Кристиан Бэд - Дурак космического масштаба
Лучше бы он меня отпустил, чем во так "чай" заставлять с ним пить. Щас, похоже, из меня из самого напиток будут делать. Только не знаю какой? Коктейль что ли?
Однако решал здесь не я.
— По кораблю что скажешь? — спросил лорд Джастин без особого интереса в голосе. Не об этом он хотел говорить со мной, корабль — только предлог. Он расхаживал по каюте и пока почти на меня не смотрел, но я уже кожей ощущал его возросший интерес к моей скромной персоне.
— Хороший корабль. Есть кое-что новое, но разберёмся, — ответил я осторожно. Меня, в общем-то, и обучали на кораблях такого класса, и служить я начал на подобном.
— Долго будешь разбираться?
— Как прикажете. Положено — два месяца.
— А реальный, какой срок?
Я вздохнул. Какой к Хэду реальный? Кто его определял вообще? Да и разговор шёл тот ещё. Сродни прогулке по минному полю. Кто первый наступит…
Спросил:
— Когда нужно?
— Ну, неделя точно будет. Может — две. Но это уже… при очень хорошем стечении обстоятельств… — он остановился почти напротив меня.
Я старался смотреть куда-нибудь мимо него.
— Попробуем.
На душе у меня было неспокойно. Я, наверное, морально приготовился дополучить сегодня по шее, и попытки всячески оттянуть этот момент действовали мне на нервы. Я бы сам нарвался уже, но не знал как. И не тот человек был инспектор, чтобы этого не заметить.
— Чего смурной-то такой?
Что значит "смурной?". От "пасмурный" что ли? Пожал плечами. Отвел глаза.
— Ну, так не пойдёт, — лорд Джастин развернул меня к себе, вместе с креслом. — Ну-ка смотри на меня? Обиделся что ли за вчерашнее?
— Нет.
— Чего тогда?
Я не знал, "чего". Просто мне было не по себе и всё тут.
— Ждал — воспитывать, что ли буду?
Я встал. Он и так стоял ко мне слишком близко, а теперь нас вообще разделяло меньше метра. Нервы внутри меня вибрировали, как корабль перед стартом. Но это, почти открытое противостояние, как ни странно, и придало мне сил.
— У вас есть какие-то конкретные вопросы ко мне? Я хотел бы досмотреть документы, — сказал я твёрдо.
— Значит, всё-таки обиделся, — покачал головой лорд Джастин.
— Нет. Не обиделся. Но вы мне дали всего неделю, а объем работ очень большой.
— Вот ты какой… Запомнил, о чем говорили вчера, значит?
— Да, — сказал я. — Не всё понял, но запомнил.
— Тогда не будем больше к этому возвращаться. Садись, чай будем пить. Устал я.
Он действительно тяжеловато опустился в кресло. Я налил ему чай. Какой-то не знакомый мне сорт.
Вроде надо бы успокоиться? Но напряжение не отпускало.
— Наливай себе.
Я налил, сел и тоже почувствовал, что устал. От нервов всех этих, наверное. А может — последствия болезни всё ещё.
— Значит, ждал, что, как вчера будет?
Я кивнул.
— Прости старика, привык с дураками разговаривать. Да и злой вчера был… Забыл уже какая хорошая в этом возрасте память… Простишь?
Я кивнул.
— Правда?
И посмотрел на меня так, что я и дышать как разучился.
Нет, не верил я, что лорд Джастин "забыл" или "не подумал". Проверял он меня опять. И заставлял самого себя сдать. "Под роспись".
— А за что вас прощать? — сказал я. — Сам, в общем-то, виноват…
Дальше я говорил медленно, осторожно подбирая слова. И понимал, что это и есть продолжение вчерашней экзекуции. Только теперь я должен делать всё сам. И надо было делать. Нужно было говорить честно.
Только я не стану сейчас об этом рассказывать. Может быть, потом когда-нибудь. Сейчас мне и без того тошно.
Единственное, что скажу, если бы Мерис узнал, куда я иду, меня бы остановили. Я же маршрут предварительный сбрасывал. Но он не узнал. Потому, что предателем был начальник его спецслужбы, ну, тот гад толстый, он ему просто не доложил. Это я догадался сам, в процессе того, как пересказывал эту историю лорду Джастину.
— Всё-таки чего-то я в тебе не понимаю, — сказал инспектор потом, когда мы пили чай, и я вообще уже не мог никак на него реагировать. Бывает мышечная усталость, а бывает нервная. У меня на сегодня все чувства уже отказали, не работали.
Инспектор говорил медленно, с интонациями хирурга, который только что зашил пациента и теперь размышлял, чего же он в нём таки не дорезал.
— У тебя куратор кто был в академии?
Я сказал.
Он покачал головой.
— А служил под чьим началом?
Но и эта фамилия его не удовлетворила.
— Ведь есть же какой-то стержень, — сказал он. — Ну не мог простой парень с такой отсталой планеты…
— Я с генералом Макловски служил, когда его разжаловали и перевели в Северное крыло.
— Да ну? — удивился лорд Джастин. — С Колином? Вот откуда, значит, ноги растут…
— А какие ноги, можно спросить? — я уже настолько отупел, что говорил первое, что приходило в голову.
— Можно, — он усмехнулся, налил себе ещё чаю, чего-то не нашёл на столе, встал, достал из сейфа какие-то экзотианские сладости. Только по коробке и понятно было, что сладости. На вид я бы не рискнул определить. — Угощайся, — и засунул какую-то сиреневую гадость в рот.
Я из вежливости тоже взял.
— Психика у тебя мальчишеская, гибкая, кажется — лепи, что хочешь, однако стержень уже есть. Учитывая происхождение и послужной список — рановато тебе ещё. Значит, кто-то возился с тобой. Не то чтобы сильно учил, нет, но достаточно развитый человек воздействует на других, уже просто находясь рядом. Подобное в тебе — притягивается к подобному, дрянь всякая постепенно отпадает, за невостребованностью… Да пробуй ты, хорошая штука. Кемис, называется.
Я взял "конфетку" в рот. Она и вправду оказалась вкусная. Не очень сладкая, с необычным запахом.
— Ешь, не стесняйся.
Я фыркнул, чуть чаем не подавился. После того, ЧТО я ему о себе рассказал, чего я, интересно, мог теперь стесняться? Даже мой медик знал обо мне меньше.
— Значит, Колин… И что, ты у меня теперь будешь такой же упрямый, как он?
— А он что, тоже… — я замялся. Не все чувства погибли, однако! Назвать лорда Джастина в лицо сектантом я еще не мог.
— Чего "он тоже"? Ну-ка, ну-ка, за кого ты меня держишь? — он даже развеселился.
— Ну… — сказал я. — Это же, наверное, религия какая-то? Как у эйнитов, нет? — по его лицу я не понимал, нравится ли ему то, что я говорю, или меня сейчас опять убивать будут.
Но лорд Джастин расхохотался. Просмеявшись, он промокнул салфеткой уголки глаз…
— Как же тебе ответить, малый, чтобы окончательно тебя не испортить? Понимаешь, Бог, он, конечно, есть… А вот религий как бы и нет. Мы их придумываем. В меру недоразвитости. Когда недоразвитость немного отступает, мы просто изучаем, как устроено мироздание и ищем там своё место. Некоторые называют таких старых дураков, как я, адептами Пути. Но это — только название. Нет в нём ни какой-то особенной веры, ни объединения по религиозным признакам. Разве что дружим между собой иногда. Ну, и выделяем таких же и среди врагов. Видно их…
История шестнадцатая. "Стать бусиной"
"Я стану бусиной на твоём запястье,
Глотком воды между языком и губами…"
"…Я никогда особенно не любил стихов. Но, бывает, что в память врезаются вдруг две-три строчки. Пробую читать дальше — не то. Но эти две строки могу носить с собою всю жизнь…
Написал " жизнь" и рука остановилась.
Я по самым скромным меркам прожил их две.
Большинство моих современников — едва дотягивает до девяноста. Нет, многие живут и дольше, но статистика плюсует всех: умерших во младенчестве, погибших в авариях и катастрофах, больных, спившихся, убитых в войнах. И тогда выходят эти самые девяносто. Да и качество жизни потом уже совсем не то, чтобы считать продолжающийся процесс за что-то серьезное.
Однако омолаживаться не очень-то и бегут. И дело не только в цене вопроса. Хотя и цена, конечно, запредельная.
Первое реомоложение положено делать между сорока и пятьюдесятью годами, и, если человек живёт обычной жизнью, стоит оно как раз столько, сколько он мог бы за это время заработать.
И всё-таки, останавливают не только деньги.
Искусственное омоложение — процесс жестокий во всех отношениях. Он напрочь выбрасывает тебя из того мира, где ты вырос. Ты теряешь социальные и семейные связи, меняешь образ жизни. И изменяешься сам — потому что в клинике с тобой будут делать такое, чего ты сам никогда бы не позволил, если бы знал, что будет так.
Ты проснёшься без старых шрамов и половины привычек. (И еще долго будешь гадать — каких?) Тебя могут сделать гораздо более лояльным или возбудимым…
Впрочем, штатским это не грозит, наверное. Это нашего брата, дослужившего до определенного звания, вынуждают проходить омолаживающие процедуры. И на каждого из нас сделана такая ставка, что сам ты уже не распоряжаешься ни своими нервами, ни привычками.
