Олесь Бердник - Катастрофа
— Диск! — глухо вскрикнул Любавин.
Все обернулись к столику. Диска на нем не было — его держал в руках воскресший космонавт!
Отзвук тысячелетий
— Что это? — спросил побледневший Гордиенко.
— Деформирование пространства, — как бы не веря самому себе, ответил Любавин. — Они пользуются другими измерениями.
— Мистика, — прошептал кто-то из молодых ученых. Любавин метнул в его сторону суровый взгляд.
— Не мистика, а явление, еще не известное нам!
Космонавт, подняв диск над головой, опустил державшую его руку. Я протер глаза, ущипнул себя, стараясь рассеять галлюцинацию, но ничто не помогло — диск, не поддерживаемый ничем, неподвижно висел в воздухе.
И вдруг что-то случилось. Что именно — я не смог бы объяснить ни себе, ни другим. Все было, как и раньше, но изменение произошло.
Диск начал пульсировать. Голубое сияние лилось из него, катилось вокруг волнами, постепенно охватывая все помещение. Очертания окружающих предметов становились туманными, расплывчатыми. Я видел, что все оставалось на своих местах, но сквозь привычные предметы начинает просвечивать что-то другое…
Наконец, исчезло все — зал, купол, воскресший космонавт… Растаяли в пространстве фигуры ученых. Я остался один. Меня окружал безграничный Космос. Из его глубины сияло голубоватое солнце, сверкали неизвестные мне созвездия.
Послышался голос Гордиенко:
— Товарищи… мне не снится? Вы здесь?
— Здесь, — прогудел Любавин будто из другого мира. Прозвучали приглушенные голоса и других ученых. Потом все стихло. Я остался один среди безбрежности звездных пространств.
Голубое солнце вдруг уменьшилось в размерах, превратилось в ослепительный схематичный диск. Возле него стали появляться шарики планет. Проплыла первая планета, вторая, третья… По соотношению в размерах они были похожи на планеты солнечной системы. Меркурий, Венера, Земля… Четвертым должен быть Марс… Но вместо него по орбите кружилась огромная планета, в пять-шесть раз больше Земли. Возле нее мчался спутник, по диаметру значительно превосходивший Меркурий. Показалась гигантская пятая планета, шестая, седьмая…
— Безусловно, солнечная система, — опять раздался бас Любавина.
— Кажется, да, — отозвался кто-то из ученых. — Меркурий, Венера, Земля похожи… Юпитер, Сатурн, хотя и без кольца. Уран, Нептун тоже… Но где Марс? Почему на его орбите этот гигант?
— Фаэтон, — торжественно сказал Любавин, — клянусь — это Фаэтон. А Марс — его спутник.
— Наваждение, — вздохнул Гордиенко. — Голубое солнце… Марс кружится вокруг неизвестной планеты… что с нами произошло?
— Подождите… Посмотрим, что будет дальше.
Голоса умолкли. Наступила мертвая тишина, астрономическая схема исчезла. Я опять очутился в беспредельном просторе, окруженный сиянием миллиардов звезд.
Откуда-то из тьмы появился и приблизился ко мне освещенный яркими лучами солнца обломок скалы. На нем я различил какие-то знакомые очертания…
И вдруг я понял…
Ведь это же уничтоженный мною астероид, на котором я нашел чужой корабль и двух космонавтов. Вот скалы… вот летательный аппарат… две серебристые фигуры… Одна из них шевелится… увеличивается в размерах… Совсем близко от себя я увидел голову в прозрачном шлеме, пронзительный взгляд больших глаз. Они смотрели мне прямо в душу, они говорили…
Да, да! Я не преувеличиваю. Взгляд чужеземца был взглядом Разума. Он проникал в сокровеннейшие глубины моего сознания, волновал его неведомой силой, создавая вихрь образов и представлений. Эти образы не были незнакомыми, таинственными созданиями чужого воображения. Они были ясны и понятны моей психике.
Я слышал, я думал, я видел.
Позже я узнал, что то же самое пережили все, присутствовавшие в зале. Но тогда мне казалось, что вокруг меня в звездной бесконечности не существует никого и ничего, кроме астероида и скорбного лица чужеземца.
Я слышал, или, может быть, представлял, его голос. Он говорил, он обращался ко всей Вселенной:
— Я — искра Разума среди беспредельности, обращаюсь ко всем.
К планетам. К далеким звездам, сияющим в бесконечной дали.
К животворному кругу Матери-Звезды.[1]
К Бесконечности, которая неслышно дышит вокруг, храня в себе миллиарды новых искр Жизни.
Я обращаюсь к тем, кто придет после нас, чтобы узнать мир и оставить в нем пламя своего Разума, луч своей мысли.
Нас двое на скале, летящей в пространстве.
Мы родились и жили на планете Та-ина, четвертой от Матери-Звезды. На древнем языке Та-ина означает «Великая Богиня». Теперь ее нет. Только бесчисленные обломки ее несутся в космической бездне.
На одном из них сижу я, И рядом — мой мертвый товарищ.
Я тоже обречен. Но я спокоен.
Вокруг Матери-Звезды плывет спутник Та-ины. Он стал ее четвертой планетой. Он несет на себе остатки жизни Та-ины нашу надежду. Что станется с моими братьями — я не знаю. Найдут ли они ясную дорогу, вырастет ли из оставшегося зерна новая могучая цивилизация?
Мой взгляд не может проникнуть в будущее.
Но я вижу грядущую историю Космоса. Ее нельзя остановить.
Я обращаюсь к Разуму, объединяющему Вечность.
Я не знаю, кто примет в свою душу мои мысли. Но я и те, кто будет слушать меня, — братья. Мы — ручьи из одного источника. Мы течем в один Океан Истины.
Поэтому ты поймешь меня, далекий брат.
Итак, слушай!
Слушай про последние дни жизни планеты Та-ины. Моей планеты. Должно быть, ты будешь жить в этой же системе, в системе Матери-Звезды. Ты будешь ее ребенком, порождением ее щедрых лучей, ее огненного лона.
Вот почему я знаю, что ты будешь близким, родным и понятным…
Еще несколько слов
Голос умолк, будто давая нам время собраться с мыслями и подготовиться к восприятию лавины образов и понятий. И лавина эта обрушилась — поразительное повествование началось. Перед нашим внутренним взором, переливаясь, как в калейдоскопе, многоцветными красками и гранями, прошла история планеты Та-ины.
Ее обитатели отличались от нас почти во всем. Они жили на планете, превосходившей объемом Землю в несколько раз, дышали водородно-метановой атмосферой, купались в углеводородных морях, размножались по другому принципу, чем люди, общались друг с другом не только с помощью известных нам способов, но и посредством передачи мыслей на расстоянии.
Но они любили, боролись, ненавидели, ошибались. обращали в рабство своих братьев и отстаивали свободу, искали дорогу к истине и умирали на этом бесконечном пути.
И поэтому рассказ о них нам понятен.
II. ВЕЛИКИЙ ЗАМЫСЕЛ
Таинственное задание
С неба на планету опускался летательный диск.
Огромные животные смотрели на него со злобой и удивлением. Некоторые из них в страхе убегали прочь, ломая бревнообразными ногами высокие деревья, другие прятались в теплую, зеленоватую воду. И только хищные летающие ящеры, похожие на драконов, с криком кружились вокруг диска, стараясь схватить его плоскими зубастыми челюстями. Но как только они попадали в струи прозрачного голубого газа, окружавшие странный предмет, как неведомая сила бросала их вниз, ломая крылья и опаляя жесткую чешуйчатую шкуру. А легионы новых чудовищ с еще большим ожесточением нападали на заоблачного гостя.
Голубые струи исчезли, диск медленно опустился на берег океана. Вверху открылось широкое отверстие. Из него выплыли фигуры трех космонавтов. Летевший впереди был старшим и физически развит больше своих спутников. Даже серебристая ткань космического костюма не могла скрыть могучих мускулов его торса и рук. За прозрачною стенкой шлема были видны высокий лоб, глаза, выражающие непреклонную волю, суровые черты лица. Его товарищи были совсем юными — с пытливым ясным взглядом, веселыми лицами, порывистыми движениями. Они держались немного позади старшего, восторженно делясь впечатлениями. Старший невнимательно их слушал, осматриваясь вокруг и хмурясь при виде летающих тварей, угрожающе кричавших вверху.
Повисев неподвижно в воздухе, он сделал знак, что хочет говорить.
— Мы слушаем тебя, сей[2] Сит, — с уважением отозвались его спутники.
— Я поздравляю вас с первым космическим путешествием, ученики мои!
Выражение глаз Сита смягчилось. Юные космонавты с благодарностью склонили голову перед Учителем.
— Отныне перед вами открыт путь к Совершенствованию, к Высшим Сферам. Хотите ли вы этого? Вот ты, Од?
Нежно-голубые щеки Ода побледнели от волнения, правую руку он с почтением приложил ко лбу.
— Мудрый Учитель, я отдам за это жизнь…
— А ты, Map?
Второй юноша сдержанно дотронулся до своего лба, подумал. На черном лице отразилось смущение.
