Кэролайн Черри - Сайтин-1. Измена
Отворилась входная дверь. Издалека донеслись голоса. Флориан и Кетлин. И кое-кто еще. Проклятие!
— Джордан? — крикнула она, чтобы тот сразу расслышал. — Что стряслось?
Она услышала звуки шагов. И снова голоса Флориана и Кетлин. Она нечетко объяснила ази задачу, и те просто следовали за Джорданом по пятам до самой хладолаборатории.
— Мне нужно поговорить с тобой.
— Джорди, мне не до тебя. Неужели нельзя через часок, у меня в кабинете?
— Здесь самое подходящее место. И поговорить можно с глазу на глаз.
Эмори сделала глубокий вдох. «Была не была! — подумала она. — Наверное, насчет Гранта явился. Или по поводу Мерильда с Кореиным». И сказала:
— Ладно, согласна. Но учти, через полчаса по соседству будут работать Джейн и ее свора. Флориан, сходи в сектор «В» и скажи, что машина не работает. — Повернувшись, она извлекла исследуемый образец из установки и бросила: — Придется брать новый. Если понадобится, прогоним его через все машины, какие здесь есть. Я хочу прояснить все до конца, а не так, как на деле. Достала уже эта толерантность! Невольно сама начинаешь ею заражаться. Не верю этим помощничкам! Кетлин, а ты встань там — передашь Джейн, чтобы она увела своих учеников в другое место. Я закрываю лабораторию до окончания эксперимента. — Женщина снова глубоко вздохнула и принялась прогонять многострадальный образец через криогенную технику, после чего, раскрыв дверцу в камеру с образцом, вернула его в исходное положение и повторила процедуру. А когда обернулась, увидела, что ази ушли, а Джордан терпеливо ждет.
4
Госпиталь располагался довольно далеко от основных корпусов, так что в непогоду, когда приходилось идти по закрытым переходам и тоннелям, прогулка могла изрядно затянуться. Но зато под открытым небом путь значительно сокращался. Джастин выбрал второе, хотя солнце скрылось за скалами и пришлось накинуть пальто. Юношу продолжали мучить рецидивы воздействия обучающей ленты — они терзали его повсюду. Ощущения особенно досаждали Уоррику-младшему — ему становилось нехорошо, да еще мучила тяжесть в желудке. «А все Грант». — С легкой досадой юноша вспомнил, как санитары принесли обед на двоих и брат настоял, чтобы он разделил с ним трапезу.
Джастин проглотил свою порцию, хотя не был уверен, что съеденное пойдет ему на пользу. Однако Уоррик-младший был готов и не на такое, только бы брат мог посидеть и посмеяться; Гранта даже развязали, чтобы он смог поужинать, и больной, скрестив ноги, уселся на койке и с энтузиазмом проглотил десерт. Энтузиазм не пропал даже тогда, когда медицинские сестры сообщили, что на ночь вынуждены снова привязать его к койке смирительными ремнями.
Джастин остался бы с братом и на ночь — доктор Иванов не возражал — если бы не назначенная встреча с Ари, о чем он, конечно, не мог рассказать Гранту. Уход он объяснил необходимостью сверхурочной работы в лаборатории. Однако когда Джастин уходил, больному явно было вдвое лучше, чем когда он вошел в палату; Грант все еще быстро уставал, но зато в глазах появился блеск, он вновь обрел смешливость — возможно, смех звучал несколько вымученно, неестественно, но глаза Гранта безошибочно свидетельствовали о начале возврата к нормальной жизни.
Однако когда Джастин поднялся, чтобы уйти, маска слетела: Грант снова выглядел унылым и несчастным.
— Утром зайду, — пообещал Джастин.
— Слушай, ну зачем тащиться в такую даль?
— Но я хочу прийти. Разве нельзя?
Грант вздохнул с явным облегчением.
Именно поэтому день показался Уоррику-младшему удачным. И юноша готов был платить за эту удачу любую цену. Впервые с того дня, как все это началось в кабинете Ари, он осознал, что даже из такого положения может быть выход.
Если… Если только дел будет достаточно, чтобы отвлечь Ари, если… Джастин подумал о Гранте и Ари: Грант и так находился на грани помешательства…
Тот самый Грант, красавчик, от которого девчонки были без ума и которого они дружно предпочитали ему, Джастину…
Юноша сумел перебороть напоминавшую о себе обучающую ленту, превратившуюся в постыдные воспоминания, пробрался сквозь смуту боли и изнурения. И не собирался набивать себе цену. Джастину хотелось уйти куда-нибудь и заболеть — что если позвонить Ари и соврать, будто прихворнул — впрочем, это соответствовала истине — и она могла бы попросить его прийти в следующий раз…
Боже, как он мог забыть о соглашении, которое открыло ему дорогу к Гранту! И гарантировало тому свободу. Ариане ничего не стоило очистить рассудок Гранта. Она могла сделать что угодно. Она угрожала отцу. Все теперь зависело от него, Джастина, и он ничего не мог сообщить брату — во всяком случае, в его нынешнем состоянии.
Тяжело вздохнув, он прибавил шагу. Тропа, огибая угол, вела к главному входу. Слышался гул моторов заходившего на посадку самолета. Все как обычно «Ресион-эйр» без работы не простаивает, и полеты осуществляются строго по графику. Джастин проследил, как шасси самолета коснулось взлетно-посадочной полосы, а потом зашагал вдоль окаймленной гравием клумбы и акклиматизированного кустарника, тянувшегося до самого парадного входа. От входа отъехал автобус и, по дуге подъездной дорожки, направился к шоссе. Автобус должен подобрать кого-то и отвезти к самолету, смекнул Джастин, дивясь, кого из ресионцев понесло к реке в такое тревожное время.
Просунув магнитную карточку в прорезь замка, он миновал автоматические двери, опять пристегнул карточку к рубашке и направился прямиком к лифту, чтобы подняться на свой этаж и уйти к себе.
Первым делом он собирался позвонить отцу и сообщить, что с Грантом все в порядке. Юноша пожалел, что не нашел времени позвонить прямо из госпиталя, но поскольку Грант вообще не хотел отпускать его от себя, Джастин не решился беспокоить больного.
— Джастин Уоррик!
Обернувшись, он увидел сотрудников службы безопасности: те явно появились в холле к прибытию самолета и, соответственно, автобуса, дабы в случае чего не пропустить постороннего.
— Пожалуйста, следуйте за нами.
Юноша указал на лифт:
— Я лучше поднимусь к себе и не стану путаться у вас под ногами.
— Пожалуйста, следуйте за нами.
— Черт возьми, да воспользуйтесь компьютером, обратитесь к начальству. Вы не смеете пальцем меня тронуть! — воскликнул юноша, когда один из охранников потянулся к нему. Однако охранники все-таки заломили ему руки и прижали к стене. «Боже!» — процедил Джастин, обескураженный и рассерженный, а те, не обращая внимания на протесты, начали сноровисто обыскивать его. Конечно, здесь была какая-то ошибка. И охранники были ази. Они просто переврали полученный приказ и превысили свои полномочия.
Потом ему снова заломили руки, и кожа на запястьях ощутила холодное прикосновение металла.
— Эй!
Наручники со звоном замкнулись. Охранники вновь осмотрели его и повели по коридору. Джастин упирался, его подталкивали. Путь лежал к отсеку службы безопасности.
«Боже, — испугался Уоррик-младший, — выходит, Ари все-таки предъявила им обвинения. Ему, отцу, Кругерсу — словом, всем, так или иначе имевшим отношение к побегу Гранта. Стало быть, это случилось. Каким-то образом она ухитрилась отыскать нужную зацепку, способную в случае чего заставить их молчать, и всей мощью обрушилась на них; а он, уверенный в своих возможностях, не сумел раскусить эту женщину!»
Джастин шел, куда указывали — все дальше по коридору; потом в кабинет со стеклянными дверьми, где сидел начальник. «Туда», — коротко распорядился чиновник, махнув в угол кабинета.
— Да что происходит? — гневно осведомился задержанный, лишенный всех средств защиты и потому используя последнее — блеф. — Черт побери, свяжитесь с Арианой Эмори!
Однако его провели за стальные двери, оборудованные хитроумным замком. За массивной дверью скрывалась комнатка с голыми бетонными стенами. Дверь с лязгом захлопнулась.
— Проклятие, вы должны сообщить, в чем меня обвиняют!
Ответа не последовало.
5
Справа от выхода из хладокамреры лежал ничком, чуть изогнувшись, труп, промерзший почти насквозь. Внутри камеры все до сих пор было покрыто инеем и причиняло боль при прикосновении. «Сплошной лед», — прокомментировал следователь, запечатлевая на пленку увиденное. Жиро подумал, что Ари наверняка вознегодовала бы по поводу столь незавидной кончины. И воззрился на труп, все еще не веря, что Ари никогда больше не шевельнется, что в этом промерзшем насквозь теле, приоткрытом рту и остекленевших глазах уже не будет жизни. Эмори была в свитере. Как и прочие исследователи, работавшие в устаревшей хладокамере, — более теплая одежда только мешала. Но она не выжила бы, даже облачившись в защищающий от холода костюм.
