Уилбур Смит - ГЛАЗ ТИГРА (сборник боевой фантастики и приключений)
Обычно в это время суток меня окутывает умиротворение и, мне кажется, появляется ясность по вопросу о смысле жизни. Этот вечер был совсем иным. Я был зол. На остров явились непрошеные гости, а вместе с ними зараза, которая может погубить всех нас.
Пять лет назад я бежал от нее, полагая, что нашел место, где мне ничего не угрожает. Но в глубине души, если честно признаться, я чувствовал возбуждение, приятно щекотавшее мне нервы. Опять рисковое дело, где нужны выдержка и хладнокровие. Я еще не был уверен — что поставлено на карту, но уже знал, что ставки высоки и мои противники тоже ребята не промах.
Меня снова несло на кривую дорожку. Я ее выбрал еще в семнадцать лет. Я нарочно плюнул на университетскую стипендию, которой был награжден, и, удрав из сиротского приюта Сент-Стивен, что в северном Лондоне, отправился навстречу приключениям. Соврав насчет своего возраста, я был принят на китобойное судно, направляющееся в Антарктику. Там, у кромки вечных льдов, я окончательно потерял всякий аппетит к академической карьере.
Когда мои карманы вновь опустели, я записался в специальный батальон, где научился смертельному, но тонкому искусству насилия. Я воплощал это искусство в жизнь в джунглях Малайи и Вьетнама, а позже в Конго и Биафре, пока однажды, в далекой, затерянной в джунглях деревушке, где горели тростниковые крыши, наполняя неподвижный, душный воздух черным, липким дымом, а мухи слетались синим гудящим роем на мертвые тела, мне не стало тошно. Я решил выйти из игры.
В Южной Атлантике я полюбил море и стал мечтать о том, чтобы обосноваться у него, покачиваясь в лодке долгими мирными вечерами. Но для этого нужны деньги, много денег, так много, что заработать их можно было лишь моим прежним искусством. Ну, последний разок, — думал я и разработал план с предельной тщательностью. Мне нужен был напарник, и я выбрал парня, которого знал еще в Конго. Вдвоем мы увели ценную коллекцию из Британского Музея нумизматики, что на Белгрейв-сквер. Три тысячи редких дорогих монет легко поместились в средних размеров дипломате: монеты римских цезарей и византийских императоров, монеты первых государств Америки и английских королей-флорины и леопарды Эдуарда III, благородные профили Генрихов, ангелы Эдуарда IV, со времен правления Генриха VIII, пятифунтовые монеты Георга III и Виктории. Три тысячи монет, которые стоили не менее двух миллионов долларов, даже если продавать их тайком на черном рынке.
Тогда я совершил свою первую ошибку, как профессиональный преступник: я доверился другому преступнику. Я нагнал его в арабском отеле в Бейруте и, прижав к стенке, спросил:
— Куда ты подевал дипломат с монетами?
В ответ он из-под матраца вытащил «беретту» тридцать восьмого калибра. Мне пришлось защищаться, в результате чего у него оказалась сломанной шея. Это была ошибка. Я не хотел его убивать, но еще сильнее я не хотел быть убитым. Я повесил на дверь табличку «Просьба не беспокоить» и первым же рейсом улетел в Европу. 10 дней спустя полиция обнаружила дипломат с монетами в бюро забытых вещей на лондонском вокзале Пэддингтон. Эта новость обошла передовицы всех британских газет.
Вторую попытку я совершил на выставке бриллиантов в Амстердаме. Плохо изучив схему электронной сигнализации, я пересек луч, который не заметил. Агенты безопасности в штатском, нанятые организаторами выставки для ее охраны, бросились вперед, а навстречу им от главного входа спешила вооруженная полиция. Получился неплохой спектакль с пальбой, в то время, как абсолютно не вооруженный Харри Флетчер прошмыгнул никем не замеченный, в темноту ночи. За спиной у него раздавались крики и выстрелы. Я был уже на полпути в аэропорт «Шипол», когда противоборствующие стороны наконец-то догадались прекратить огонь. Но сделали они это довольно поздно — сержант голландской полиции получил смертельное ранение в грудь. Я сидел, беспокойно кусая ногти, окруженный бесчисленными банками пива, в номере гостиницы «Холлидей-Инн» возле Цюрихского аэропорта и по телевизору наблюдал, как отважный сержант боролся за свою жизнь. Я торжественно поклялся, что если он умрет, мне не должно быть места под солнцем.
Но сержант оказался живучим. Когда, наконец, врачи объявили, что его жизнь вне опасности, я почувствовал за него гордость. А когда услышал, что он получил повышение по службе на должность помощника инспектора и в придачу 5000 гульденов премии, то совсем уверился, что я для него был эдакой крестной феей из сказки, за что мне полагается вечная благодарность.
И все-таки, неудачи выбили меня из колеи. Я нашел место инструктора в школе наемников и в течение шести месяцев размышлял о своем будущем. В конце концов, я решил рискнуть еще раз.
На этот раз я тщательно подготовился к делу. Я уехал в Южную Африку, где со своими знаниями получил место оператора в фирме, обеспечивающей сохранность золотых слитков при их транспортировке из Южно-Африканского резервного банка за границу.
Около года я проработал на перевозке золотых слитков, стоивших не менее сотни миллионов долларов, и досконально изучил систему.
Самым слабым звеном, как я обнаружил, был Рим, но мне опять требовалась помощь.
На этот раз я обратился к профессионалам и цену запросил такую, чтобы им выгоднее было мне заплатить, чем вовсе убрать. Так я застраховал себя от предательства.
Все прошло гладко, как я и планировал. Жертв не было: никто не был ранен пулей, никому не разбили череп. Мы просто вынули часть груза, положив взамен свинец. А две с половиной тонны золотых слитков были переправлены через швейцарскую границу в фургоне для перевозки мебели.
В Базеле, в пышных апартаментах какого-то банкира, обставленных бесценным антиквариатом, с окнами, выходящими на быстрые воды Рейна, по которым царственно скользили белые лебеди, я получил причитающуюся мне долю. Мэнни Резник подписал чек о переводе на мой зашифрованный счет ста пятидесяти тысяч фунтов.
— Ты еще вернешься, Харри — ты узнал вкус крови и ты вернешься. Отдохни, как следует, и возвращайся ко мне, если придумаешь что-нибудь стоящее, вроде этого дела.
Он ошибся, я не вернулся. На взятой напрокат машине я приехал в Цюрих откуда вылетел в Париж, в Орли. Там в туалете я сбрил бороду, и из ячейки камеры хранения вынул дипломат, в котором лежал паспорт на имя Харольда Делвилла Флетчера. Затем рейсом «Пан Ям» я добрался до Австралии, в Сидней.
«Балерина» обошлась мне в сто двадцать пять тысяч фунтов, и я с хорошим запасом топлива прошел на ней через океан две тысячи миль до Сент-Мери. Во время этого путешествия мы полюбили друг друга.
На Сент-Мери я купил себе двадцать пять акров уединения. Своими руками выстроил дом — четыре комнаты, крытая тростником крыша, просторная веранда — высоко над белым пляжем. Если не считать редких случаев, когда обстоятельства вынуждали меня браться за ночные вояжи, я старался не сбиваться с пути истинного. Это мне удавалось.
Было поздно, когда я вырвался из плена воспоминаний. В лунном свете прилив подкрадывался к пляжу. Я бросил прощальный взгляд на море и вернулся в дом, где заснул до утра сном невинного младенца.
На следующий день компания появилась вовремя. Они вышли из такси у начала пристани, когда я уже заводил «Балерину». Оба ее мотора нежно урчали.
Я наблюдал за их приближением, сосредоточив внимание на третьем в их компании. Вопреки ожиданиям это оказалось нечто другое. Высокий и подтянутый, с открытым, доверчивым лицом и темными мягкими волосами. В отличие от других, его лицо и руки были покрыты темным загаром, отчего зубы казались очень крупными и белыми. На нем были надеты джинсовые шорты и белая майка. У парня были широкие плечи отличного пловца и крепкие руки. Я понял, что нырять с аквалангом будет он.
На его плече висела большая холщовая сумка с принадлежностями. Он нес ее без видимых усилий, хотя было заметно, что она достаточно тяжела; при этом он дружелюбно беседовал с двумя остальными, которые односложно отвечали ему. Они шли у него с двух сторон, словно тюремные надзиратели.
Он взглянул на меня, поравнявшись с «Балериной», и я увидел как он молод и полон нетерпения. Оно сразу бросалось в глаза. Вообще-то он напоминал мне самого себя десятью годами раньше.
— Привет, — произнес он с улыбкой, такой непринужденной и дружелюбной. Я заметил, какой он чертовски красивый парень.
— Салют, — ответил я. У меня сразу возникла к нему симпатия, хотя казалось странным, что его так угораздило попасть в эту волчью стаю. Под моим руководством они снялись с якоря, и из этого нетрудного упражнения я понял, что новый парень — единственный из них, кто умеет обращаться с небольшими судами.
Когда мы вышли из гавани, он и Матерсон поднялись на мостик. Матерсон слегка взмок и запыхался после непродолжительной, но непривычной работы. Он представил мне новичка.
