Михаил Костин - Земля – Паладос
— Что ты собираешься с ним сделать?
— Взять с собой.
— Зачем? — Глаза Антрацита округлились, рискуя выскочить вовсе.
— Надо же с кем-то пить в дороге, — хохотнул священник.
Спут сделался настолько беспомощно озадаченным и растерянным, что Исаак расхохотался в голос. Не переставая громогласно ржать, он рванул от стены пару проводов. Под напором грубой силы тонкая проводка лопнула. Свет прямо над головой потух, зато в руке священника остался довольно длинный кусок провода.
— Ты представь, приходят эти черти к своему кораблю, а его нет, — уже серьезно принялся объяснять Исаак, туго затягивая проводом руки за спиной поверженного пирата. — И этот тут в отключке. Что подумают братья пираты?
— Что кто-то украл корабль. А этот, — спут кивнул на Опарта, — придет в себя и подтвердит.
— Точно, — кивнул следователь. — А теперь представь, что ни корабля, ни его капитана нет, что они подумают тогда?
— Все что угодно.
— Нет, — уверенно замотал головой рыжий. — Они подумают, что этот… как его… Опарт… что он сел на корабль и улетел. Вот пусть так и думают.
Исаак оставил связанного Опарта на полу и огляделся. Пульт от входного отсека был вмонтирован в стену чуть в стороне. Священник кинулся было к нему, но споткнулся о бессознательное тело и едва удержался на ногах.
— Дьявол, — сердито пробормотал он. — Понакидали тут всяких.
Разобраться с управлением шлюзовой камеры смог бы даже ребенок. Рыжий нажал пару кнопок, и корабль снова стал монолитным. В месте, где находился вход, не осталось даже намека на щелочку.
Исаака все больше шатало. Язык еле ворочался. Подступала тошнота. Дотащить тело пирата до кресла без помощи спута ему не удалось. Пристегнув тело к креслу ремнем безопасности, священник-следователь рухнул на соседнее. Уже скорее по инерции, чем от желания присосался к бутылке, изъятой у Опарта. Выглядело это так, что Антрацит содрогнулся.
— Все, — распорядился Исаак, — полетели!
— Как? — не понял спут.
— Ты же ска… ик… зал, что взлететь смож-ж-жешь, — попытался возмутиться священник.
— Смогу, — кивнул Антрацит, садясь к пульту. — Только мне вылет не дадут.
— Дадут.
Исаак еще раз икнул, чертыхнулся и снова глотнул из бутылки. «Гранд Паладос» исправно делал свое черное дело. Палец, хоть и трясущийся, весьма уверенно вдавил кнопку связи.
— Диспетчер. Это я, — икнул Исаак в микрофон.
— Кто я? — взвился динамик.
— Борт сто девятнадцать, — подсказал наблюдательный спут.
— Борт сто девятнадцать, — покорно повторил Исаак. — Я Опарт.
— Почему у вас отключено изображение?
— Для конс-с-с-с-спирации, — протянул рыжий. — Дайте взлет.
Динамик замолчал, в нем что-то шуршало, словно по ту сторону прикрыли микрофон рукой и поспешно совещались, решая, что делать с пьяным пиратом.
— Мы не можем дать вылет без подтверждения вашей личности. Даже несмотря на вашу конспирацию. Требуется отпечаток пальца или сканер сетчатки глаза.
— Бюрократы, — фыркнул Исаак. — Я вам устрою…
Он отстегнул ремень и бесцеремонно схватил Опарта за загривок. Пальцы священника, словно персты окулиста, распахнули веко, обнажив остекленный глаз с бесчувственным зрачком.
— Куда пихать?
Спут молча кивнул на небольшое устройство рядом с пультом. Исаак грубо наклонил бесчувственного пирата и ткнул его мордой в прибор.
— Ну, — рыкнул Исаак в микрофон, проследив, как сканер фиксирует сетчатку, — взлет даем? Или мне Гера свистнуть, чтоб вы пошевелились?
Имя кучерявого предводителя пиратов в очередной раз подействовало как волшебное заклинание.
— Извините, — заблеял динамик. — Простите, формальности. Коридор свободен.
Исаак щелкнул тумблером, отключая поток причитаний. На Антрацита посмотрел бесновато.
— По-ле-те-ли? — спросил он раздельно, стараясь выговорить слово.
Спут нервно кивнул. Пульт управления был точь-в-точь, как на одном из тренажеров, с которыми ему доводилось сталкиваться, вот только летать он по-прежнему боялся. Теперь же предстояло не просто лететь, а самому управлять космолетом. И не просто космолетом, а бессовестно украденным с применением физического насилия. От всего этого голова шла кругом.
Спут судорожно потер конечности и принялся щелкать тумблерами.
Прежде чем он успел приготовить корабль к взлету, с соседнего кресла послышался храп.
Антрацит повернул голову и невольно улыбнулся, глядя на спящего.
— Герой сделал свое дело, герой может удалиться, — процитировал невесть какую древность спут.
«Герой» же на это только всхрапнул и зашлепал губами.
Глава 17
В глотке скребло так, словно неделю кормили паладонийским высушенным песком. Исаак попытался сглотнуть, но в ответ только сухо шкрябнуло в горле и болезненно отозвалось в голове. Он застонал и открыл глаза.
Увиденное не добавило радости. Он возле пульта управления рядом с креслом пилота в совершенно незнакомой рубке совершенно незнакомого корабля. Анатомическое кресло автоматически подстроилось под его спящее скрюченное тело. Тело по пьяни вывернулось столь причудливо, что ремень безопасности нещадно давил на грудь.
Пробуждение оказалось настолько невыносимым, насколько это вообще возможно. Помимо прочего, священник-следователь не помнил ничего из произошедшего накануне. Последнее воспоминание относилось к бару, где он сидел, не выпив и рюмки, медитируя на стакан «Гранд Паладоса». Что было после, как он оказался там, где оказался, где он и куда летит, рыжий следователь сказать не смог бы при всем желании.
Видимо, он с кем-то пил и уговорил этого кого-то взять их с собой на корабль. Их! Внутри радостно защемило. Конечно же, их. Их двое, значит, где-то рядом спут. Сейчас он подойдет и все объяснит.
Исаак повернулся. От каждого движения хотелось мучительно стонать, но он постарался сдержаться, отчего потенциальные стоны превратились в жалобное кряхтение.
— Проснулся наконец, — подал голос спут, сидящий почему-то на пилотском кресле.
Следователь понял, что на слова нет сил, и кивнул. В голове что-то сместилось, перевернулось, в горле дернулся комок, и Исаак все же застонал.
— Пить надо меньше, — проворчал синекожий.
— Антрацит, — простонал рыжий с мольбой. — Говори тише, не будь садистом. И принеси чего-нибудь жидкого… и по возможности холодного.
Антрацит смерил приятеля скептическим взглядом, со вздохом встал с кресла и удалился, бурча под нос о вреде пьянства. Исаак медленно повернулся в другую сторону, вздрогнул. Похмелье как рукой сняло. На соседнем кресле сидел ярко, безвкусно одетый человек. К креслу его пристегивал ремень безопасности. Руки и ноги были туго замотаны обрывком провода. Изо рта торчал импровизированный кляп. Мужчина таращил на него красные похмельные глаза, и ничего кроме злости в этих глазах не было.
Направление агрессии угадывалось безо всяких разночтений. И мужчину Исаак узнал. Имени, правда, не помнил, но помнил, что этот петух был космическим пиратом.
— Пей.
От резкого оклика священник вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял Антрацит со стаканом чего-то золотисто-прозрачного. Спут был молчалив и не вдавался ни в какие подробности касательно содержимого стакана или происшествий вчерашнего вечера. Даже за жизнь не трепался. Исаак понял, что близок к помешательству. Что-то во всем происходящем было настолько неестественное, что захотелось поскорее проснуться.
Он попытался сосредоточиться, заставить дурной сон оборваться, но усилия возымели совсем иной эффект. К мистеру Брауну вернулась память. Это случилось вдруг, без высокохудожественных сентенций. Просто по голове словно двинули мешком с мукой, отчего в черепе загудело, перед глазами все поплыло, а от осознания того, что было и есть, стало жутко, равно как и от понимания возможного будущего.
— Опарт… — прошептал Исаак невпопад.
Связанный пират зло замычал. Священник вздрогнул. В голове, словно в калейдоскопе, замелькали осколки вчерашнего вечера. Постепенно образы, сцены и детали сложились в единую мозаику.
Протянутый спутом стакан Исаак опорожнил в три жадных глотка, но легче не стало. Исаак снова скосил взгляд на пирата, тот смотрел с еще большей ненавистью. Похмелье у Опарта тоже было не из легких, а смотреть, как кто-то пьет, когда у тебя сушняк и кляп во рту, занятие весьма раздражительное, наталкивающее на мысли об убийстве ближнего своего.
Господи, да этот разъяренный пират его пришибет! Хотя нет, не пришибет. Он пока связан и беспомощен. Вот если развязать, тогда да. А зачем его развязывать? А что с ним делать? Мысли прыгали в голове, как обезумевшие белки, бегущие из горящего леса. Боже, чем он думал?
Мысль напроситься в путешествие или в команду к пиратам была неплоха. Первые полбутылки служили вполне оправданным шагом для того, чтобы завести беседу. Но зачем он выпил все остальное? И от какого нечистого пришла идея украсть пиратский корабль, да еще и пирата с собой прихватить?
