Елена Голощапова - Заживо погребенный
Люк не выдержал и сорвался на крик.
Принцесса сняла шлем гвардейца, открывая брату бледное лицо с потухшими глазами. Слезы градом катились по щекам.
Рукоятка меча Леи упала на пол. Люк помотал головой - он хорошо выучил урок: ни при каких обстоятельствах не выпускать собственное оружие из рук.
Он подошел к ней и приобнял.
- Люк, я запуталась, - рыдала девушка.
- Тише, тише, - успокаивал брат.
Потянуться к сестренке через только что восстановленную связь, а потом знакомым движением отправить ее в забытье. Аккуратно опустить на пол и признать, что лучше умереть, чем оставить ее Палпатину. Люк никогда не видел Лею такой сломленной и замученной. Он никогда не видел ее такой пустой, такой слабой. Он хотел ее защитить. Он посмотрел на Крита, зная, что нужно что-то решать. Принцессе не место в этой битве.
========== Глава 33 ==========
Люк коснулся лба Леи, забирая ее боль, стирая растерянность. Большего он для сестры сделать не мог. Крит уже направился к двери.
Люк встал с пола.
- Увези ее, - попросил Скайуокер с легким нажимом.
Крит посмотрел на него с удивлением. Сейчас нет времени на споры, а в ситхе все еще горело желание мести.
- Я должен отомстить.
Люк на секунду прикрыл глаза.
- То есть ты совсем жить не хочешь? - уточнил Скайуокер.
Крит смотрел на него с широко раскрытыми глазами.
- Ты хоть представляешь, что там творится?! - Люк и сам только сейчас осознал, как выглядит в Силе полная Тьма, не пропускающая ни единого лучика света, поглощающая, давящая. - Если ты пойдешь туда, ты уже не выйдешь, Крит.
Ученик отца с вызовом посмотрел на него.
- Ты действительно хочешь уничтожить Палпатина или просто надеешься героически погибнуть? У тебя есть что-то кроме мести? - Люк продолжал сверлить его взглядом. Отступать Скайуокеру было некуда. На весах сейчас лежала жизнь сестры. И он отлично понимал, что исход битвы не изменится от того, войдет он в Тронный зал вместе с Критом или без него. А вот что будет с Леей, если они проиграют? Участие Люка в этой битве определили слова Оби-Вана. "Если ты не полетишь на Корусант, ситхи будут уничтожены"...
Ученик отца молчал.
- Ты не вернешься, Крит. Такие как ты не возвращаются. Нельзя жить только местью, должно быть что-то еще.
- Почему ты так говоришь? - взревел Крит. Удар по больному месту.
- Потому что я видел таких в Разбойной эскадрилье. Потому что сам был таким, когда-то поклявшись отомстить во что бы то ни стало. Мне повезло - я не завершил свое дело. Но поверь, на этом пути есть только смерть и ничего более.
Крит колебался.
- Забирай принцессу и улетай.
- А ты?
Люк улыбнулся, пряча за спиной дрожащие руки.
Собственные силы уже давно покинули его, но все равно он все еще держался в сознании, все еще оставался в этом мире. Его поддерживала теплая энергия, которая расходилась волнами по всему телу, пытаясь прогнать смерть. Но даже ярость Повелителя Тьмы не могла спасти Люка от неизбежного конца. Скайуокер понимал, что уже слишком поздно: в нем было слишком мало жизни, чтобы разжечь ее огонь. Но он хотя бы смог выполнить свой долг. Почти смог.
Над ним склонилась черная маска. Отец усилил поток энергии, чтобы убрать боль. Вейдер всегда был выше боли, но сейчас его сын не может ее преодолеть, потому что сил противиться смерти не было. По крайней мере, Вейдер хотя бы дал ему возможность сказать:
- Прости...
Люк чувствовал, что слова не приносят облегчения отцу, но он должен был это произнести.
- Я был самонадеян. Это была не моя битва, - Люк попытался хоть немного облегчить боль, причиненную родному человеку. Человеку, который всеми силами пытался защитить Люка.
- Тише, - сказал Вейдер. - Береги силы, - прошептал он, держа руку на груди сына, удерживая его в этом мире.
- Но я...
- Сражаться с Палпатином один на один было почти самоубийством, - ситх не смог сдержать эти слова в себе.
- Прости, - прошептал Люк, закрывая глаза.
Люк рывком вернулся в реальность.
- Я смогу. В конце концов, там мой отец, - сказал он, глядя в глаза Криту.
Теперь все стало на свои места. Вейдер запретил сыну лететь на Корусант, увидев ужасающее будущее.
Адреналин бушевал в крови. Просто стоять на месте было невыносимо. Нужно действовать.
- Крит, если ты сам не уйдешь отсюда, я тебя заставлю.
Сила скручивалась в нем, все эти часы готовясь нанести удар, когда он так боялся не успеть. Боль и ужас сестры перемешивались с его собственными страхом и гневом, сплетаясь в причудливом узоре со жгучей ненавистью отца, с его жаждой мести.
Крит дернулся. Он никогда не видел Люка таким.
- Спаси Лею - и Палпатин будет мертв, обещаю, - в видении Люка Император точно был мертв.
- Но это мой выбор!
- Твой выбор ведет к смерти.
Внезапно Люк осознал: а ведь Вейдер знал, что так все и закончится. Что его ученик падет во время боя. Вейдер хорошо понимал, к чему приведет выбор Крита. Но он уважал его решение.
Крит все-таки подошел к девушке.
- Береги ее, - сказал Люк на прощание. - Ты же знаешь Вейдера: за своих детей он может и убить.
Крит хмыкнул, подняв принцессу на руки. Люк поднял два меча - клинки Леи и Тора.
Он отлично чувствовал, что ждет его дальше. Два Повелителя Тьмы встретились и теперь готовились к битве, в которой не будет стороны Света.
Люк впервые в жизни почувствовал Тьму такой, какой она была: безграничной, могущественной. Сейчас она не была стихийной. Два ситха зажали ее в тиски, управляя ею, готовясь направить друг на друга. Один наделен невиданной мощью, другой обладает знаниями и опытом.
Люк отлично помнил слова Сидиуса, когда корчился под ударами его молний на Звезде Смерти. "Твои жалкие потуги ничто по сравнению с могуществом Темной стороны".
Люк отлично чувствовал разницу между своими касаньями Темной стороны и использованием настоящей Тьмы. Вейдер никогда не показывал своей мощи полностью. И теперь Люк действительно боялся.
- Я не понимаю. Тьма опасна, но почему при этом нельзя бояться Темной стороны? - спросил он во время единственного разговора, касающегося этой запретной темы.
Он искал в этих словах ловушку, какой-то подвох.
- Люк, я думаю, тебе говорили, какие эмоции используют адепты Темной стороны, - ответил отец. - Какая из них опаснее всех?
- Гнев? - навскидку ответил Скайуокер.
- Страх. Гнев приходит и уходит, его можно призвать. А страх есть всегда, и контролировать его сложнее. В этом и есть отличие ситхов от темных джедаев - ситхи не используют свой страх в бою. Они используют Силу, а не наоборот. Поэтому нельзя бояться.
- Я не боюсь, - заявил Люк.
- У тебя завышенные требования к себе, и это плохо, - заметил Вейдер. - Я имел в виду твою привычку отодвигать свои страхи. Страх туманит рассудок, поэтому ты не можешь понять, что происходит, у тебя только одно желание - уничтожить его источник.
Сейчас Люк должен отодвинуть подальше страх за отца и сестру, унять бешено бьющееся сердце. Он должен, потому что так надо. Без этого не достигнуть цели.
Люк понимал, что он не соперник Сидиусу, его время еще не пришло. Но он помнил, что Темная сторона питается эмоциями, и понимал, что мог потерять в этой битве каждый из ситхов. Самым страшным противником является тот, кому нечего терять - это аксиома. Но правило можно изменить: самым опасным является тот, кому дали нечто важное и сразу отняли это.
Люк уже знал, что делать. В конце концов, это его выбор. Это его право: решать, кем ему быть, ради чего жить и умереть. Это его выбор, а не отца. Но...
Отец его убьет. Конечно, только в том случае, если план не провалится, и его не убьет Палпатин. Но Сила, как же это жестоко - так поступить с родным отцом! Хоть и сам Вейдер говорил, что приходится поступать жестоко, когда это необходимо или нет иного выхода.
А еще отец говорил, что нужно всегда - и в бою, и в жизни - помнить, кто ты и чего ты хочешь.
Люк уже знал, кем он не является. Он не джедай. Он здесь не для того, чтобы уничтожить ситхов. Люк хотел смерти Палпатина, но при этом Вейдер должен жить. Ответ всегда лежал на поверхности. Он был сыном собственного отца, сыном ситха, и это действительно было правдой.
Джедаи говорили, что на Темную сторону ведут страх и гнев. Да что они знали о Тьме? Люк понял, совсем недавно он понял, что есть более надежный способ окунуться во Тьму. На Темную сторону вела боль, и сейчас она переполняла саму сущность Люка. Боль сестры, которая переживала смерть брата; боль человека, которого лучший друг оставил заживо гореть на Мустафаре; и его собственная боль - боль мальчишки, у которого отняли отца.