Айзек Азимов - СООБЩЕСТВО И ЗЕМЛЯ
Бандер поднял руку, и в то же мгновение на Тревица опустилась темнота.
52
Тревицу показалось, что темнота физически давит на него, и в отчаянии он решил, что это смерть. Как эхо своей мысли он услышал шепот: "Это смерть?". Шептал Пелорат.
Тревиц попытался ответить и обнаружил, что это у него получается.
— Зачем спрашивать? — с огромным облегчением сказал он. Раз вы можете спрашивать, значит, мы живы.
— Есть легенды о жизни после смерти.
— Чепуха, — пробормотал Тревиц и позвал: — Блисс? Блисс, где вы?
Никто не ответил.
Пелорат тоже встревожился:
— Блисс! Блисс! Что случилось, Голан?
— Должно быть, Бандер мертв, — сказал Тревиц. — Если так, то он прекратил снабжать имение энергией, и свет должен был погаснуть.
— Но почему? Вы хотите сказать, что Блисс?…
— Полагаю, да. Надеюсь, она при этом не пострадала. Тревиц полз на четвереньках в полной темноте подземелья (если не считать случайных вспышек от радиоактивных распадов атомов в стенах).
Его рука наткнулась на что-то теплое и мягкое. Он ощупал этот предмет и узнал ногу, которую тут же схватил. Нога явно была слишком мала для Бандера. "Блисс?" — спросил Тревиц. Нога дернулась, и он выпустил ее.
— Блисс? — повторил он. — Скажите что-нибудь!
— Я жива, — послышался непривычно хриплый голос Блисс.
— Но вы в порядке? — спросил Тревиц.
— Нет! — Однако при этом ответе в окружающий мир вернулся свет. Стены засветились, но неоднородно и слабо, то ярче, то бледнее.
Темной кучкой, скорчившись, лежал Бандер. Рядом, держа его голову, лежала Блисс.
Она посмотрела на Пелората и Тревица.
— Соляриец мертв, — сказала она, по щекам ее катились слезы.
— Почему вы плачете? — тупо спросил Тревиц.
— Как же не плакать? Я убила живое существо. Я не хотела…
Тревиц нагнулся, чтобы помочь ей встать, но она оттолкнула его.
Пелорат опустился рядом с ней на колени.
— Блисс, дорогая, прошу тебя, — сказал он ласково, — ты же не можешь оживить его. Объясни нам, что случилось.
Она позволила Пелорату поднять себя и безжизненным тоном сказала:
— Гея может делать все то, что делал Бандер. Гея может использовать неравномерно распределенную энергию Вселенной и превращать ее в работу одной ментальной силой.
— Я это знал, — сказал Тревиц, стараясь говорить что-нибудь, лишь бы успокоить Блисс, — я хорошо помню нашу первую встречу в космосе, когда вы, вернее, Гея, захватили наш корабль. Я подумал об этом, когда Бандер держал меня, отобрав оружие. Он и вас держал, но мне казалось, что вы могли освободиться, если бы пожелали.
— Нет. Я не могла. Когда ваш корабль был в моей-нашей-геянской хватке, — сказала Блисс с горечью, — я и Гея были единым целым. Теперь между нами гиперпространственные расстояния. Это ограничивает мою-нашу-геянскую силу. И мы не можем использовать энергию так же эффективно, как соляриец при помощи трансдукторов… Видите, я не могу сделать освещение ярче и не знаю, долго ли смогу его поддерживать до того, как устану. А Бандер снабжал энергией огромное имение даже во сне.
— Но вы остановили его, — сказал Тревиц.
— Это удалось потому, что он не догадывался о моей силе. И потому, что я не выдала себя. Он ничего не подозревал и не обращал на меня внимания. Он сосредоточился на вас, Тревиц, потому что вы были вооружены. Нам опять помогло то, что вы вооружились, а мне пришлось ждать случая, когда Бандера можно было остановить одним быстрым и неожиданным ударом. Когда он уж совсем собрался убить нас, и все его мысли сосредоточились на этом и на вас, я смогла нанести удар.
— И у вас это прекрасно получилось.
— Как вы можете говорить такие жестокие вещи, Тревиц? Я хотела только остановить его. Я собиралась только заблокировать его трансдукторы. В тот момент, когда он удивился бы, что не может поразить нас, а помещение погрузилось бы в темноту, я бы его усыпила и освободила бы трансдукторы. Он бы спал, трансдукторы давали бы энергию, мы выбрались бы из замка, сели на корабль и улетели. И я надеялась устроить так, чтобы Бандер, проснувшись, ничего не помнил. Гея не хочет убивать, если можно достичь цели без убийства.
— Что же не получилось, дорогая? — спросил Пелорат.
— Я никогда не встречалась ни с чем похожим на эти трансдукторы. И мне не хватило времени как следует их изучить. Стремясь их заблокировать, я нанесла решительный удар, но все вышло наоборот. Заблокировались не входы энергии в трансдукторы, а выходы. Обычно поток энергии бездумно сам собой втекает в мозг, но мозг оберегает себя и изливает этот поток. Когда я заблокировала выходы, энергия переполнила мозг, температура мозга мгновенно повысилась до точки, при которой белок распадается, и Бандер умер. Свет погас; я, конечно, немедленно сняла свой блок, но поздно.
— Но ничего другого сделать ты не могла, — сказал Пелорат.
— Это не утешение, после того как я убила.
— Бандер собирался убить нас, — сказал Тревиц.
— Значит, надо было остановить его, а не убивать.
Тревиц поколебался. Он не хотел показывать нетерпение, потому что боялся обидеть или расстроить Блисс, которая была теперь их единственной защитой во враждебном мире.
— Блисс, — сказал он наконец, — пора подумать о будущем. Из-за того что Бандер умер, энергия в имении отключена. Рано или поздно это заметят. Солярийцы проведут расследование. Вряд ли нам удастся отразить нападение нескольких солярийцев. И вы сами признались, что не сможете долго поддерживать освещение. Значит, надо скорее выбираться на поверхность, к кораблю.
— Но, Голан, — сказал Пелорат, — как же мы выберемся? Мы проехали несколько километров по извилистому пути. Здесь настоящий лабиринт, и я даже не представляю себе, в какую сторону идти, чтобы выбраться на поверхность.
Тревиц огляделся, Пелорат был прав.
— Наверно, есть много выходов на поверхность, и нам не обязательно искать тот, в который мы вошли.
— Но как найти хоть какой-нибудь?
Тревиц опять повернулся к Блисс.
— Не можете ли вы, — спросил он, — ментально определить что-нибудь, что помогло бы найти выход?
— Все роботы в имении отключились, — сказала Блисс, — я улавливаю редкий шепот подразумной жизни, она находится прямо над нами, но это мы и так знаем.
— Что ж, — сказал Тревиц, — тогда нам придется просто искать какой-нибудь выход.
— Наугад мы ничего не найдем, — сказал расстроенный Пелорат.
— Кто знает, Янов. Это все-таки лучше, чем просто стоять здесь. Хотя бы маленький шанс.
— Подождите, — сказала Блисс, — я что-то чувствую.
— Что? — спросил Тревиц.
— Разум.
— Человеческий?
— Да. Но какой-то ограниченный. Намного яснее я чувствую другое.
— Что? — спросил Тревиц, опять стараясь преодолеть свое нетерпение.
— Страх! Невыносимый страх! — прошептала Блисс.
53
Тревиц уныло огляделся. Он помнил, откуда они вошли, но проследить весь путь было немыслимо… Они не обращали внимания на повороты и изгибы. Кто бы мог подумать, что придется самим, без посторонней помощи, отыскивать дорогу? Притом в мерцающем тусклом свете.
— Сможете ли вы включить вагончик, Блисс? — спросил он.
— Конечно, смогу, Тревиц, но это не значит, что я смогу им управлять.
— Мне кажется, — сказал Пелорат, — что Бандер управлял ментально. Я не видел, чтобы он на что-нибудь нажимал во время движения.
— Да, — ласково ответила Блисс, — он управлял ментально, Пел. Но как? Ты мог бы с тем же успехом сказать, что он управлял с помощью контрольных приборов. Если я незнакома с этими приборами, от них мало толку.
— Может быть, вы попробуете? — спросил Тревиц.
— Если я займусь этим, то не смогу поддерживать освещение. А в темноте вагончик бесполезен, даже если я научусь им управлять.
— Выходит, придется нам тащиться пешком?
— Боюсь, что так.
Тревиц вгляделся в глубокую тьму впереди. Он ничего не услышал и не увидел.
— Блисс, — спросил он, — вы еще чувствуете тот испуганный разум?
— Да, чувствую.
— Вы можете определить, где он? Провести нас к нему?
— Ментальное поле не преломляется в веществе, так что я могу сказать, в каком направлении находится этот разум.
Она указала на точку в темной стене и добавила:
— Мы не можем пройти сквозь стену. Самое большее, что мы можем, — это находить путь по коридорам в том направлении, где ощущение усиливается. Придется играть в горячо-холодно.
— Тогда начнем немедленно.
— Подождите, Голан, — сказал Пелорат и попятился. — Вы уверены, что нам надо искать его, не зная, кто это? Если оно испугано, может быть, и у нас найдутся причины испугаться его.
— У нас нет выбора, Янов, — нетерпеливо сказал Тревиц. Это разум, и, напуган он или нет, он, возможно, знает, где выход.
