Лоис Буджолд - Осколки чести
Тут Корделия заметила, что кожа на его руках покрыта сетью тонких красных шрамов – следы имплантации искусственных нервов.
– Значит, ты ходишь. Это приятно слышать, – удовлетворенно заметил Форкосиган.
– Да, вроде как хожу. – Он повеселел. – К тому же им удалось наладить управление моим кишечником. По крайней мере я избавился от этого чертова пакета с дерьмом!
– Вам очень больно? – робко спросила Корделия.
– Не слишком, – беззаботно ответил мичман, и она поняла, что это неправда. – Самое неприятное, если не считать неуклюжести и потери равновесия, – это путаница в чувствах. Ложные сигналы мозга. Когда, например, различаешь цвета левой пяткой, или ощущаешь то, чего нет, – например, будто по всему телу кто-то ползает, или не ощущаешь того, что есть на самом деле, например горячего…
Он посмотрел на забинтованную левую лодыжку.
Вошел врач, и разговор прервался. Куделка снял рубашку, доктор закрепил у него на плече индикатор импульсов и начал отлавливать замыкание, передвигая по коже специальный зонд. Куделка побледнел и уставился на свои колени. Наконец левая рука перестала раскачиваться и безвольно упала.
– Боюсь, придется отключить ее до конца дня, – извинился врач. – Но ничего, наладим завтра, когда займемся двигательной группой правой ноги. – Собрав инструменты, он вышел из палаты.
– Я знаю, тебе кажется, что это тянется уже целую вечность, – сказал Форкосиган, глядя в усталое лицо Куделки. – Но каждый раз, как я сюда прихожу, я вижу прогресс. Ты выйдешь на собственных ногах, – уверенно заключил он.
– Да, хирург говорит, что выпихнет меня отсюда месяца через два. – Он улыбнулся. – Но врачи считают, что я больше не годен для действительной. – Улыбка погасла, и лицо его сморщилось. – Ох, сэр, они собираются меня уволить! Все это бесконечное кромсание – и впустую! – Стиснув зубы, мичман умолк.
Форкосиган тоже отвел взгляд, не навязывая ему своего сочувствия, пока Куделка снова не повернулся к ним с тщательно надетой улыбкой.
– Хотя их можно понять, – бодро заявил он, обращаясь на этот раз к молчаливому Ботари. Тот стоял у двери, не выказывая никакого желания принять участие в разговоре. – Пара хороших ударов по корпусу, вроде тех, что ты залепил мне на тренировке, и я начну биться, как рыба на крючке. Не слишком хороший пример для подчиненных. Наверное, надо будет найти… какую-нибудь административную работу. – Он посмотрел на Корделию. – А что с тем вашим мичманом, которому попали в голову?
– Последний раз я его видела после Эскобара: кажется, за два дня до отлета. У него все по-прежнему. Из больницы его выписали, мать ушла с работы и сидит дома, ухаживает за ним.
Пристыженный Куделка опустил глаза.
– А я тут ною из-за каких-то подергиваний. Извините.
У нее защемило сердце, и она покачала головой, не решаясь заговорить.
Позже, оставшись наедине с Форкосиганом, Корделия уткнулась ему в плечо. Он крепко обнял ее.
– Теперь понимаю, почему ты начал пить. Я бы и сама не отказалась сейчас от рюмки чего-нибудь крепкого.
– На следующей остановке мы поедим и выпьем по одной, – пообещал он.
Теперь они направлялись в лабораторное крыло. Дежурный военврач сердечно поздоровался с Форкосиганом и только чуть опешил, когда тот без всяких предисловий представил свою спутницу как леди Форкосиган.
– Я и не знал, что вы женаты, сэр.
– Недавно.
– Поздравляю. Я рад, что вы зашли посмотреть, пока они еще не все поспели. Это, по правде говоря, самое интересное. Не подождет ли миледи здесь, пока мы займемся нашими делами?
– Леди Форкосиган полностью в курсе.
– И кроме того, – весело добавила Корделия, – у меня к этому личный интерес.
Удивленный врач провел их в комнату мониторинга. Здесь осталось только шесть резервуаров. Дежурный техник как раз подвозил на каталке приспособления, видимо, одолженные в каком-то родильном доме.
– Доброе утро, сэр, – жизнерадостно поздоровался он. – Решили взглянуть, как будет вылупляться наш цыпленок?
– Надо бы тебе найти для этого какое-нибудь другое слово, – сказал врач.
– Да, но ведь родами это не назовешь, – резонно возразил техник. – Формально они все уже родились. Или уж потрудитесь придумать более точный термин.
– У нас это называют «откупорить бутылку», – подсказала Корделия, с интересом наблюдая за приготовлениями.
Раскладывающий измерительные устройства техник пододвинул под обогревающую лампу колыбельку и с любопытством посмотрел на Корделию.
– Вы бетанка, да, миледи? Моя жена видела сообщение о браке адмирала в новостях, где-то среди объявлений. Я сам никогда не читаю этот раздел – очень там мелкий шрифт.
Доктор глянул на него с легким неудовольствием, потом снова углубился в свои инструкции.
Ботари лениво прислонился к стене и полузакрыл глаза, чтобы не выдать волнение.
– Раствор готов, сэр? – негромко спросил техник.
– Вот он. Введите в питающую трубку…
Смесь гормонов начала поступать в аппарат. Доктор наблюдал за показаниями датчиков на своем мониторе.
– Пятиминутная готовность! – Он повернулся к Форкосигану. – Фантастическая штуковина, сэр. Вы ничего не слышали относительно выделения средств и персонала для создания таких установок?
– Нет, – ответил Форкосиган. – Я официально выхожу из этого проекта, как только последний живой ребенок будет… выпущен, закончен, как вы там это называете. Вам придется обращаться к своему непосредственному начальству. Вероятно, потребуется найти этому какое-нибудь военное применение, чтобы оправдать финансирование, – или по крайней мере придумать что-нибудь достаточно правдоподобное.
Врач задумчиво улыбнулся.
– По-моему, это стоящее занятие. Может оказаться приятным разнообразием после разработки новых способов человекоубийства.
– Время, сэр, – сказал техник, и врач вернулся к настоящему.
– Плацента отделяется хорошо – сжимается, как положено. Знаете, чем больше я этим занимаюсь, тем сильнее восхищаюсь хирургами, которые произвели операцию над матерями. Нам надо посылать побольше студентов-медиков на другие планеты. Не повредить плаценту – это самая… Так. Вскрываем. – Он откинул герметичную крышку резервуара. – Разрезаем мембрану – и вот она. Отсос, быстро.
Корделия заметила, что Ботари затаил дыхание.
Мокрое барахтающееся дитя сделало вдох и закашлялось от холодного воздуха. Малышка показалась Корделии довольно славной: не вымазанная кровью и совсем не такая красная и помятая, как обычные новорожденные. Младенец заплакал – неожиданно громко. Форкосиган вздрогнул, а Корделия открыто засмеялась.
– Ах, она просто прелесть!
Корделия не отходила от двух медиков, которые делали какие-то измерения и брали анализы у крошечного, изумленного, ошарашенного и моргающего существа.
– Почему она так громко плачет? – тревожно спросил Форкосиган, который, как и Ботари, прирос к месту, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
«Знает, что родилась на Барраяре», – хотелось ответить Корделии. Вместо этого она сказала:
– Да ты бы тоже заплакал, если бы пара великанов вдруг выдернула тебя из сладкой уютной дремоты и начала швырять, словно кулек с песком.
Техник бросил на нее обиженный взгляд, потом рассмеялся:
– Ну ладно, миледи. – И он передал ей младенца.
Врач снова хлопотал вокруг своей драгоценной машины.
– Моя золовка говорит, что их надо прижимать к себе, вот так. Не таскать на вытянутых руках. Я бы тоже орала, если бы думала, что меня держат над пропастью и вот-вот уронят. Ну вот, дитятко. Улыбнись-ка тете Корделии. Вот так, хорошо и спокойно. Интересно, ты успела запомнить сердцебиение своей мамочки? – Она стала напевать младенцу и поплотнее завернула его в одеяльце. – Какое у тебя длинное и странное путешествие.
– Не желаете ли ознакомиться с устройством аппарата, сэр? – предложил врач. – И вы тоже, сержант? В прошлый раз вы задавали столько вопросов…
Ботари помотал головой, но Форкосиган подошел поближе выслушать технические объяснения, которые врачу явно не терпелось дать. Корделия поднесла ребенка сержанту.
– Хотите подержать?
– А можно, миледи?
– Господи, не вам просить у меня разрешения. Скорее уж наоборот.
Ботари осторожно взял девочку, и она потонула в его огромных руках.
– Вы уверены, что это моя? – с тревогой спросил он, вглядываясь в крохотное личико. – Я думал, нос у нее будет больше.
– Их проверили и перепроверили, – успокоила его Корделия. – У всех малюток маленькие носики. До восемнадцати лет вообще нельзя узнать, как будет выглядеть взрослый. Все дети, вырастая, сильно меняются.
– Может, она будет похожа на мать, – с надеждой промолвил он.
Корделия энергично закивала.
Врач закончил показывать Форкосигану начинку аппарата.
– Хочешь тоже ее подержать, Эйрел? – предложила Корделия.
