Эми Мерфи - Падшие
Сэла немного приврала. Ей тогда пришлось идти в госпиталь, хотя и не хотелось. Иногда новички, получившие травму, оттуда не возвращались. Уходили на вторсырье, как говорили наставники. Сэла не хотела рисковать попасть в переработку. Чтобы это ни значило.
— Он знал, что я бы сражалась, а в тот день травмировала руку, так что поджидал в засаде.
Ей вспомнился ошеломительный взрыв боли в затылке. Потом удар лицом о холодные, твердые плитки пола. Внезапно ее схватили грубые руки и Сэла, все еще в шоке, не могла этому противостоять. С треском разорвалась ткань. Холодный воздух добрался до оголенной кожи. Он навалился на нее всем весом, делая ей больно и насмешливо произнес: «В следующий раз, когда будешь мне приказывать, вспомни об этом, косая сучка». Он издевался над ней долго.
Но Сэла решила об этом никому не рассказывать. Ни наставникам, ни кому-нибудь из кластера.
— Само собой, ему предъявили обвинение? Наказали? — спросил Джон.
Сэла повернулась на спину и стала смотреть в пустой потолок. Врать и смотреть Джону в глаза было невозможно.
— Дело рассматривали.
То, что случилось с ней, не должно было случиться больше ни с кем. Любой лидер примет такое же решение, чтобы защитить свою команду. И поэтому она ждала подходящей возможности. Можно было бы остаться наедине, сказав, что ей пришлось по вкусу случившееся. Но она этого не сделала. Когда нашли тело Стэлвика, возбудили расследование, но оно прошло вяло. Наверное, наставники тоже облегченно вздохнули, когда его не стало. Никто ничего не видел и не слышал. Стэлвик стал несчастной жертвой.
— Через несколько дней я заболела. Правда, оказалось, что это не болезнь.
— Атилио?
Сэла кивнула и слегка улыбнулась иронии.
— Тогда я и поняла, зачем в нас внедряли имплантат.
В качестве примера для других девушек, не в ладах с дисциплиной, наставники решили не прерывать беременность им в назидание. Вместо этого в последние дни беременности Сэлу наказывали по другому: когда живот вырос, превратившись в бочку, ее стали выпускать к остальным. Сэле было трудно находиться между своих же. Взгляды, насмешки. Сэла сносила все это молча. В конце концов, она им всем помогла. Она прикончила монстра среди них. Наказание того стоило.
— Семнадцать лет спустя, — сказал Верадин, — мальчик заканчивает тем, что умирает на руках своей матери. Судьбы…
— Совпадение.
От мысли о том, что случилось со Стэлвиком или ее сыном спровоцировано некой невидимой сущностью, Сэла почувствовала себя беззащитной.
— Сына больше нет. Как будто никогда его и не было. Ощущение такое же, как и в тот раз, когда они в первый раз отобрали его у меня.
— Тай, я не знаю, что сказать.
Сэла села, отстраняясь от Джона. Она вдруг почувствовала себя неуклюже, покраснела от осознания того, что не одета. Глупо. Но она не могла выдержать мучение в его взгляде и жалость в голосе.
— Куда идешь? — кончики его пальцев прошлись по ее спине.
Сэла вытащила из-под подушки одежду.
— Думаю, мы оба знаем, что это было ошибкой.
— Ошибкой? Я так никогда не думал.
— Я думаю.
Прижав одежд у к груди, она вышла из каюты.
Глава 27
Вода в небольшой раковине оказалась мучительно холодной. Сэла снова плеснула ее себе на лицо, растерла воду по шее так, что занемела кожа. Наконец, она расслабилась, взявшись за раковину руками. Закрыв глаза, она оперлась лбом о зеркало и, выпустив недовольный вдох, открыла глаза.
— Что ты делаешь, Тайрон? — пробормотала она, посмотрев на своего двойника в зеркале.
Не так. Все должно быть не так. Но, в то же время, все было правильно.
Неудивительно, что были придуманы правила Устава, дабы предотвратить тесные личные связи между подчиненными и начальниками. Сэла постоянно представляла себя рядом с Верадином, но это всегда были только мечты, не больше. То, что жаждешь, идеализируя образ, но без мысли, что это когда-либо станет реальностью, поэтому остается всего лишь частью эгоистичных грез.
Подобно тому, когда она сказала Джону, что для нее не имеет значения, землянин он или нет. От этого его личность не изменилась. На самом деле, он показал постоянство характера: он готов нести бремя этой жизни, нести в себе эту тайну, только чтобы не потерять ее.
Но секрет изменил ее.
Все оказалось намного сложно. Обоих вовлекли в какую-то игру, что воспринималась отдельными кусками и кому-то из них пора остановиться и посмотреть на все это в целом, пока не стало поздно. А она позволила разыграться эгоцентричным фантазиям. Поддалась низменному желанию обладать им.
Теперь дело сделано. Наяву. Необратимо.
Они сейчас уязвимы как никогда. Может, у Джонвелиша Верадина эта слабость была и раньше, сейчас же все стало намного хуже.
— Сосредоточься, — сказала она.
Этого больше никогда не повторится. Это больше никогда не произойдет.
Глубоко вздохнув, она вытерла лицо, шею и оделась. Свежую рубашку позаимствовала из вещей Джона, сомневаясь, что он будет возражать. Рубашка оказалась великовата, но без пятен крови на рукавах. Прежде, чем выйти, она прислушалась. По коридору дрейфовал тихий шепот. Голос.
На всякий случай Сэла проверила вокс, висящий над раковиной. Тот не светился, а значит, не активен. Джон остался в каюте, где и уснул. Оставалась только Эрелай.
Надев рубашку, Сэла выскользнула в коридор.
* * *
По мере того, как Сэла подходила к камбузу, голоса становились громче. Они спорили, но Сэла не различала слов. Один голос жалобный, детский, другой потверже, властный.
Освещенная светом из камбуза, в дверях, прислонившись к косяку, сидела Эрелай.
— С кем ты разговариваешь? — спросила Сэла.
Эрелай повернула голову и широко раскрытыми глазами, явно удивившись, посмотрела на Сэлу снизу вверх.
— Я не разговариваю, — не совсем уверенно ответила она.
— Я слышала голоса.
Сэла шагнула в камбуз, осмотрелась, потом снова посмотрела на Эрелай и увидела бордовые мазки на рукавах и воротнике ее мешковатой одежды. Эрелай отвернулась, пряча руки.
— Что у тебя?
— Ничего, — ответила Эрелай, смотря в сторону.
Сэла схватила руку девушки и выдернула из ее кулака какой-то предмет. Заточка, вернее, кусок острого металла от корпуса коммуникатора. Сэла закатала рукав и увидела, что эта сумасшедшая умудрилась разодрать себя до крови.
— Зачем ты это делаешь?
— Я не могу избавиться от них. Видишь? На коже появляются чешуйки. Как у Тристик, — другой рукой Эрелай провела по поцарапанной коже. Она смотрела на Сэлу жуткими зелеными глазами. Похожа на умоляющего ребенка. — Если я соскребу их, Тристик не придет.
Сэла успела схватить обе руки Эрелай прежде, чем та продолжила наносить себе раны.
— Здесь ничего нет. Никаких чешуек. Только кожа. Ты всю себя только исцарапала.
Сэла сталкивалась с солдатами с подобными признаками. Они не могли остановиться от страха, что испытали в бою. Он пожирал изнутри, стирая гордость и превращая их в сломанные вещи. Это было похуже чем обычные боевое ранение. Ни один доктор не мог вылечить такое. Никакие слова и уговоры не могли их укрепить по новой и дать цель. Их списывали, даже если, в конечном итоге, они справлялись с этой внутренней бедой. В любом случае, эти сломанные люди становились чьей-то еще проблемой, но не Сэлы.
Но случай Эрелай стал ее проблемой.
Та покачала головой и мокрыми от слез глазами снизу вверх посмотрела на Сэлу.
— Я не могу заставить ее прекратить.
Сэла положила заточку к себе в карман.
— Здесь никого нет, Эрелай. Только ты, я и твой брат.
Она здесь, а Вален — нет. Вален стоил десятка таких, как она.
Какой-то частью Сэле хотелось накричать на Эрелай, тем более, что травма последней была, все же, психологической. А раз так, то девушка могла бы бороться с этим и контролировать происходящее внутри.
Вместо этого она взяла Эрелай за плечи и подняла ее на ноги.
— Пошли. Ты должна отдохнуть.
Девушка пошла за ней по общему коридору, податливая и слабая. Позволить ей в одиночку бродить по кораблю явно опасно. Сэла привела ее к каюте, выделенной для Эрелай.
Та не сопротивлялась даже тогда, когда Сэла укладывала ее на кровать. Смотрела на все так, словно не осознавала, что происходит. Но, как только легла, попыталась вырваться:
— Не запирай меня!
Сэла удержала Эрелай в лежачем положении. Удерживая девушку, она присела на корточки.
— Послушай меня, Эрелай. Ты должна с этим бороться. Если в тебе есть что-то от Джона, ты сможешь сделать это. Ты уже делала это, далеко отсюда. Ты как-то смогла пережить эти два года. Борись ради брата, если не можешь бороться ради себя.
Эрелай сдавленно рыдала.
