Тимоти Зан - Дар Юпитера
— Если только они не захотят откусить кусок и от «Скайдайвера», — возразил Фарадей. — Сейчас мы открыты для водорода. Говорю же, давай прорвемся к нему.
— А я говорю, подождем, — жестко сказал Чиппава. — Уймись… Они не в состоянии прокусить зонд.
— Манты оставили на нем следы зубов, — гнул свое Фарадей, — а эти «торпеды» в четыре раза больше. Что им стоит прогрызть корпус?
— Придется рискнуть, — сказал Чиппава. — Просто спокойно сиди…
— Ни черта! — рявкнул Фарадей и, стиснув зубы, отжал рычаг.
За стеклом иллюминатора выплеснулась волна голубовато-зеленого пламени. «Скайдайвер» затрясло, кабину наполнил душераздирающий рев.
— Джейк! — закричал Чиппава. — Какого дьявола?..
— Получилось! — Фарадей ткнул пальцем в иллюминатор. — Смотри… Получилось!
Коричневато-серая кожа, казалось, начала плавиться на стекле, разбрызгивая желтую жидкость.
И спустя мгновение под звуки шипящего гелия зонд вырвался из своей тюрьмы.
— Поплавок заработал! — закричал Фарадей. — Мы поднимаемся.
— Я поймал сигнал головного корабля, — сообщил Чиппава. — Они идут к нам.
Что-то ударило Фарадея в ногу. Он посмотрел вниз и увидел свою кофейную чашку.
Он сделал глубокий вдох и долгий, с содроганием, выдох. И в первый раз с тех пор, как все это началось, осознал, что просто утопает в поту.
— Все кончилось, — пробормотал он. — Наконец-то все кончилось.
Как выяснилось, он ошибался. На самом деле все только начиналось.
Глава 1
Врачи пришли и ушли, сестры пришли и ушли, лаборанты, снимающие показатели приборов, пришли и ушли. Впервые за все эти дни Матвей Рейми остался один.
Совсем один.
Он лежал на спине и глядел в потолок. Вообще-то ничего больше он делать и не мог, только лежать и смотреть в потолок. Чистый, гладкий, нежно-голубого цвета, проклятый больничный потолок.
В точности такой, какие ему придется созерцать всю оставшуюся жизнь.
В этой половине больницы стояла тишина. Тишина, в которой легко думать. Думать и вспоминать.
По большей части он вспоминал аварию.
На фоне голубоватого потолка она снова и снова разыгрывалась перед ним в точных и болезненных деталях. Поскрипывая и хрустя, его лыжи легко скользят по слежавшемуся снегу. Ледяной ветер сечет уши и лоб, холодит крылья носа. Резкий аромат сосен смешивается с плывущим от охотничьего домика запахом дыма. Знакомое напряжение в согнутых коленях, когда он взлетает на гладкие горки и скатывается с них. Чистый дискант Брианны за спиной — она смеется и щебечет, грозясь его обогнать. Кончик левой лыжи врезается в совсем маленький снежный холм, заставляя его свернуть на несколько градусов в сторону от спуска.
Огромная сосна, внезапно вырастающая на пути.
Он пытается объехать дерево, используя все свои навыки и каждый драгоценный миг времени. И, к своему удовлетворению, добивается успеха.
Дурак! Этого не следовало делать. Теперь он отчаянно жалеет о том, что тогда лез вон из кожи. Нужно было просто врезаться в дерево, пусть даже в результате он сломал бы несколько ребер; но зато ребрами бы все и ограничилось.
Так нет же — для этого он был слишком искусен. Слишком искусен и слишком опытен. И слишком самонадеян. Кроме того, прямо за спиной съезжала Брианна, а позади нее Алан и Бобби. Он выглядел бы в их глазах идиотом, налетев на дерево, точно какой-нибудь дилетант. В особенности после того, как хвастался, что может без проблем проехать по самому краю трассы.
Да, дерево он объехал лучше некуда. Но вот объехать маленькую поросль кустарников рядом с ним не сумел.
Он помнил чувство радостного возбуждения, охватившее его, когда он взлетел в воздух. Это было похоже на карнавальный аттракцион. Возбуждение и головокружение, от которых захватывает дух, но с небольшой примесью страха — то, что и составляет «изюминку» любого аттракциона. В конце концов, ему было всего двадцать два года и семь месяцев, он только что закончил колледж, и перед ним расстилалась вся жизнь. Он был непобедим и неуязвим. Он был жив.
Он помнил, как Брианна взволнованно объясняла прибывшим фельдшерам, что именно произошло. У нее это плохо получилось. Она даже не смогла точно сказать, сколько раз он перевернулся в воздухе.
Вот он бы мог просветить их. Он знал. Полтора раза. Ни больше, ни меньше.
Головокружительный полет закончился с внезапностью кораблекрушения. Странно, но боли не было. Просто глухой треск где-то позади ушей.
И вот он уже лежит на спине, холодный ветер обжигает щеки, вода от подтаявшего снега просачивается сквозь шарф на шею, вызывая неприятное ощущение. Лежит и смотрит на затянутое облаками небо, точно так как сейчас — на нежно-голубой потолок.
Не в состоянии двинуть ни рукой, ни ногой. Не в состоянии даже чувствовать их.
На какое-то время небо перекрывает склонившееся над ним лицо Брианны. Сейчас он мог вызвать в памяти ее лицо, пряди трепещущих на ветру каштановых волос, ярко-красную лыжную шапочку, гладкую кожу лба с хмурой ложбинкой между бровей. От ужаса ее большой, чувственный рот некрасиво изогнут, глаза широко распахнуты, по щекам бегут слезы и капают ему на лицо. Она плачет, и тяжело дышит, и снова и снова умоляет его, чтобы все обошлось.
Как будто от него тут что-то зависело.
И потом появились фельдшеры. Никто из них не плакал, не задыхался и ни о чем не умолял его. Но они тоже хмурились, перенося его в спасательные сани.
После того как он оказался в больнице, Алан и Бобби навещали его дважды. Большую часть времени они улыбались фальшивыми улыбками, громко подбадривали его фальшивыми восклицаниями и бормотали фальшивые банальности типа того, что всегда есть надежда. И старались побыстрее сбежать.
Брианны он не видел ни разу. На протяжении долгих часов в тишине он много думал о ней: представлял себе ее улыбающееся лицо, легкий смех, непосредственность и то, с какой нерассуждающей легкостью она принимает все, что с ней происходит. Он отчаянно хотел, чтобы она пришла и хотя бы на время осветила мрак его нынешнего существования.
Но она не приходила, и теперь он знал, что этого не произойдет никогда. Брианна была помешана на всем, связанном с времяпровождением на свежем воздухе, — спорт, прогулки, яркий солнечный свет.
У такой девушки нет времени для калеки.
В дверь постучали.
— Мистер Рейми?
Мужской голос, незнакомый. Шея у Рейми работала; он мог повернуть голову, чтобы посмотреть, кто это. Но не стал этого делать.
— Доктор, лаборант или капеллан? — отрывисто спросил он.
Впрочем, какое это имело значение? Никто из них не может помочь ему. Имело значение лишь то, что это снова не Брианна.
Ответа не последовало. Он услышал мягкие шаги, и потом на фоне потолка перед ним возникло лицо. Уже немолодой человек, судя по морщинам и проседи в черных волосах. Где-то под пятьдесят, скорее всего.
Надо же, пятьдесят, и живет себе, никаких проблем. Останься у Рейми хоть немного эмоциональной энергии, он бы возненавидел этого человека.
— Мистер Рейми, меня зовут Джейкоб Фарадей, — сказал человек. — Я из «Скай-Лайт Интернэшнл».
«Скай-Лайт Интернэшнл»: частная компания, успешно осваивающая Солнечную систему по контракту с Советом Пятисот. В одном из прослушанных Рейми курсов политэкономии кратко упоминалось о ней, но воспоминания остались весьма смутные.
— Хотите произвести на меня впечатление? — спросил он.
— Я здесь не для того, чтобы производить впечатление, — мягко ответил Фарадей. — Я здесь для того, чтобы обсудить с вами некоторые возможности.
Рейми фыркнул:
— Забудьте об этом.
— Забыть о чем? — спросил Фарадей.
— О ваших так называемых возможностях, — отрезал Рейми. — Я смотрю новости. Вы хотите использовать меня в качестве… как бы это выразиться… Подопытного кролика, да. Забудьте об этом. Я не собираюсь провести остаток дней где-нибудь в лаборатории, опутанный проводами, глядя, как вы что-то выкачиваете из моего мозга.
— Понятно. — Фарадей кивнул. — Выходит, у вас другие планы?
Гнев вспыхнул и растаял, словно пыль в озере.
— Уходите, — пробормотал он. — Считайте, что у вас ничего не вышло. О’кей?
— Я разговаривал с вашими докторами, — небрежно сказал Фарадей, словно речь шла о погоде. Он явно не хотел признавать, что у него ничего не вышло. — Они настроены весьма оптимистично в отношении ваших шансов на будущее.
— О, неужели? С какими именно докторами вы разговаривали? Мои говорят, что я калека. — Впервые со времени аварии Рейми вслух произнес это слово. Звучало ужасно. — Я парализован от шеи до самого низа. Нельзя ничего ни исправить, ни трансплантировать, ни нарастить заново — слишком много повреждений.
— Существует нейропротезирование, — заметил Фарадей. — В этой области достигнуты большие успехи.
