Юлия Жукова - Сами мы не местные
– Хорошо, хорошо, – говорю, – раз в неделю самое то. Ты у меня умница и все прекрасно продумал. Такими темпами я и правда себя возомню какой-нибудь принцессой и возгоржусь.
Мы хихикаем, потом Азамат смотрит на часы.
– Мне надо бы уже собираться. Завтра опять тренировка, а дома и есть нечего… – Он вздыхает. – Я завтра вечером опять прилечу. Долго я без тебя не смогу все равно.
Я прочищаю горло.
– Азамат, – говорю. – А что заставляет тебя думать, что я тут останусь?
Он моргает.
– Тебе не нравится?!
– Мне очень нравится, мне просто безумно нравится! – уверяю я его, для убедительности поглаживая по руке. – Мы обязательно будем сюда выбираться, когда у нас будет свободное время. Вместе.
И смотрю на него волевым взглядом.
– Но… Лиза… – Он теряется. – Это же твой дом.
– Ага, а ты мой муж.
– Но почему ты не хочешь тут жить?
– Ну, милый, ну мы же это уже обсуждали. – Я делаю щенячьи глазки. – Я хочу жить с тобо-о-ой, а где – мне все равно. Ну и в столице работа есть хоть какая. А тут я одна от скуки загнусь на второй день. Не буду же я в самом деле целыми днями гобелены плести.
Азамат вздыхает и трет лоб. У него смешное выражение лица – вроде и облегчение там, и озабоченность.
– А зачем ты тогда вообще согласилась, чтобы я тебе этот дом строил?
– Ты же сказал, тебе это для репутации надо… Но никто же не будет следить, действительно я тут живу или нет. Ты уж прости, я как-то не ожидала, что ты реально такие хоромы отгрохаешь, я бы предупредила, что я тут жить не собираюсь. У нас просто так заведено, есть дом в городе, а есть за городом, чтобы туда ездить отдыхать по выходным. Ну вот я и подумала, пускай у нас тоже будет загородный дом, не вечно же в столице кваситься. Будем сюда приезжать…
Мне кажется, он все-таки расстроился, хотя и старается не подавать виду.
– Ну ладно, – говорит, – если тебе так удобнее… Давай тогда тоже собирайся. Котов-то оставишь, надеюсь?
– Конечно! Я их тут теперь и не найду, они мелкие… Они тут с голоду не помрут?
Азамат поводит бровью.
– Я скажу сторожу, чтобы он им ставил молоко.
Мы быстро собираемся и грузимся в унгуц. На обратном пути разговор не очень клеится, и Азамат включает музыку, а я достаю шитье – на позапрошлом собрании моего клуба как раз проходили рубашки, я сделала выкройку, теперь вот пытаюсь правильно сметать, не перепутав лицо с изнанкой. Азамат то и дело косится на меня, но молчит. Только когда я на воздушном ухабе всаживаю иголку себе в палец, кладет мне руку на коленку и говорит тихонечко:
– Лиза, я знаю, что ты меня любишь и поэтому не осталась. Мне просто странно…
Я целую его в плечо.
Мы прилетаем домой, а там так хорошо! Цветочки какие-то в палисаднике расцвели, тепло, моросит весенний дождик, внутри все такое свое… Конечно, там, на Доле, потрясающе красиво, но тут все-таки дома. Мы ужинаем в «Лесном демоне», гуляем по городу, заходим к Унгуцу, машем руками встреченному на улице непроизносимому Старейшине, отмокаем в горячей ванне и занимаемся любовью с таким остервенением, как будто после большого перерыва дорвались.
– Ну что, – говорю с вызовом, – хочешь, чтобы я сейчас торчала на побережье Дола?
– Совершенно не хочу, – хмыкает Азамат мне в ключицу, обвивает меня всеми конечностями, как паук, и так засыпает.
Наутро мне уже кажется, что замок на скале мне приснился, уж очень все буднично. Азамат ни свет ни заря смылся на свои тренировки, я сходила к целителю, попыталась ему объяснить, что такое аллергия. Он не понял. На Муданге слишком антисанитарно, чтобы тут такие звери водились. На обратном пути я проведала нескольких бывших пациентов, кое-кому выдала еще лекарств. Зашла к Унгуцу потрепаться. У него сидел Ажгдий… дими… короче, наш духовник. Посмотрел на меня, приподняв бровь, написал записочку: «Почему я только сейчас от Старейшины Унгуца узнаю про твою затею с диктофонной записью?»
– А чего, – говорю, – надо было вас предупредить? Так никаких проблем же не было, все всё поняли и взяли на вооружение. Азамат только удивляется, чего это с ним все подряд здороваться стали.
«Предупреждать не обязательно, – пишет Старейшина, – но надо было мне рассказать в тот же день, раз уж решила за меня делать мою работу. Твои действия повлияли на души этих людей, я должен быть в курсе».
– Ну ладно, – говорю. – Я как-то не подумала… Понимаете, у нас такие вещи все время делают, в школе, например…
«У вас – это у вас, – категорично-четким почерком выписывает духовник. – Между прочим, Алтонгирел вчера улетел с Муданга, а я только сейчас узнал почему. В дальнейшем, пожалуйста, рассказывай мне о своих затеях сама».
Я клятвенно обещаю все рассказывать, получаю прощение с улыбкой, выпиваю чашку какого-то кошмарного сена и иду домой. У нас опять еда кончилась, надо на рынок… Едим мы ее, что ли?..
На рынок я гордо иду с Пудингом. Ему это нравится точно так же, как и мне. На нем пристегнуто седло, по обеим сторонам которого висят мешки, куда можно положить очень много всего. Уздечек тут на лошадей совсем не надевают, так что я повязала ему на шею веревочку, за которую и тяну в нужном направлении. Он послушно идет, ибо знает: в конце пути его ждет вкусненькое. Мы проходимся по рынку, не торопясь выбираем, что купить. Пудинг зависает у лотка, где торгуют тростниковым сахаром. Дома его полно, но приходится купить кусочек, чтобы уволочь это чудо в сторону. Продавцы надо мной потешаются, конечно, но я не против. У них точно нет такого рыжего, косматого и благодушного мерина.
Орешница с мужем сегодня не торгуют, у них какое-то семейное торжество. Клуб соответственно тоже отменяется. Народу вокруг негусто, разгар рабочего дня все-таки, из покупателей в основном старичье. Я притормаживаю у лотка с кухонными ножами. Как раз тут на днях думала, что у нас маленького ножичка нет. А на Доле так вообще посуды по минимуму, Азамат решил предоставить мне захламлять мою жилплощадь. Я принимаюсь вертеть в руках разные ножи, интересуюсь их качествами, какой для чего лучше подходит… Внезапно продавец замолкает. И вокруг повисает какая-то нехорошая тишина. Я оборачиваюсь, пытаясь понять, что случилось. Гляжу – покупателей как ветром сдуло. Один только стоит у лотка напротив. Маленький какой-то, черненький… Ба, да никак джингош! И чего, полагается прятаться, что ли? Но он же только один… Оборачиваюсь обратно, чтобы спросить продавца, что делать, а его уже тоже след простыл. Но я-то не могу так вот взять и исчезнуть, да еще с лошадью!
И тут этот хмырек замечает меня и семенит ко мне. Он с меня ростом, если не ниже. Подходит, изображает улыбку на прыщавой физиономии.
– Земная женщина хотеть, – говорит на ломаном муданжском.
– Не, – говорю, – не хотеть. Земная женщина муж иметь. Большой, сильный. Страшный. Наемник.
На него моя тирада не производит никакого впечатления. То ли не понял, то ли не поверил… Короче говоря, это быдло хватает меня за задницу! Прямо нагибается и обеими руками!.. И еще тянет на себя! Я даже подумать не успела. Даже не сообразила промеж ног двинуть. А о чем он думал – приставать к женщине, которая держит в руках огромный мясницкий тесак? А я и думать забыла, что в руке у меня что-то острое, просто долбанула с размаху, чтобы он отцепился, козлина, и, только когда брызнула кровь, поняла, что снесла ему голову на фиг, нож-то острый, как зараза, и тяжелый…
Следующим номером я порадовалась, что на мне одежда, какую не жалко, а то всю ведь кровью залило. И только после этого озадачилась – а что, собственно, мне будет за содеянное? Вроде как самооборона, но мы же на Муданге…
Внезапно рынок ожил, невесть откуда возникли продавцы и стремительно принялись паковать товар. Хозяин ножей вырос у меня за спиной и окликнул меня.
– Бегите! Их тут сейчас будет много! Бегите скорее к мужу и прячьтесь!
Он смахивает свой товар в ящик, но тесак все еще у меня.
– Я возьму? – говорю робко.
Он только отмахивается и повторяет:
– Бегите отсюда!
Я сую тесак в седельную сумку – Пудинг по-прежнему невозмутимо стоит рядом и жует сахар, хотя ему бок забрызгало кровью. Прикидываю: бежать домой? Но ведь там меня легко найти, а торговец сказал прятаться… К мужу – это я плохо знаю куда. То есть примерно знаю, но это же надо сначала машину вывести… А, у меня же лошадь есть. Вредно, конечно… Правда, убивать людей тоже вредно… Ма-ать, я же его убила!
Так, цыц. В седло и к Азамату, сопли потом.
К счастью, лесенка к седлу пристегнута, а то черта с два бы я залезла. До Пудинга, кажется, доходит, что что-то не так, и он принимается трусить прочь от рынка. Я от души наподдаю ему пятками по бокам – сейчас-то надо быстро! Он очень удивляется, но ходу прибавляет, а когда мы выезжаем из города, даже переходит на галоп. Я и не знала, что он может.
