Галина Гончарова - Сердце крейсера
Толстая тетка прикладывает платочек к сухим глазам, в которых прыгают циферки…
— …Моему племяннику Тарсу Дженксу я оставляю двести тысяч галактов…
Такой же полноватый парень расплывается в довольной улыбке и поспешно возвращает скорбное выражение на лицо.
— …Моему дворецкому Леригу Радесу я оставляю пятьдесят тысяч галактов…
Пожилой мужчина сморкается в платок, никого не стесняясь.
— …Моей экономке Фелисии Графе я оставляю пятьдесят тысяч галактов…
Вторая тетка плачет от души. Кажется, она была привязана к Карлайлу? Не важно. Уже ничего не важно…
— …Моей племяннице по линии бабушки со стороны отца, Дамарис Винарт, я оставляю своих скаковых лошадей, а также сумму пятьсот тысяч галактов, которая будет положена на счет и должна расходоваться только на содержание конюшен…
Миниатюрная брюнетка не выглядит расстроенной. Наоборот.
Аврора напрягает память и вспоминает. Дамарис Винарт — крупнейшая коннозаводчица на планете. Славится на весь НОПАШ. Но денег много не бывает. И лошадей тоже.
— …Моей внучке Авроре Иридине Вайндграсс, в настоящее время — Висен, я оставляю все, что мне принадлежит. С тем условием, чтобы она выделяла деньги на лечение своего дяди, Алиента Видрасё. Если же упомянутая Аврора не сможет по каким-либо причинам вступить в права наследования — все деньги переходят к ее детям, в случае если будет доказано их генетическое родство с ней и со мной.
Аврора едва не фыркнула. Ну да. Деньги — ей. А если она не может стать наследницей — ее детям.
Длинный список имущества, земли, счета, акции Интаро слушает как песню… Перебьется. Точно перебьется.
— …До достижения оными совершеннолетия деньгами будет распоряжаться комиссия…
И имена… теперь это не важно. Совсем не важно. Интаро выглядит как обожравшийся сметаны кот.
— …Моему зятю Интаро Висену я оставляю ровно один галакт, с пожеланием помнить старую поговорку: «Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сложить».
Аврора невольно рассмеялась. Интаро словно пыльным мешком из-за угла прибили. Нотариус покосился неодобрительно, и она взяла себя в руки. Хотя это было сложно.
Карлайл, гад такой!
Так и поверишь, что родственники!
Интаро кипел от гнева, но старался сохранить лицо.
Стерва, сволочь, гадина!!! Нет, это же надо! Один галакт и издевательское пожелание.
Чтоб ты сдох!
Хотя ты и так сдох, старый мерзавец!
Ну ничего, мы с твоей внучкой сегодня за все посчитаемся… этой же ночью!
Аврора не подозревала о кровожадных планах Интаро.
Она просто провожала гостей с поминок — и думала, что девять дней им обломятся. Инферы предусмотрительно обходили ее стороной. После того как президент лично посочувствовал бедной девушке: «Даже в такую страшную минуту у инферлистов не хватает такта не трогать вас…», она могла бы не то что в унитазе инфера искупать, а даже спустить в канализацию — и на это закрыли бы глаза. Так что… от греха.
Интаро тоже пока ее не трогал. Ждал момента.
И момент настал, когда ушел последний соболезнующий. Исчезли слуги. Отправился спать дворецкий.
Аврора без сил сидела в кресле в гостиной.
И тут Интаро возник за ее спиной:
— Как ты себя чувствуешь:
— Омерзительно.
Сил не было даже на раздражение. Болели ноги в неудобных туфлях. Болела голова. Болело все тело… Аврора чувствовала себя сплошным сгустком боли. И мечтала только добраться до кровати.
— Выпей. И пошли спать. — Интаро протянул ей чашку.
— Это что? — Аврора отлично помнила о своей реакции на алкоголь. Сейчас поди и не откачают.
— Тархи с медом. Натуральным, с Земли… спорим, ты такого еще не пробовала?
Звучало соблазнительно.
Горячая чашка согрела ладони. Аврора благодарно прикрыла глаза.
— Неужели ты можешь быть человеком?
— А так я кто? — искренне обиделся Интаро.
— Шантажист.
Аврора пригубила напиток. Сладко. И пахнет незнакомо. Сладким. Но приятно. Вкусно.
— Карлайл знал о нашем уговоре?
— Он же не дурак. Сразу заметил. А когда спросил — я не стала отпираться.
Еще глоток. И еще…
— А ведь это — нарушение договора. Ты включила в него свою мать, но не Видрасё.
— И что? — В голове у Авроры внезапно зашумело.
— А то! Если ты нарушила договор, я могу сделать то же самое!
— Да неужели? И как?
Аврора подняла глаза на Интаро. И встретила наглый, спокойный взгляд. Он ухмылялся.
— А так. Знаешь, что было у тебя в чашке?
Аврора разжала пальцы. Чашка покатилась, заливая остатками содержимого черное платье.
Хотела встать, но тело сделалось странно непослушным. Зато разум был холоден и спокоен.
— Наркотик?
— Угадала. Киртан, слышала о таком?
— Да.
Аврора и правда о нем слышала. Это был не наркотик в полном смысле слова. Киртан просто превращал человека в безвольную куклу. Более того, сексуально озабоченную куклу. Изнутри уже поднималось знакомое желание. В ближайшие несколько часов она будет абсолютно послушна. Будет выполнять, что ей прикажут. Хоть под взвод солдат ляжет. А прикажет Интаро…
— Я же сдохнуть могу! Тварь!
— Не можешь, — осклабился Интаро. — Я проверил на совместимость. Ты будешь реагировать, как все.
Аврора в отчаянии прикрыла глаза:
— Гнида.
— Закрой рот. И не смей больше со мной разговаривать.
Аврора изобретательно послала его семиэтажным. И замолчала. А о чем тут говорить? Убеждать отказаться от своего плана? Обещать деньги?
Ага, поймал тигр антилопу, а та ему и говорит человеческим голосом: «Не ешь меня, травка вкуснее…» Смеяться после слова «травка»?
Интаро хотел свести с ней счеты — и он добился своего. Но как же она не поняла сразу, как могла довериться подлецу?!
Аврора знала, что с ней будет, и не питала иллюзий по этому поводу.
Интаро тяжело дышал рядом. Аврора чувствовала его запах. Дорогой одеколон, лосьон, что-то неуловимое — личный запах. Мерзко. Тошно.
Но не вырвет. Нет, не та степень омерзения.
Аврора вообще никогда не страдала нервными расстройствами. И сейчас сожалела об этом. Как было бы хорошо забиться в конвульсиях или истерике… Но было поздно. Слишком поздно.
— Подними левую руку до уровня груди.
Аврора выругалась про себя. Но руку подняла. Ибо не могла собой владеть. Уже не могла. Единственное, что позволял наркотик, — выполнять приказы дословно. И надеяться, что хотя бы это…
— Отправляйся в спальню. Свою.
Интаро, кажется, тоже понял, что она полностью в его власти. И последовал за ней…
О том, что происходило дальше, Аврора старалась не вспоминать.
Сознание боевой машины было рассчитано и не на такие стрессы. Но противно же! Мерзко! Гадко!
И лишиться чувств не удавалось.
Аврора послушно выполняла все, что приказывал Интаро. Поворачивалась, прогибалась, терпела боль и думала о мести. Если бы Висен хоть раз посмотрел ей в глаза — он бы точно ужаснулся. Говорить он ей запретил.
И это было к лучшему. В первую очередь для Авроры. Потому что иначе она бы выложила свои планы. Угрожала бы, ругалась, бесилась… наверняка.
А так… Она с равнодушием мумии принимала все новые позы, прикрывала глаза ресницами и думала. Сосредоточенно размышляла, стараясь отвлечься от происходящего.
Ничего.
Сейчас надо молчать. А как только прилетит мама — бежать.
Рона они пару дней прождут. Не страшно. А пока…
Кого не боятся? Того, кто сломан, сломлен, подчинен, размазан и раздавлен…
Сможет ли она это изобразить?
А надо ли?
Как только останется одна — прочь из клетки!
Хотя нет. Тогда Висен сможет перехватить Калерию.
А значит — полная покорность. Но как же мерзко, как гадко…
С другой стороны — если сломать подонку шею?
То же самое. Клан Висен будет мстить. Плевать бы на них три раза, но мама пока летит к Вашингтону. И Рон… Лучше удрать без шума и пыли. Правильно?
Абсолютно.
Хотя… надо посмотреть, когда прилетает Калерия. По срокам — не сегодня завтра. Что она, не пошарит в файлах космопорта? Да там защита от честного человека!
А наказанием для Интаро станет жизнь. Убить легко. Но хотелось бы еще заставить его страдать. А вот оставить без денег, выставить напоказ все их семейные махинации, кинуть на расправу инферам и толпе…
Она так и сделает.
«Ты не сдохнешь. И очень об этом пожалеешь, Интаро Висен. Клянусь!»
Интаро оставил девушку до того, как закончилось действие наркотика. То ли поцеловал, то ли укусил напоследок, похлопал по попке.
— Что, осознала? Поняла, какая цена твоей самонадеянности?
Аврора промолчала. Ей ведь не разрешали разговаривать… вот и не будем.
Она бы убила сейчас. Жестоко и страшно. Но наркотик все еще сковывал мышцы.