Карен Тревис - За чертой
— Я смотрю ваши передачи и вижу разгневанных людей, которые уже ненавидят нас, хотя еще с нами не встретились. Если в ближайшие годы нам не удастся создать более позитивное восприятие, мои товарищи, которые сейчас находятся в криосне на пути к вашей планете, рискуют проснуться при крайне неблагоприятных обстоятельствах.
Скажи спасибо редактору отдела новостей, подумал Эдди. Его эксклюзивный материал оказался настолько ценен, что на полу в монтажной не осталось почти ничего. Как ни крути, а виноват все равно он.
— Я не пытался показать ваш народ с плохой стороны.
— Откуда мне знать? Мы только начинаем знакомство с людьми, и я не могу сказать, рассчитывали вы вызвать у зрителей такую реакцию или нет.
— Разве я показал что-то не так, как есть на самом деле?
— Нет. Вы показали нас очень правдиво.
— В таком случае мне остается только принести извинения. Кое-что в вашей жизни пугает людей.
— То, что нас так много?
— В основном да.
— Вы зациклены на паразитах.
— Да, не лучшая наша черта, знаю. Но у меня была одна альтернатива — не снимать ничего. Вряд ли это оправдано.
— Почему? Вы боялись причинить вред нам или людям?
— Потому что я взял за правило работать хорошо. Юал испустил долгий булькающий вздох. Эдди понятия не имел, что это значит, и поблизости не было юссисси, который мог бы перевести это.
— Понимаю, — сказал министр. — Значит, в следующий раз, когда будем разговаривать перед вашей камерой, мне придется выступить с обращением к вашему народу по этому вопросу.
Значит, следующий раз все-таки будет. Эдди понял, что единственный правильный ответ — честный. Он срабатывает всегда, и не нужно запоминать разные варианты лжи. Непонятно, почему люди так редко прибегают к этому приему. Даже игра, в которую Эдди играл с Окуртом — и через него с правительством, — строилась на правде.
До завершения биосферы в Джедено оставалось несколько месяцев. Жилые помещения еще не готовы, а значит, спать придется в грузовом контейнере, упаковавшись в спальник. Сомнительное удовольствие, но одну ночь потерпеть можно. Зато у Эдди есть несколько занятных снимков и повод держаться поближе к исенджи.
Эдди сидел на узком сиденье в челноке юссисси. Сумку он держал на коленях, а рукой уцепился за ремни, которые пилот натянул в грузовом отсеке вдоль переборок. Он сказал, что его уже тошнит от людей, которые все время падают и страдают от морской болезни.
— Вы должны пожелать мне доброго дня, — усмехнулся Эдди, но пилот только смерил его хищным взглядом черных глазок, руки не подал и за пользование «Эйр Юссисси» не поблагодарил тоже. Эдди хотел было сказать, что понимает, почему они больше не доверяют людям, но передумал. Он в глазах юссисси выглядел, как обычный человек, один из многих других, такой же, как другие, а его добрые намерения — дело десятое. Эдди поправил респиратор.
Серримиссани встретила его у входа на строительную площадку. Работы не особенно продвинулись со времени его последнего визита сюда. Серримиссани казалась угрюмой. Трудно представить угрюмого мангуста, но Эдди уже знал, как выражается ее мрачное настроение — глазки прикрыты, руки неестественно прямо висят вдоль туловища, губы плотно сжаты. Он попробовал вообразить, как она расслабляется с баночкой пива в компании матриархов вес'хар и травит байки про гефес, но почему-то не смог.
— Мы смотрели новости, — сказала она.
— Юал тоже не в восторге.
— Я имею в виду, что вы угрожаете уничтожить «Фетиду». Он явно что-то пропустил. Эдди опустился на корточки, чтобы угодить Серримиссани, но не настолько близко, чтобы она могла вонзить в него зубки-иглы.
— О чем ты?
Она велела ему следовать за ней по дорожке, изрытой колеями и усыпанной строительным мусором. Эдди заметил две группки юссисси — одну метрах в десяти от входа в главное помещение, а другую у бытовки начальника стройки. Они молча смотрели на него. Он прошел за Серримиссани в домик юссисси. Она вытащила откуда-то портативный коммуникатор исенджи, настроила его несколькими ударами когтей и сунула Эдди под нос.
— Если пользуешься с кем-то одним узлом связи, наивно полагать, что он не услышит твоих слов.
Эдди не пришлось долго проматывать заголовки Би-би-си. Он наткнулся на «применить военную силу для предотвращения несанкционированного приземления» и остановился. Желудок провалился куда-то вниз.
— Люди часто грозят тем, чего делать не собираются, — сказал Эдди.
— Интересно. А вот мы — нет.
Утро выдалось не из легких. Эдди почти забыл о пробирке для сбора мочи, которая болталась у него в сумке и которую нужно было наполнить, но вовсе не тем, что можно выдавить из его мочевого пузыря. Пробирку он раздобыл в корабельном лазарете не без поддержки лейтенанта Йуна, которой заручился на основании того, что у него случайно завалялась баночка дрожжей для очень крепких алкогольных напитков.
Он сидел на бездействующем боте и наблюдал за работами. Здесь прибавилось жилых кубов, и изнутри каркас вполне симпатично прикрывали плети лозы. Перед Эдди в совершенно неуместном здесь декоративном фонтанчике журчала вода. Подобный интерьер навевал мысли об изысканном и оформленном в минималистском стиле недостроенном торговом центре, вот только до дома слишком, слишком далеко.
В его удостоверении сотрудника Би-би-си тут никакого толку. Кстати, срок его действия истек 31 декабря 2324 года. Смешно.
Есть страны, где это удостоверение — знак неприкосновенности. В других оно не вызывает особого восторга, но там все равно не мешают журналисту делать свое дело, может, только проводят через цензуру готовые к передаче файлы. Лишь в немногих оно не значит ровным счетом ничего, и там тебя застрелят в любом случае — с Би-би-си ты или нет, — но исключительно по глупости, потому что не понимают: убить полезного в принципе журналиста — себе же хуже. Если журналиста убивают, это или из-за его страшной невезучести, или из-за политического простодушия нападающего.
Ни для вес'хар, ни для исенджи, ни для юссисси нет в нем больше никакой пользы: они узнали от него все, что им нужно. Теперь Эдди для них — всего лишь еще один представитель чужой расы, к которой никто из них не питает ни малейшего доверия.
Эдди знал наверняка только одно: даже если ему удастся раздобыть образец тканей исенджи, он ни за что не бросится обратно на «Актеон» — это слишком большая и хорошо освещенная мишень для недовольных аборигенов.
Арас был счастлив. Когда он бывал счастлив, то тихонько урчал, как будто кто-то перелистывал страницы книги на большой скорости. Этот же урчащий звук он издавал, когда наслаждался аурсаном.
Шан осторожно запустила пальцы в его волосы и принялась заплетать их в косу. Его настроение улучшилось, и она чувствовала облегчение. Как немного нужно, чтобы сделать его счастливым!
А волосы у Араса оказались при ближайшем рассмотрении совсем не такими, как у людей, и напоминали скорее перья — длинные нити с тончайшими отросточками по всей длине. Шан перебирала их и восхищалась бронзовыми переливами.
Он перестал урчать.
— Два месяца — это слишком мало для них, — тихо проговорил он.
— Думаю, это время на сборы не им, а матриархам. — Она повернулась в поисках пеньковой тесемки, которой Арас перевязывал косу, и наступила ботинком на что-то. Наклонилась посмотреть. — Вот черт, откуда тут синее стекло?!
— Наверное, это попало сюда с колокольни.
Осколки напоминали по своей красоте неграненые сапфиры. Шан подняла один и поранилась острым краем. На ладони выступила капелька крови, но порез тут же затянулся. По рукам пробегали синие огоньки, которые будто стремились повторить сапфировый цвет стекла, и тут же угасали.
— Тебе было трудно вот так разбить эти колокола? — спросила она Араса.
— Мне просьба Джоша показалась странной. Не понимаю, зачем нужно было уничтожать их с такой жестокостью. Может, Джош хотел удостовериться, что колокола больше никогда не зазвонят, но наниты превосходно справились бы… Он сказал, что им нужно сжечь мост.
— Если Джош питает такое пристрастие к драматическим жестам, почему не сделал этого сам?
— Я не спрашивал.
— Все они психи, каких свет не видывал, — подытожила Шан и перевязала косу.
Она хотела поскорее покончить со всем этим делом. Она всегда будет любить Безер'едж той любовью, которую питаешь к красивому месту, куда едешь на выходные и откуда можешь вернуться домой, в знакомую обстановку. Но он не дом ей, даже если рядом Арас, даже если в подземном жилище Джоша так спокойно, тихо и льется отовсюду золотистый свет.
Она уже не знала, где ее дом.
— Кое-кто упирается — хочет остаться, — сказала Шан. Арас оцепенел. Она погладила его по голове и провела рукой по лежащей на спине косе. — Они думали, что мы не отравим планету. Я с трудом смогла сказать им, что процесс уже начался.
