Сергей Баунт - Зорн
Через несколько шагов появился первый боковой ход. Желая запутать преследователей, которые, судя по времени, должны были вот-вот появиться, Кротов с ходу свернул в него… и застрял. Не было никакой преграды, вокруг был всё тот же золотистый светящийся сумрак, ровный коридор, но шагнуть дальше, чем на шаг, не удавалось. Словно он вляпался в прозрачное жидкое стекло, с каждым движением становившееся всё твёрже. Сергей попробовал вернуться. Идти назад можно было совершенно свободно. «Ты смотри, он меня не пускает!» – констатировал землянин, невольно начиная думать о корабле как о живом существе.
Шагая дальше по коридору, он несколько раз специально попробовал свернуть в попадающиеся боковые ходы. В каждом повторилось то, что было в первом – один свободный шаг, а дальше застревание в твердеющем киселе. Погоня до сих пор не появилась. Похоже, они и не собирались идти сюда. Где же остальные люди? По информации министерских, здесь должна быть куча рабочих, строивших саркофаг и откапывавших корабль. И где может находиться эта мифическая родственница императора?
Наконец ему встретилось ответвление, отличающееся от других. Овал входа слабенько светился золотом. Кротов посмотрел внутрь – всё тот же сумрак, скрывающий противоположный выход. Он потрогал светящиеся края входа – через перчатку броника казалось, что светящийся материал проминается, но глаза показывали другое – кромка не деформировалась ни на миллиметр, лишь в месте прикосновения потемнела до черноты, и темные медленные волны пошли, затухая, в разные стороны.
Заинтересовавшись, Сергей свернул в этот проход. Никакого сопротивления не возникло. «Он что, подсказывает мне, куда идти?» – мысль о ком-то живом опять крутилась в голове. Снова бесконечный коридор, опять боковые ответвления не пускают в себя. В этом мире ровных одинаковых проходов, ровного светящегося полусвета и полной тишины стало теряться чувство времени. Справа снова зажегся овал хода. Теперь уже не раздумывая, Кротов шагнул туда. «Я ведь теперь не выйду отсюда» – эта мысль не вызвала никаких эмоций.
Чем дальше он шел этим лабиринтом, тем больше укреплялся в мыслях, что это место совсем не для людей. И вообще, похоже, это не коридоры. Просто какие-то отверстия в черном теле корабля – все одинаковые ровные, с гладкими черными стенами, вызывающими ощущения бархата. Ничего хотя бы похожего на приборы. В голове Кротова билось и вертелось воспоминание, которое никак не хотело проявляться. Где-то он уже видел этот черный бархат. У Сергея появилось ощущение, что его ведут в сердце корабля. «А если я не пойду?» Остановившись, он развернулся и попытался двинуться назад – сжимающаяся прозрачная стена опять остановила его, но не только остановила – она начала подталкивать его.
– Ах ты, сука! – психанул землянин. Он со всей силы пнул стену – никакого эффекта. Ботинок броника мягко завяз в миллиметре у стены.
– А я вот сейчас тебя из игольника! – закричал Сергей, срывая с плеча оружие. Вскинув игольник к плечу, он едва не нажал на спуск. Вовремя остановившись, Кротов прислонился спиной к стене и сполз на пол. Он вспомнил. Облако на ножке. Гриб Маттиаса. Вот где он видел эту штуку.
«Так дело не пойдет, – он постарался успокоиться. – Иду еще час и, если ничего не случится, буду делать этой дырявой штуке бяку. Тогда уже точно среагирует». В планах той силы, что управляла им, отдых был не запланирован; его начало мягко подталкивать в бок так, что он даже завалился. Вскочив, он развернулся и зашагал туда, куда его направляли.
– Всё, всё. Видишь, иду, – не зная кому, проговорил Сергей. Более дурацкого продолжения бегства от наемников представить было трудно.
* * *Он шёл всю жизнь. Безропотно сворачивал в засветившиеся золотым овалы коридоров и опять шел до очередного поворота. Отупев от однообразия, он понимал одно – больше никогда ничего не будет – только бесконечные шаги по черным тоннелям. «Я должен был устать, – отстранено подумал он. – Нельзя столько времени идти». Но и эта мысль не вызвала никакого отклика. Повороты становились всё чаще. Иногда следовали один за другим.
– Я теряю себя, – непослушным языком выговорил он непонятные слова. Некоторое время он вслушивался в их звучание, прежде чем смысл фразы дошел до него.
– Мама, – опять вытолкнул из себя непонятное слово. Когда осмыслил и это слово, язык уже коверкал очередное: – Джерези… братишка… солнце… речка… – чем больше он выдавал слов и понимал их смысл, тем легче произносились следующие.
«Надо петь», – подумал он, но ни одна песня не вспоминалась. Кое-как он нащупал в памяти строчку:
– Мы ехали шагом, мы мчались в боях… – шептали непослушные губы. Это была не песня, но только первая строчка сложилась в голове, вторая пошла уже сама собой. – И яблочко-песню держали в зубах!
Набирая звук, он заорал:
– Гренада, Гренада, Гренада моя!
Не останавливаясь, перескочил на армейскую, которую горланил на плацу в учебке:
– Артиллеристы, точный дан приказ!
Песня за песней проясняли ум. В горле у него пересохло, но он боялся остановиться.
Уже едва шепча:
– В нашу гавань заходили корабли…
Он сбросил с себя ранец. Достал ту штуку, применение которой планировалось только в самом крайнем случае. Техник Министерства был парень головастый – выслушав Сергея, он закрыл глаза, посидел, потом встал и, не говоря ни слова, ушел. Через час он принес готовое взрывное устройство.
– Даже сам удивляюсь, – он почесал голову. – Как я раньше до такой штуки не додумался. Ни капли электроники. Правда, я кое-что сделал по-своему. Не стал использовать никакие горящие шнуры и взрыватели, но результат будет тот же.
Сергей, не давая себе задумываться над тем, что он делает, достал из ранца тяжелый серебристый кирпич взрывчатки с желтым кружком посредине. Постепенно смещаясь подталкиваемый неумолимой невидимой силой, он прижал кирпич к груди и, шагая, посмотрел на брошенный ранец. Его невидимое стекло двигать не стало. Ранец сиротливо лежал в коридоре, пока Кротов не свернул в очередной освещенный проход. Уже решившись, Сергей медлил – в этот раз от смерти ему уже не уйти. Чувствуя, что голова опять начинает наполняться ватой, он нажал желтый кружок: «Ну, не подведи!» Безучастно опустил кирпич на пол, перешагнул и вдруг, словно это могло спасти, побежал. Всё-таки страх смерти у человека сильней всего. Даже понимая, что спастись нельзя, он использует самый малый шанс. Техник объяснял, что замедление около двух минут, поэтому, когда будешь устанавливать, чтобы спастись, надо иметь под боком флаер.
На бегу Кротов думал: «Вот идиот, надо было ещё подождать, может, придумал бы что-нибудь!» Умом он понимал, что всё, через несколько секунд конец всей его короткой жизни, а тело никак не хотело умирать. «Сука, Глемас, зачем забрал меня?!» – забывая про неминуемую смерть от душманов, заматерился Сергей. Почему-то ни родители, ни брат встали у него перед глазами в последнюю минуту – любимое лицо с ямочками от улыбки… Джерези.
Сзади налетел смертельный вихрь, подхватил его и, швыряя о рвущиеся черные стены, бросил вперед по коридору. Темнота.
* * *Космос. Открытый космос, наполненный жизнью, наполненный красотой. Бесконечное количество звёзд. Ярких и едва подмаргивающих, колющихся синим ровным блеском и перемигивающихся красным угольным светом. Когда приближаешься к ним, мягкими скачками преодолевая пространство, они вырастают сначала в блёстки, потом лампочки и, наконец, превращаются в нестерпимо яркие круглые гиганты. На их раскалённой поверхности пляшут, играют водовороты горящих газов, вырываются потоки самой вкусной плазмы. С ними можно играть вечно, и никогда это не надоедает. А можно, просто забыв обо всем, плыть в холодном черном пространстве, любуясь этим безраздельно принадлежащим тебе домом.
Сергей тянул руки-щупальца всё дальше и дальше, стараясь схватить ближайшего брата. Но нигде во всей вселенной не чувствовал даже мягкого следа братьев. Они бросили его. Он один. Слезы текли из закрытых глаз существа, которое совсем недавно было человеком. Ощущения, испытываемые тем, кто миллионы лет назад назывался повелителем звезд, преломлялись через сознание человека. Через сознание того, чью сущность он сейчас переделывал под себя. Получались странные несравнимые сравнения.
Шерхам никак не мог расслабиться. Внутри не рассасывался твердый колючий кусочек. Он становился то совсем маленьким, то начинал расти, мешая ощутить себя полностью. Он опять начал анализировать, перебирая себя связь за связью, слой за слоем, воспоминание за воспоминанием.
Такой анализ, привнесенный в него неживой составляющей, давно стал для него легче и привычнее, чем тот, которым пользовалась живая часть Шерхама. А ведь когда-то он мог совмещать это – и аналоговый ассоциативный поиск, и машинный рядный перебор. Неродное образование вновь начало расти и захватывать области Я повелителя звезд. Какое-то древнее атавистическое чувство возникло в областях эмоций. Это уже не просто тревога – это то, что он никогда не испытывал раньше – страх!
