Ким Робинсон - Красный Марс
— Они держали несколько натуральных образцов ГМО в емкостях, крупнейшее из которых раньше служило жилищем в парке трейлеров. Для этого они вскрыли их, засыпали дно реголитом и запечатали. Работы внутри емкостей проводили дистанционно, наблюдая за результатами из соседнего трейлера, где снимались показания приборов и все происходящее отображалось на видеоэкранах. Аркадий внимательно изучал каждый из экранов, но разглядеть можно было немногое: их старые квартиры, заставленные пластиковыми кабинками с красной грязью, роботизированные руки, тянущиеся из своих оснований в стенах. Кое-где было видно, что из земли что-то растет, какой-то голубоватый утесник Пока это наш чемпион, — сказал Влад. — Но показатель ареофилии[43] у него пока невелик.
Они проводили селекцию по множеству предельных характеристик, включающих выносливость при холоде, засухе, ультрафиолетовой радиации, устойчивость к солям, способность обходиться без кислорода среди камней и почвы. Ни один земной организм не обладал всеми этими свойствами, кроме того, те организмы, что имелись в лабораториях, как правило, росли очень медленно. Поэтому инженеры начали программу, окрещенную Владом «комбинационным подбором», и недавно получили разновидность цианофита, также известного как сине-зеленая водоросль.
— Нельзя сказать, что он прямо уж зацвел, но, во всяком случае, не гибнет слишком быстро.
Они назвали его cyanophyte primares, но в обиходе он стал андерхильской водорослью. Они собирались провести с ним опытное испытание и приготовили заявку, которую надлежало отправить в УДМ ООН.
Аркадий вышел из трейлерного парка довольным, Надя видела это, и в тот же вечер во время ужина он объявил перед группой:
— Мы должны сами принять решение, и если оно будет положительным — приступать к действиям.
Майя и Фрэнк тут же возмутились, да и остальные в подавляющем большинстве пришли в смятение. Майя настояла на том, чтобы сменить тему, и разговор за ужином кое-как перешел в другое русло. Следующим утром Майя с Фрэнком подошли к Наде, чтобы поговорить об Аркадии. Они уже пытались вразумить его, накануне поздней ночью.
— Он смеется нам в лицо! — воскликнула Майя. — С ним просто бесполезно разговаривать!
— То, что он предлагает, крайне опасно, — сказал Фрэнк — Если мы открыто проигнорируем распоряжение ООН, земляне вполне могут прибыть сюда, повязать нас и отправить домой, заменив теми, кто будет чтить закон. Я имею в виду, что биологическое загрязнение этой среды на данный момент попросту незаконно и у нас нет права этим пренебрегать. Это предусмотрено международным договором. Именно так, сообща, человечество и собирается регулировать будущее этой планеты.
— Ты можешь поговорить с ним? — спросила Майя.
— Могу, — сказала Надя. — Но не обещаю, что это окажется сколько-нибудь полезным.
— Прошу, Надя, просто попробуй. У нас и так сейчас достаточно проблем.
— Да, попробую, конечно.
Днем она пообщалась с Аркадием. Они шли по Чернобыльскому шоссе в сторону Андерхилла. Она заговорила об этом, предположив, что им стоит проявить терпение.
— ООН сама придет к твоему мнению, это же просто вопрос времени.
Он остановился и взял ее изувеченную руку.
— Как думаешь, сколько нам еще осталось? — спросил он и указал на садящееся солнце. — Сколько еще мы должны ждать? А нашим внукам? Или правнукам? Праправнукам, которые будут слепыми, как пещерные рыбы?
— Да ладно тебе, — сказала она, высвобождая руку. — Пещерные рыбы.
Аркадий усмехнулся.
— Нет, это же серьезный вопрос. У нас не будет этой вечности, поэтому хорошо бы нам увидеть, как все здесь начнет меняться.
— И все же, почему бы не подождать хотя бы год?
— Земной год или марсианский?
— Марсианский. Подготовиться ко всем временам года, дать ООН время изменить мнение.
— Да не нужно нам готовиться, мы уже много лет как готовы.
— Ты говорил об этом с Энн?
— Нет. Ну, так… Но она не согласна.
— Многие не согласны. Я имею в виду, рано или поздно они к этому придут, но тебе еще нужно их убедить. Ты не можешь просто набрасываться на тех, у кого иное мнение, если, конечно, ты не так же плох, как те на Земле, кого ты всегда так осуждаешь.
— Ну да, ну да. — Аркадий вздохнул.
— Так что, ты не такой?
— Чертова либералка.
— Не знаю, о чем это ты.
— То и значит, что вы слишком сердобольные, чтобы хоть раз взять и сделать что-нибудь.
Они уже видели невысокий холмик Андерхилла, похожий на свежий квадратный кратер с разлитой по окрестностям лавой. Надя указала на него.
— Я сделала это. Чертов радикал… — Она хорошенько ткнула его локтем по ребрам. — Ты ненавидишь либерализм, потому что он работает.
Он фыркнул.
— Работает! Постепенно, не сразу, с помощью тяжелого труда, без фейерверков, лишнего драматизма и страдающих людей. Без твоих сексуальных революций и боли с враждой, что они приносят. Он просто работает.
— Ах, Надя. — Он обнял ее за плечи, и они двинулись дальше к лагерю. — Земля — это идеальный либеральный мир. Но одна ее половина страдала от голода, страдает и будет страдать. Нет слов, как либерально.
И все же Надя, похоже, его переубедила. Он прекратил призывать к одностороннему решению выпустить новые ГМО на поверхность и свел свою агитацию к программе по благоустройству, много времени проводя в Квартале, где пытался создать цветные кирпичи и стекло. Надя обычно ходила с ним плавать перед завтраком, где вместе с Джоном и Майей они занимали дорожки в неглубоком бассейне, заполнявшем целый отсек, и делали бодрые заплывы на одну-две тысячи метров. Джон был лучшим на коротких дистанциях, Майя — на длинных, Надя, ограниченная в движениях из-за руки, отставала и на тех, и на других. И они плескались в пенящейся воде, будто стайка дельфинов, вглядываясь сквозь очки в небесно-голубой цемент дна бассейна.
— Баттерфляй был придуман как раз для такого g, — заметил однажды Джон, ухмыляясь тому, как они, едва не вылетая, выбирались из воды.
Завтраки после этого были особенно приятны, хоть и коротки, а остальная часть дня проходила за привычной работой, и Надя редко виделась с Аркадием до вечера, встречалась с ним лишь за ужином и после.
Вскоре Сакс, Спенсер и Риа завершили наладку автоматизированного завода ветряных нагревателей и обратились в УДМ ООН за разрешением на распространение тысячи этих мельниц вокруг экватора, чтобы оценить их согревающий эффект. Они ожидали таким образом добавить в атмосферу примерно вдвое больше тепла, чем давал Чернобыль. Поднимались даже вопросы, как они будут различать добавленное тепло от сопутствующих сезонных изменений, но Сакс заявил, что этого нельзя узнать, пока они не попробуют.
И споры о терраформировании вспыхнули вновь. И вдруг Энн пошла на решительный шаг, записав длинные сообщения и отправив их членам исполнительного комитета УДМ ООН, в комитеты по делам Марса всех государств и, наконец, в Генеральную Ассамблею ООН. Эти выступления получили широкое внимание среди законодателей всех уровней.
В прессе и на телевидении сообщения были поданы как свежая серия красной мыльной оперы. Энн записала и отправила их втайне от всех, поэтому колонисты узнали о них лишь по выдержкам, переданным земным телевидением. Последовавшей в первые же дни реакцией стали обсуждения в правительстве, митинг в Вашингтоне, собравший двадцать тысяч человек, бесконечное число публикаций, комментарии научных кругов. Сила этой реакции потрясала, и некоторые колонисты расценили поступок Энн как удар в спину. Филлис пришла в ярость.
— Помимо всего прочего это нелепо, — сказал Сакс, быстро моргая. — Чернобыль уже выпускает в атмосферу почти столько же тепла, сколько мельницы, но на это она никогда не жаловалась.
— Жаловалась, — возразила Надя. — Только ее никто не поддержал.
В УДМ ООН проходили слушания, и в это время группа материаловедов схлестнулась с Энн за ужином. Многие стали тому свидетелями: главная столовая Андерхилла состояла из четырех отсеков, стены между которыми были удалены и заменены несущими колоннами. Получилось большое помещение, заставленное стульями, растениями в горшках и клетками с потомками птиц с «Ареса». С недавних пор оно освещалось окнами, расположенными высоко в северной стене, в которых были видны растения, выращиваемые в атриуме. В этом большом пространстве сейчас находилось не менее половины колонистов.
— Почему ты не обсудила это с нами? — спросил ее Спенсер.
Свирепый взгляд Энн заставил его отвернуться.
А почему я должна с вами это обсуждать? — ответила она, переводя взгляд на Сакса. — И так ясно, что вы обо всем этом думаете, мы это проходили уже много раз, и ничего из того, что я вам говорила, для вас не имеет значения. Вы сидите в норках за своими экспериментами, как дети с химическим набором в подвале, тогда как за вашими дверьми все это время находится целый мир. Мир, где элементы ландшафта в сотни раз больше своих аналогов на Земле, где они в тысячи раз старше, где повсюду разбросаны свидетельства времен зарождения Солнечной системы, как и свидетельства истории планеты, которые почти не изменились за последний миллиард лет. А вы хотите все это погубить. Даже не признав по-честному того, что вы творите. Потому что мы могли бы жить на этой планете, не изменяя ее, — жить, причиняя лишь небольшой вред себе и даже испытывая лишь мелкие затруднения. Вся эта болтовня о радиации — это чушь собачья, и вы сами это знаете. Она попросту не достигает такого высокого уровня, чтобы оправдать это широкое изменение среды. Вы хотите это сделать лишь потому, что можете. Вы хотите попробовать и посмотреть — будто это какая-то огромная песочница, в которой можно строить замки. Как будто Марс — это большой сосуд! Вы находите оправдания везде, где только можно, но это просто недобросовестно, а не научно…
