Дуглас Адамс - Путеводитель хитч-хайкера по Галактике (перевод В.Филиппова)
Поэтому в жаргоне попутников (как они сами себя называют) есть такая фраза: «Сяпаешь того крутого чувика, Форда Префекта? Вот фруд, который всегда знает, где у него полотенце.» (Сяпать: знать, иметь представление, встречаться, заниматься любовью; крутой: находчивый, общительный, умный, сильный; чувик: друг, брат, сосед, сокамерник; фруд: очень крутой чувик).
Покоясь на полотенце в сумке Форда Префекта, суб-эфирный ощущатель стал мигать чаще. Высоко над планетой огромные желтые нечто меняли строй, расходясь веером. В Джодрелл-Банке кто-то решил, что пришло время выпить чашку чаю.
– У тебя есть с собой полотенце? – неожиданно спросил Артура Форд.
Артур, поглощенный борьбой с третьей кружкой, повернулся к нему.
– А, что? Нет… а должно быть? – Он уже перестал удивляться, в этом как бы больше не было смысла.
Форд недовольно щелкнул языком.
– Пей, – приказал он.
В эту минуту снаружи послышалось отдаленное громыхание, заглушившее негромкие разговоры в баре, музыку из автомата, и икание соседа по стойке, которому Форд вдруг купил виски.
Артур захлебнулся пивом и вскочил на ноги.
– Что это? – закричал он.
– Не волнуйся, – ответил Форд, – они еще не начали.
– Слава Богу, – сказал Артур и снова сел.
– Наверно, это просто сносят твой дом, – заметил Форд, допивая пиво.
– Что? – вскричал Артур. Внезапно влияние Форда кончилось. Артур дико огляделся вокруг и бросился к окну.
– О Боже, так и есть! Мой дом сносят! Какого черта я здесь делаю, Форд?
– Сейчас это, в общем, неважно, сказал Форд, – пускай позабавятся.
– Позабавятся? – задохнулся Артур. – Позабавятся? – Он еще раз взглянул в окно, чтобы убедиться, что они говорят об одном и том же.
– К черту их забавы! – заорал он и выбежал из бара, размахивая почти пустой пивной кружкой. В этот раз у него не появилось новых друзей.
– Прекратите, вандалы! Домоубийцы! – вопил он. – Гунны полуспятившие, прекратите сейчас же!
Форду пришлось последовать за ним. Но сначала он подозвал бармена, и попросил 4 пакета жареного арахиса.
– Арахис, сэр, – сказал бармен, выложив пакеты на стойку, – двадцать восемь пенсов, будьте добры.
Форд был очень добр – он снова дал бармену пять фунтов и сказал, что сдачи не надо. Бармен взглянул на деньги, потом на Форда. Неожиданно его охватила дрожь: он не мог понять, что за ощущение у него появилось, потому что ни на кого у Земле оно еще никогда не появлялось. В минуты большой опасности у любой формы жизни включается тихий подсознательный сигнал. Он всего лишь точно передает вызывающее жалость чувство удаленности от места рождения. На Земле невозможно быть от него дальше, чем в двадцати тысячах километров – слишком мало, чтоб сигнал был заметен. Форд Префект был в очень большой опасности, и родился он в шестистах световых лет от Земли, в окрестностях Бетельгейзе.
Бармен покачнулся, пораженный чувством расстояния, которого не мог постичь. Он взглянул на Форда по-новому, с уважение и даже чуть-чуть со страхом.
– Вы серьезно, сэр? – прошептал он, и его шепот заставил всех посетителей замолчать. – Скоро конец света?
– Да, – сказал Форд.
– Но… сегодня?
Форд уже взял себя в руки.
– Да, – весело ответил он. – Меньше, чем через две минуты, по моим подсчетам.
Бармен не мог поверить сказанному; и чувству, которое он только что испытал, он тоже не мог поверить.
– Мы можем что-нибудь сделать? – спросил он.
– Нет, – ответил Форд, засовывая арахис в карман.
Кто-то в притихшем баре хрипло рассмеялся. Ему показалось смешным, что все вдруг ни с того ни с сего сошли с ума.
Сосед Форда был пьян вдрызг. Его затуманенный взор обратился к Префекту.
– Я думал, – сказал он, – что если будет конец света, то мы должны лечь лицом вниз или закрыть голову руками, или еще что-то такое.
– Если хотите, – пожал плечами Форд.
– Так нам в армии говорили, – продолжал тот, и его взгляд снова отправился в долгое путешествие, целью которого был стакан с виски.
– А это поможет? – спросил бармен.
– Нет, – ответил Форд и одарил его дружеской улыбкой. – Прошу прощения, – сказал он, – мне пора. – И, помахав рукой на прощанье, он выбежал на улицу.
Все молчали еще с минуту, а потом, к общему замешательству, хриплый рассмеялся снова. Девица, которую он притащил с собой, сердечно ненавидела его уже около часа и, возможно, немало обрадовалась бы, если бы узнала, что через полторы минуты или около того он неожиданно испарится, превратившись в облачко водорода, озона и окиси углерода. Впрочем, в тот момент она будет слишком занята, испаряясь сама.
Бармен кашлянул. Он услышал, как его голос произнес: – Последние заказы, пожалуйста.
Огромные желтые нечто начали опускаться, все быстрее и быстрее.
Форд знал это. И этого не хотел.
Артур почти добежал до дома. Он не замечал, как вдруг стало холодно, он не замечал сильного ветра, он не замечал странного, неизвестно откуда взявшегося дождя, который лил, как из ведра. Он не замечал ничего, кроме развалин под гусеницами бульдозера, когда-то бывших его домом.
– Варвары! – выкрикивал он. – Я отсужу у вашего городского совета все деньги! Я вас повешу, утоплю и четвертую! И высеку! И буду варить вас в кипящем масле, пока… пока… пока не решу, что с вас хватит!
Форд быстро бежал за ним. Очень, очень быстро.
– А потом я все это сделаю еще раз! – кричал Артур. – А когда закончу, соберу все, что осталось, в кучу, и станцую на ней чечетку!
Артур не заметил, что рабочие бегут прочь от его дома, что мистер Проссер в ужасе уставился в небо. Мистер Проссер увидел, что сквозь облака прорываются огромные желтые нечто. Невозможно огромные желтые нечто.
– И буду прыгать, – на бегу вопил Артур, – пока не натру мозоли, или мне в голову не придет что-нибудь еще ужаснее…
Он поскользнулся и упал ничком, покатился и перевернулся на спину. Он, наконец, заметил, что творится что-то неладное. Он указал пальцем в небо.
– Что это за чертовщина? – взвизгнул он.
Чертовщина, чем бы она ни была, перечеркнула небосвод чудовищной желтизной, разорвала его пополам с сумасшедшим грохотом и исчезла вдали, а воздух ворвался в ее след с таким бум!, которое могло бы метра на два вдавить уши в череп.
За ней последовала еще одна, и все повторилось, только бум! было намного громче.
Трудно точно сказать, что в этот момент делали обитатели планеты, потому что они в общем и сами не знали, что им делать. Ни в чем не было смысла – прятаться в дома, выбегать из домов, беззвучно выть, подняв лицо к небу. Во всем мире улицы городов были забиты людьми, перекрестки дорог превращались в месиво из машин, а грохот накатывался и катился дальше, словно цунами, над горами и долинами, пустынями и океанами, и казалось, вминал в землю все, на что обрушивался.
Только один человек стоял и смотрел в небо спокойно. В глазах у него была жуткая тоска, а в ушах – резиновые затычки. Он отлично знал, что происходит, знал с той самой минуты, когда его суб-эфирный ощущатель запищал в ночной тишине в раскрытой сумке, и он испуганно проснулся. Именно этого ждал он долгие годы, но когда он расшифровал сигнал, сидя в одиночестве в своей маленькой темной спальне, его охватил холод и сердце сжалось. Неужели из всех народов Галактики, что могли появиться и сказать «Привет!» планете Земля, это должны были быть именно вогены?
Но он все же знал, что надо делать. Как только воздух перестал дрожать и корабли вогенов скрылись, он стал рыться в сумке. Он выбросил «Иосифа и его плащ мечты (установка цвета фирмы „Техниколор“)», выбросил текст «Христа» – они не пригодятся там, куда он отправляется. Все на месте, все приготовлено. Он знал, где его полотенце.
Внезапно на Земле воцарилась тишина. Пожалуй, она была даже хуже, чем грохот. С минуту ничего не происходило.
Огромные нечто недвижно висели в небе. Они висели недвижно, огромные, тяжелые, прочно обосновавшись в небе, бросая вызов законам природы. Многие из землян едва не сошли с ума, пытаясь сообразить на что же они смотрят. Корабли инопланетян висели в небе точно также, как не висят в небе кирпичи.
Все еще ничего не происходило.
Затем вдруг послышался легкий шорох, вездесущий и всепроникающий. Каждый проигрыватель в мире, каждый телевизор, приемник, магнитофон, громкоговоритель, каждый динамик на Земле включился сам собой.
Каждая жестянка, крышка мусорного банка, каждый кусок ржавого железа, каждое окно стали одной акустически совершенной звуковоспроизводящей системой. За минуту до исчезновения, Землю использовали как самую огромную систему для обращения к общественности.
Но услышала общественность не музыку, и не звуки труб – просто голос.
– Люди Земли, прошу внимания, – сказал голос, и он был удивителен. Точнее, удивителен был превосходный квадрофонический эффект с таким низким уровнем искажения, что у всех звукооператоров слезы наворачивались на глаза.
