Кардин Клоуз - Принцип Пандоры
– С какой стати? Мы найдем их, парень, даже если придется спускать шаттлы. И тогда мы с ними поговорим по-настоящему.
– Да, не сомневаюсь.
* * *Саавик осторожно балансировала по тонкой лестнице, спускающейся в генераторную шахту, изо всех сил стараясь удержаться на металлических ступеньках при очередном подземном толчке. Лестница ходила ходуном. На голову сыпался песок и мелкие камни; под ней, внизу, за плотным облаком пыли, просматривался матово-белый свет. Когда колебания подуспокоились, Саавик оценивающе взглянула вниз, «на возможно большую глубину», как сказал Спок, а эта шахта была достаточно глубокой. Слабо мерцали смертоносные камеры, а за ними бесконечная чернота.
Ее рука механически открыла задвижку, повернула ключ. На дисплее таймера замелькали секунды: 01:59:59, 01:59:58, 01:59:57… При ее прикосновении бомба качнулась. Саавик осторожно перекатила ее по перилам лестницы, крепко прижала к себе, почувствовав мощь металлического сердцебиения. Потом она разжала руки… Бомба нырнула в матово-белый свет камер, навсегда исчезнув в бездонной пустоте.
Саавик спрыгнула с лестницы и прижалась к земле. Ноги казались ватными, но разум – чистым и ясным. Страх того, что за ней мог последовать Спок, исчез, она представляла себе его, стоящего в безопасности на мостике «Энтерпрайза», и всем сердцем желала, чтобы это было именно так.
Приложив значительное усилие, она поднялась. Внизу по-прежнему мерцали камеры, но привидений больше не было. Теперь прошлое и настоящее резко отделились друг от друга, а граница между ними стала резкой и отчетливой. Она видела события такими, какими они были на самом деле, понимая, что они неестественно переплетались и искажались в ее снах: он никогда ее не преследовал, он никогда не станет преследовать ее снова. Она сама уничтожила эту пытку, собственноручно снискала гибель этому месту, разорвав его на мельчайшие атомы. Саавик почувствовала себя окрыленной, невесомой от счастья. Она не умрет – она не подвластна ему…
Вдоль скользких каменных стен пещеры и молчаливых тумб, мимо лабораторных вычислительных машин и мертвых компьютеров Саавик упорно протискивалась к небольшому углублению в дальней стене пещеры. Внезапно она почувствовала, как от очередного подземного толчка подпрыгнул под ногами каменный пол. Колебания на этот раз были сильнее прежнего – послышался треск, и пыльным дождем посыпалась галька и грязь. Металлические опытные камеры затрещали, стекла разбились и просыпались крупными осколками на землю. Она замерла на месте, дожидаясь, пока утихнет вибрация. Вдруг рука нащупала что-то теплое, полное живой силы. Она, включив трикодер, настроила его на видео и стала водить им вокруг себя. Потом увидела нечто. Разум заставлял ее быть спокойной, но душа жаждала крови.
Синтезатор пищи все еще функционировал. Пища. Ради нее дети боролись и убивали друг друга, без нее умирали голодной смертью, в то время, как убийцы питались продукцией этой машины. А производила она столько еды, что, казалось, можно было прокормить весь мир. В висках со знакомой болью застучала кровь. Саавик попятилась. Ноги нащупали что-то металлическое, голова закружилась. Нож лежал именно там, где она его бросила, переливаясь лезвием в тусклом, мерцающем свете. Она забрала оружие и бесшумно, крадучись, точно убийца, отправилась в обратный путь.
За рядами камер пещера расширялась, сменяясь катакомбами, в одной из которых, в высоком кресле, сидела черная прямая фигура – человек, повернутый к ней спиной. Рука, лежащая на подлокотнике, держала бокал с вином. Это подобие комнаты было освещено единственным огоньком за решеткой откуда-то сверху, из-за верхних рядов камней. Саавик, плотно обхватив рукоятку ножа, подкралась ближе. Она хотела убить его больше всего на свете, но – медленно. Очень медленно.
– Встать! – отскочил от стен ее голос. Человек не пошевелился, не подал виду, что услышал. – Я сказала – встать! Ты, ублюдок, заслужил смерть! – Нож поднялся, будто бы влекомый собственной силой и волей. «Подумай, Саавик… подумай…» На лезвии плясали отблески тусклого огонька. «Подумай о том, что ему известно… Подумай, сколько жизней зависят от этого…» Что-то остановило занесенную руку. Дрожа от титанических усилий, оно опустила оружие, все еще испытывая непреодолимое желание мести, убеждая себя, что так или иначе, она победила.
– Поживи еще немного, ублюдок! – прошипела она. – Только ты пойдешь со мной! Будет суд! Справедливость! Я все расскажу им! Вставай, черт тебя побери!!!
Под ногами вновь задрожала земля. Яркие языки пламени лизали потолок. Она в ярости толкнула кресло. Бокал, упав на пол, разбился, распространив запах алкоголя и еще чего-то знакомого, далекого…
Саавик бросилась на решетку импровизированного камина, запустив руки и нож в огонь, потрескивающие угли, золу, расплавленную массу пластика, бывшего когда-то кассетами для компьютера, жадно наблюдая за вещами, исчезавшими у нее на глазах.
Все проклиная, она подскочила к нему и вытащила из кресла, вцепившись в горло. С обезображенного лица на спину откинулся капюшон, а от развевающихся пол плаща в нос ударил резкий запах миндаля.
Цианид. Ее пальцы не чувствовали пульса. Черная фигура безвольно и мягко упала на пол, обманув ее даже после смерти. Обманув Спока. Обманув всех…
Крик Саавик отозвался громким долгим эхом в стенах подземных тоннелей Хэллгарда. Хрящи его шеи треснули, разъединившись в ее пальцах, блеснул нож, безумие охватило разум… Когда все померкло, она увидела, что сделала с телом. Но не испытала стыда. Вонзив нож последний раз, она толкнула тело в огонь. Языки пламени быстро охватили черные одежды, превратив их в единый пылающий факел; огонь пожирал его плоть и кости с громким шипением и потрескиванием, кровожадно причмокивая. А Саавик плакала от досады и злости, потому что уже не могла чувствовать мести. Она плакала потому, что правосудие уже не свершится, а драгоценная информация так легко стала жертвой яда и огня.
Время… Она забыла о времени. Саавик бросилась наверх. Сколько времени она уже находилось под землей? Сердце выпрыгивало из груди. «Я допускаю ошибки, и Хэллгард может победить.»
Когда она добежала до пещеры, это началось снова: камеры тяжело качнулись на своих подставках, сверху посыпалась пыль, потом послышался грохот, будто раскаты приближающегося грома Стальные крючки лестницы постанывали, царапая отвесные стены шахты, пока гора трещала и вздрагивала. Осколки камней и песок градом сыпались в бездонную темноту. Она пробиралась меж рядов камер, едва успевая хвататься за них, при очередном толчке они рушились у нее за спиной. Не выпуская из виду уже приближающуюся лестницу, она, спотыкаясь, бежала к ней, потом, судорожно цепляясь за скользкие железные перекладины, карабкалась вверх, где гудели набатом горы.
Саавик убегала. Убегала, спасая свою жизнь. Сердце ухало, готовое разорваться прямо в груди. Она задыхалась: легкие отказывались перерабатывать каменную пыль. Ледяной пот заливал глаза, наполнял рот соленой влагой. Стены, набитые сверху донизу зловещими ящиками, качались и дрожали. Весь мир сузился до матово-сверкающего коридора, коридора, который может существовать только… «во сне», – подумала она, чувствуя, как мозг заполняет паника. «Что-то во сне, что-то такое, что я забыла! Ошибка, слишком много ошибок…»
Последний рывок – и перед ней открытое пространство. Она прыгнула, цепко ухватившись за каменный выступ, подтянулась, ощутив под ногами песок. Кашляя, харкая пылью, Саавик встала на ноги и, сделав глоток воздуха, посмотрела назад.
Стены, мерцающие огоньками смертоносных ящиков, рухнули. С гулким стуком, точно горох, ящики сыпались вниз. И там, в глубине, вдруг стало совсем темно – свечение, излучаемое ящиками, исчезло. Саавик бросилась дальше, по узким, резко сворачивающим коридорам, пока перед ней не возникла кромешная тьма. Она чувствовала запах пыли, слышала звуки летящих вниз камней и продолжала мчаться вперед – но так свободно и быстро она могла бежать только во сне.
Теперь повороты казались совсем незнакомыми, а в абсолютной темноте ориентироваться было невозможно. Ее движения становились все медленней: дрожащей рукой она держалась за стену, а вторую вытягивала вперед, судорожно нащупывая дорогу. Земля под ногами становилась мягче, стены поворачивали менее круто – да, это был тот самый последний поворот. Где-то рядом – свежий ветер. Выход из пещеры. Вот-вот простор, небо и…
Стена, которой раньше, здесь не было… монолитный каменный барьер. Она бешено заметалась во всех направлениях, неистово колотя кулаками в этот ненавистный камень, царапая его, обдирая кожу на ладонях и ломая ногти. По рукам струилась горячая липкая кровь. Гора сотрясалась и грохотала, и тут целый поток обрушившейся горной породы смел ее с ног. Идти было некуда. Ее охватил ужас, захлестнула волна холодного отчаяния. И в то время, когда пыль Хэллгарда обжигала ей горло, а недостаток воздуха сводил с ума, Саавик вспомнила то, что не могла вспомнить в своем сне, то, что уничтожило ее волю, превратило ее сердце в осколок льда: он всегда побеждал, он, в конце концов, всегда догонял ее. Потому что она не могла бежать бесконечно, а это место было ловушкой. Лабиринтом, в котором не было выхода.
