Василий Головачёв - Застава
Хотя сам Уваров верил, что его родовая линия — не как личности, а как представителя чередующихся волн разума — тянется до самого момента зарождения разума как такового.
Мысль-воля приоткрыла дверцу в «библиотеку» памяти, почти безошибочно нашла нужную полку с нужными файлами, соответствующими хранившейся там информации о далёком прошлом космоса.
Уварова объяла глубокая темнота, не пробиваемая ни одним лучиком света. Вспомнилось признание Ватшина: «Когда я попытался оглядеться и ничего не увидел, испугался даже, подумал — ослеп!» Ощущение глобальной тьмы так и действовало на психику — ошеломляюще, сам Уваров когда-то, попав в «тёмную эпоху», едва не запаниковал. Теперь же он знал, почему вокруг так темно, однако темнота эта не казалась мёртвой, и если она жила в памяти, то предок Уварова, живший в те времена, знал о её существовании и даже каким-то образом видел.
Но как он видел, чем? Были у него глаза или нет? Ведь он должен был ориентироваться в своём мире, принимая вместо световых лучей излучения другого диапазона электромагнитного спектра? Или тогда живые существа действительно представляли собой кластеры разного рода полей и видели гравитационные волны, к примеру? Или торсионные колебания…
Уваров настроился на спуск к границе «тёмной эпохи», сменившей пожар аннигиляции первичных частиц, родившихся после Большого Взрыва, но до слуха долетел какой-то стук, и он рывком вытащил своё «Я» из бездны памяти.
Стучали в дверь бокса.
Александр Александрович открыл глаза, инстинктивно прикрыв их рукой: в кабинете было слишком светло после мрака «тёмной эпохи».
— Кто?
— К Семёну Феоктистовичу, — раздался за дверью голосок лаборантки Раи. — Все идём.
Уваров с неохотой встал, протирая глаза, так как отказаться от рандеву с Чернявским он не имел права. Подумал, открывая дверь: дома оттянусь, погуляю по древностям, надо же отдыхать когда-нибудь.
3. Невыносимая прелесть раздражения
Тревогу объявили сразу после отъезда «китайской делегации», захватившей заместителя главы Московской газовой биржи Новихина, однако по горячим следам догнать микроавтобус «Хёндэ» не удалось. Он как в воду канул, свернув на Большую Якиманку. А когда его всё-таки обнаружили полицейские через двадцать минут в районе станции метро «Октябрьская», он был пуст.
Служба безопасности «Ксенфорса» не зря ела свой хлеб, но и она не смогла вовремя сориентироваться, уверенная в абсолютной невозможности прямой атаки на свои порядки. Бесин представить не мог, чтобы кто-то в России осмелился схватиться с его контролёрами открыто, кроме разве что такой же службы «Триэн». Однако в данном случае речь о схватке с триэновцами не шла, почерк был не их.
— Кто?! — тяжело спросил Арнольд Метаксович, когда на пороге его кабинета возник Рожнов, новоиспечённый начальник службы безопасности «Ксенфорса», похожий на большую серую мышь.
— Герпы, — выдохнул Рожнов, съёживаясь на краешке стула, не рискуя поднять глаза на Главного Админа.
— Доказано? Откуда сведения?
— Источник в «Герпафродите».
— Почему не упредили?
— Не успели.
— Я тебя зачем назначил главным по тарелочкам?!
Рожнов совсем усох, вжимаясь в стул.
— Нужна большая чистка… у нас где-то сидит «крот» герп.
Бесин внезапно успокоился.
— Почистим, само собой. Займись этим делом: кто конкретно нас сдал и кто посмел нанести удар. Нужно ответить на этот выпад, герпы обнаглели. Подготовь ответный удар по их тактическому центру на Селигере. На разработку операции даю сутки.
— Но там… на Селигере… кто-то выкрал Дворковица. Яхт-клуб наверняка усилил охранные редуты.
— Плевать! Они думают, что им всё позволено, пора ставить этих змей на место!
— Слушаюсь, Шамшур Ашшурбазипал.
— Брось на операцию лучший монк!
— Будет сделано, Великий.
Рожнов бочком выбрался из кабинета, тихо закрыл за собой дверь.
Бесин сплюнул совсем по-человечески, этому он научился в первую очередь, как и ругаться матом, подумал и вызвал к себе главу контрразведки «Ксенфорса». Слова Рожнова о наличии «крота» герп в системе ему не понравились. Назревала проверка российской структуры «Ксенфорса» правилами — с ударением на втором слоге — общеземной формации драгонов, и к ней надо было готовиться со всем тщанием… чтобы удержаться в своём кресле Великого Пастуха.
4. Змеиное СИЗО
Сидеть в кресле пыток было неудобно, герпы знали, как доставить пленнику-драгону наибольшие муки, и упаковали Новихина так, что он едва мог дышать. Но второй драгон в системе «Ксенфорса» терпел, копя силы для допроса. Он был уверен, что его обменяют на высокопоставленных герп, томящихся в застенках драгонов, и мечтал о последующей операции возмездия.
Ему было отчего злиться, так как он сам недавно работал начальником службы безопасности Газовой биржи и знал все нюансы этой системы, призванной защищать не столько биржу, сколько работающих на ней драгонов. Рожнов, занявший место общего босса безопасности, явно не справлялся со своими обязанностями, и его надо было убирать.
Злило Новихина и его унизительное положение пленника герп, которых ненавидели все драгоны и с которыми вынуждены были мириться. Что заставило змеелюдей нарушить зыбкое перемирие, понять было трудно.
И ещё один момент усугублял минорное настроение Новихина (драгона Ворока Уффы): деятелям его уровня не вживляли чип-программу самоуничтожения, и он не мог отключить сознание, чтобы не выдать захватчикам суперважную информацию о «Ксенфорсе». Впрочем, если бы даже он имел возможность самоликвидироваться, вряд ли пошёл бы на этот шаг. Молодой, сильный, амбициозный, он хотел жить.
Где-то вверху щёлкнуло.
Новихин хотел поднять голову, но не смог. Специальные рычаги упирались ему в подбородок, стискивали шею и не давали пленнику ни малейшей свободы.
Краем глаза он заметил движение: с потолка спустилась прозрачная капсула лифта, из неё вышли пассажиры, и на драгона глянули два человека. Обоих он знал.
— Приветствую вас в нашем комфортабельном изоляторе, Игорь Олегович, — сказал первый, широкоскулый, с шапкой чёрных волос, черноглазый и скорее серолицый, чем смуглый. Это был Суркин, президент российского «Оборонсервиса».
Второй — грузный, с мясистыми щеками и тройной складкой подбородка, был заместителем генерального прокурора по фамилии Сердюк.
И оба были высокопоставленными герпами, имеющими право «вести за собой стадо людей», в данном случае — россиян.
Новихин попытался ответить, но ему снова помешала скоба, прижимающая подбородок. Не успел он подумать об этом, как скоба ослабила нажим, чтобы он смог заговорить.
— Привет… змеи. По какой причине я удостоен чести обживать ваш СИЗО?
— Не догадываетесь? — осведомился Сердюк.
— Ни в зуб ногой.
— Вы взяли нашего коллегу, мы ответили.
— Вы о ком? — удивился Новихин, уже понимая, о ком идёт речь.
— Прекратите ёрничать, — поморщился Сердюк.
— Чёрт возьми, вы о Дворковице?
— Он неадекватен, — посмотрел на спутника зам генерального прокурора. — Может, не будем терять время?
— Будем, — коротко и абсолютно равнодушно сказал Суркин.
— Пытать будете, волю ломать? — хмыкнул Новихин. — Я не боюсь. Тот, кто хочет сломать твою волю, слаб.
— Мы вас обменяем, — сказал Суркин.
— На кого?
— Опять? — оскалился Сердюк, на миг выключая маскер и превращаясь в змеечеловека.
— Я и в самом деле не понимаю! — рассвирепел, в свою очередь, Новихин. — Не брали мы вашего Исключительного, нам он без надобности, клянусь!
Змеелюди снова обменялись взглядами.
Суркин покачал головой.
— Я хотел предложить сотрудничество.
— Да какого дьявола?! Отпустите, идиоты! Хотите большой войны?! Вы её получите!
— Ну, не такая уж вы шишка, чтобы из-за неё ваши Админы затеяли с нами войну. Не хотите говорить? Придётся допрашивать вас по полной программе.
Оба герп-деятеля повернулись и вышли.
— Я вас лично!.. — заорал им вслед драгон, но щёлкнула скоба, и крик превратился в жалкий всхлип.
Допрос Новихина длился сутки и ничего не дал, несмотря на применение психотропных препаратов и психотронных генераторов, легко развязывающих языки обычным людям. Драгон Ворок Уффа сопротивлялся до последнего, всё ещё надеясь на вызволение или обмен, и не ответил ни на один вопрос, в том числе на главный: где драгоны держат Сергея Петровича Дворковица. В ответ он вопил, что не имеет отношения к похищению Исключительного, грозил подручным герп, пыточных дел мастерам, всякими карами и в конце концов сошёл с ума, после чего Суркин отдал приказ нанести удар по «Ксенфорсу», компьютерно-адинистративный центр которого находился в двадцати километрах от Москвы по Новорижскому шоссе и был замаскирован под небольшой авиаклуб «Воронье крыло».
