, Фред Харлинг!
— Мое имя — Ферд, а не Фред. Я — аргонец, — поправил его Ферд. — Пятьдесят кредитов, и дама решится на покупку, но только после того, как взглянет на мой товар! А пока отложите гитару в сторонку, договорились?
— Тшшшш! Да! Нет! Если вы не заберете ги/та/ру в течение максимум одной квазуры, то следующий клиент, который захочет ее купить, получит ее с наценкой! — воскликнул телади, умалчивая, что аргонский инструмент лежал в его лавке вот уже два солнца, а в витрине — больше мазуры, и за все это время ни один клиент им не заинтересовался.
