Олег Шовкуненко - Сезон огненных дождей
Первым ему попался лейтенант из инженерной группы. Он был явно мертв. Иссеченное, словно шрапнелью, тело не оставляло в этом сомнения. И все же Марк взял грех на душу – добавил к и без того бессчетному количеству отверстий еще несколько дырок, аккурат напротив сердца. Инженер-сержант в проверке не нуждался. Ему вспороло брюхо, и вывалившиеся кишки теперь гирляндами свисали чуть ли не до самой груди. Вот кто заинтересовал Грабовского, так это двое других спецназовцев. Марк помнил, что голос одного из них показался ему странно знакомым. А из этого следовало, что встреча с Гийомом Жуали могла стать не единственным неожиданным сюрпризом.
Предвкушая новое неприятное открытие, лейтенант подобрался к солдатам висящим в двух соседних креслах. На первый взгляд видимых повреждений нет, крови тоже. Если они мертвы, то смерть могла наступить только вследствие ударов, нанесенных сорвавшимся оборудованием. Вон его сколько валяется рядом.
Прежде чем приступить ко вскрытию шлемов, Грабовский несколько раз потыкал тела стволом трофейного автомата. Ничего. Никакой реакции. Ладно, не хотите оживать, и не надо. Я сам предпочитаю видеть вас дохлыми. Повинуясь этой своей мысли, лейтенант навел автомат на одного из солдат… Но выстрела не последовало, на спуск он так и не нажал. Марку стало как-то не по себе. А вдруг это никакие не оборотни, вдруг это люди, которых он хорошо знает. У них может быть своя правда и свои причины находиться на враждебной стороне. И хорошо бы их выслушать. Тем более что с некоторого времени Грабовский сам стал задавать себе вопрос, кто прав, а кто виноват?
Марк повесил автомат на шею и ловко стал отстегивать фиксирующие ремешки на маскирующем шлеме одного из рейнджеров. Благодаря инъекциям, которые впрыснула все еще чудом функционирующая аптечка, разведчик чувствовал себя почти в норме. Голова ясная, руки не дрожат, рефлексы практически восстановились. Для человека, полчаса назад выкарабкавшегося с того света, лучшего состояния и пожелать нельзя.
Когда поблескивающее цветом ртути бронированное яйцо полетело на пол, лейтенант даже не стал его ловить. Он позабыл о шлеме, прикипев взглядом к неподвижному лицу солдата. Нет… не знаю его… никогда не видел. Грабовскому даже полегчало. Чужой человек, он и есть чужой, его не так страшно… Разведчик даже не успел додумать свою мысль. Словно почувствовав его пристальный взгляд, рейнджер вздрогнул и открыл глаза.
Марк выстрелил практически сразу. Ему даже не пришлось ждать атаки противника или разглядывать его затылок. Хватило одного лишь взгляда. Пустые, холодные, глядящие сквозь тебя глаза. Они не могли принадлежать живому существу. Они не должны принадлежать живому существу!
Короткая очередь прошила неподвижное, словно гипсовая маска, лицо в районе переносицы. Грабовский стрелял именно туда, где по его расчетам и должна располагаться имплантированная черная звезда. Человек уже и так практически мертв, а вот с этой тварью Марк непременно должен поквитаться. Лейтенант не промазал. Пули нашли свою цель. Они раздробили ее, и окровавленное алмазное крошево фонтаном вылетело из затылка солдата.
Еще одним морунгом меньше. Лейтенант почувствовал некоторое удовлетворение. Здесь вам не Агава и не «Ева». Новым каменным отродьям взяться неоткуда. А значит, у «Архангела» стало на одного ценного, можно даже сказать, уникального убийцу меньше. А почему только на одного? На двух! А сейчас, как пить дать, станет и на трех! Разведчик был практически уверен, что и у последнего спецназовца в голове тоже окажется страшный имплантант. Он уже хотел стрелять прямо через шлем, но вдруг остановился. Он вспомнил про голос. Тот самый знакомый голос.
– А черт с ним, с голосом этим, – сказал Марк самому себе и поднял свой «Р-90».
Вновь прозвучавший негромкий стон остановил его. Как будто кто-то неведомый, кто-то свыше, подсказывал не делать этого. Стонал явно не висящий перед разведчиком рейнджер. По правилу исключения, это мог быть либо капитан, либо Тэрри. Всех остальных в трюме Грабовский уже проверил, а что касается экипажа флаера… Марк посмотрел в сторону пилотской кабины. Далековато. Звук был бы едва слышным. А впрочем, черт его разберет. В этой идиотской консервной банке практически невозможно сориентироваться.
Лейтенант уже хотел ринуться на поиски того самого таинственного уцелевшего, но притормозил. Приобретенная в разведке пунктуальность и аккуратность требовали вначале докончить начатое дело. «Ладно уж, посмотрим, что за мордашка скрывается под маской железного дровосека», – мысленно произнеся эти слова, Грабовский бесцеремонно сорвал шлем с головы спецназовца.
– Черт меня подери! – вырвалось у Марка, когда он глянул на мертвое лицо. – Еще один старый знакомый!
Грабовский не помнил имени этого солдата. И неудивительно. Это был не его человек. Это был рядовой из взвода Фельтона. Связист, кажется. Да, точно, связист. Его голос вечно зудел на волне «головорезов». Вот почему Марк запомнил его голос, монотонный, настойчивый, как трель цикады, с легким английским акцентом. Кажется, именно из-за этого к нему прочно приклеилось прозвище Дятел.
Лейтенант еще раз, повнимательней взглянул на солдата. Постарался вспомнить, где и когда видел его в последний раз. Может, эти сведения что-то и дадут. А вообще чего там вспоминать! Взяли парня, естественно, на Агаве. Там же вскрыли череп и засунули туда эту алмазную мерзость. Память Грабовского, услужливо подсуетившись, выдала довольно четкую, но бесполезную теперь картинку: Дятел, груженный бухтами каких-то кабелей, неловко забирается в боевой транспортник. Взбешенный Жерес орет на него, подсаживает и сам забирается следом. Стоп! Жерес? Транспортник «ММ»? У Грабовского гулко екнуло сердце. Нет, не может быть! «Головорезы» никогда не тренировались в десантировании на планету. Они высаживались всего один-единственный раз… Тогда… На Агаву!
Господи милостивый! Не может быть! Машина их командира майора Жереса погибла в небе над Ульфом. Грабовский своими глазами видел взрыв. Никто не уцелел. Это точно… верно, как дважды два! Ему показалось, он перепутал. Не могли майор и Дятел садиться в один и тот же транспортник. И связист, и Гийом попались в лапы к морунгам позже…
Воспоминание о Гийоме Жуали заставило Марка зашататься, словно в него угодил десяток пуль. Та мелочь, которую он не смог вспомнить… Тогда, восстанавливая в памяти образ боевого товарища, лейтенант смотрел на что-то… смотрел и не видел. Однако все изменилось, теперь он видит. Теперь вот оно, то самое неоспоримое доказательство. В памяти Грабовского вновь всплыла тяжелая морда готовящегося к сбросу транспортника. Жуали возится в кабине. Его отчетливо видно через идеально прозрачное бронестекло. Пилот, словно мотылек в банке… толстой бронированной банке, под которой большими белыми цифрами выведен бортовой номер «01». Тут же в ушах Грабовского зазвучал отчаянный вопль, гремевший в эфире над Агавой: «Первого больше нет на экранах! Первый погиб! Командир погиб!»
Тэрри повезло… несказанно, фантастически повезло. Грабовский обнаружил, что тот жив, уже после того как разведчик утолил жажду крови. Попадись он Марку всего десять минут назад… Молодой спецназовец наверняка разделил бы судьбу летунов и капитана – своего командира. «Головорез» больше не проверял, кто жив, а кто мертв. Он просто всаживал обойму за обоймой в пристегнутые к креслам фигуры, полосовал очередями по распростертым на полу телам. В Грабовском бушевала ярость, он мстил за своих товарищей, за Жереса. То, что с ними сотворили… Ведь это пострашнее самых лютых зверств и пыток, это пострашнее самой смерти.
Тэрри оказался в списке последним. Грабовскому даже пришлось его поискать, поскольку кресла на месте не оказалось. Его сорвало с креплений и забросило… Да, Марк так и предполагал… Вместе с разнообразным хламом устройство индивидуальной пассивной безопасности фирмы «Recaro» обнаружилось у запертого люка технического туннеля, ведущего в правую, оторванную сейчас плоскость. Там же оказался и пассажир. Разведчика даже немного удивило, что, перекатываясь по отсеку вместе с громоздким креслом, Терри не превратился в свежеприготовленную отбивную. Хотя нет, все-таки с правой рукой у него что-то не то. Сломана, скорее всего. И нос тоже… и кровь из под вогнутой на темени каски. Да… щенку тоже досталось.
Именно время, затраченное на эти мысли, слегка остудило свирепый настрой «головореза». А давно замечено: как только уходит ярость, на свет сразу появляются наблюдательность и разум. Присев на корточки, Марк вдруг заметил, что у юнца подрагивают веки. Живой, сучонок! «Ну, ничего сейчас он у меня получит», – злорадно изрекло одно большое полушарие мозга. «Этот пацан – ценная персона. Ты что, собираешься просто так взять и шлепнуть его?» – тут же поспешило напомнить второе. Грабовский взвесил оба мнения и сделал вывод, что как в первом, так и во втором есть свои рациональные зерна. Хотя нет… в первом они все же покрупнее.
