Тимоти Зан - Дар Юпитера
— Наверно, снова проблемы с припасами, — сказал Фарадей, стараясь не глядеть на салфетку и чувствуя, как бешено колотится сердце.
Прожив пять лет в такой непосредственной близости с этими людьми, он успел проникнуться убеждением, что Макколлам — редкостная аккуратистка. За все эти годы ему ни разу не приходилось видеть, чтобы она оставила за собой в кафе хотя бы грязную ложку.
Если салфетка останется на столе после ее ухода, он просто обязан будет извиниться перед этой женщиной.
— Скорее всего, — ответила она, рассеянно блуждая взглядом по сторонам. — Думаю, повара тут ни при чем.
— Конечно. — Он с усилием заставил себя вернуться к безобидной теме разговора. — Очень уж строгие меры безопасности во Внутренней системе, из-за чего и задерживается доставка.
— А может, следует винить бунтовщиков на Марсе и Церере, — в тон ему сказала она. — Это они заставляют принимать такие драконовские меры безопасности.
— Или можно винить всю экономику Системы за неспособность настолько повысить наше благосостояние, чтобы мы могли иметь все, что пожелаем. — Фарадей окончательно включился в игру. — Имея безграничные доходы, мы могли бы развивать поселения на лунах Сатурна, колонизировать Плутон и Харон и обеспечить каждого марсианина собственным домом с позолоченным куполом.
— А еще можно винить Бога за то, что в Системе всего девять планет.
Фарадей состроил гримасу.
— Вы победили, — сказал он. — Когда начинаешь обвинять Бога, значит, дальше идти уже некуда.
— И обычно промахиваешься мимо реальной цели.
— Действительно, — согласился Фарадей. — Ну…
— Может, идея арбитра Лайдоф сработает, — сказала Макколлам. — Если мы получим звездолет, перед нами откроется вся вселенная.
— Будем надеяться, — кивнул Фарадей. — Ну, чем вы собираетесь заниматься сегодня вечером?
— Ничем в особенности. — Она пожала плечами. — Скорее всего, немного почитаю и лягу спать. Похоже, вскоре все мы будем очень заняты. Нужно отоспаться как следует, прежде чем это начнется.
— Разумно. Наверно, я поступлю так же.
Она взяла чашку и сделала последний глоток.
— Ну, доброй ночи, полковник. — Женщина встала. — Увидимся утром.
— Доброй ночи, миссис Макколлам.
Они кивнули друг другу, она подхватила свой поднос и понесла его к полке с грязной посудой.
Оставив на столе сложенную салфетку.
Фарадей вернулся к еде, заставляя себя не торопиться и пытаясь выглядеть как всегда. Ему казалось, что оставленная Макколлам салфетка бросается в глаза, точно дымящееся ружье, и взгляды всех посетителей кафе прикованы к ней. Да, к ней и к нему.
Однако звуки разговоров вокруг не изменили своей тональности и никто не подошел к его столу и не потребовал объяснить, что происходит. Либо агенты Лайдоф исполняли свои обязанности весьма небрежно, либо никто на самом деле не наблюдал за ним.
Но рисковать не стоило. Он покончил с едой, поставил пустую посуду и приборы на поднос и встал. Потом, как бы в раздумье, взял салфетку Макколлам.
Она была тяжелее, чем просто небольшой квадрат ткани. Фарадей положил ее на свою собственную салфетку и с подносом в руках пересек помещение.
И когда он ставил поднос на полку, и его тело на мгновение заслонило обзор остальным посетителям кафе, он быстро сунул салфетку Макколлам в карман.
Никто не подпрыгнул, не издал победоносного вопля. Никто внезапно не возник перед ним с наручниками, чтобы защелкнуть их на его запястьях. Никто даже не заметил, что он спрятал салфетку.
Тем не менее, идя в свои апартаменты, Фарадей чувствовал, как пот скапливается на лбу и сзади, у основания шеи. Войдя к себе, он запер дверь, достал салфетку и развернул ее.
Внутри находились два предмета. Сложенный листок бумаги и тяжелый кусок ячеистой металлической сетки — именно он увеличивал вес салфетки — размером около пятнадцати квадратных сантиметров.
Да, совершенно определенно ему придется извиниться перед Макколлам.
Фарадей начал с куска сетки. Он уже видел такие штуки прежде, на старых экспериментальных зондах типа «дышащая кожа». Они позволяли атмосфере Юпитера свободно проникать внутрь и наружу для выравнивания давления во время быстрого подъема и спуска. Правда, проволока этой сетки была тоньше, чем у тех, старых, не больше трех сантиметров в диаметре, и с большим размером самих ячеек. И сетка казалась более эластичной, хотя образца такого размера было недостаточно для уверенных выводов. Металл Фарадей идентифицировать не мог, но, судя по шероховатым краям образца на линии отреза, он казался очень упругим.
Отложив в сторону кусок сетки, он развернул бумагу и узнал четкий почерк Макколлам.
«Я сумела ненадолго проникнуть на платформу Семь. Поверхность зонда выглядит наподобие этого: я стащила кусок сетки из мусорной корзины. Простите, что не могу рассказать больше, но мой новый приятель помалкивает насчет своей работы, а сама я в технике разбираюсь не слишком хорошо. Надеюсь, какой-то толк будет».
На остальной части листка был грубый набросок двух соединенных между собой предметов яйцеобразной формы — меньший на верхушке большего, — вроде торпеды, водруженной на дирижабль. Верхний предмет имел самозахватывающие грейферные кольца на носу и корме, два больших турбовинтовых пропеллера под кольцеобразными защитными капотами и целую кучу торчащих из верхней части приемных антенн.
На нижней же части зонда, напротив, с днища свисало не меньше сотни антенн; так они, по крайней мере, выглядели. Вообще-то обычно антенны на днище не размещают, но чем еще они могли быть? К тому же нижняя часть была заштрихована, и если Фарадей правильно понял, то именно она была сделана из металлической сетки.
Он разглаживал листок бумаги, хмуро разглядывая его. Небольшой зонд, возможно модифицированный «Скайдайвер», стоял на вершине другого, типа «дышащая кожа», но явно нестандартного. Может, все было замыслено так — верхний прокладывает путь на Уровень Три или Четыре, потом сбрасывает нижний, который уходит еще дальше на глубину либо в свободном полете, либо на привязи у верхнего?
Правда, никаких признаков соединяющих компонентов не наблюдалось, как и колец для привязи. И в то время, как верхний зонд был снабжен массивными турбовинтовыми пропеллерами, у нижнего не было никаких признаков двигателей. Отсутствовали у него и поплавки, стабилизаторы и крылья.
С другой стороны, пристально изучая рисунок, Фарадей поразился тому, как мало на нем деталей. Кроме общей, чисто внешней формы, не было практически ничего. Из-за этого отсутствовала шкала, которая позволила бы составить представление о размерах всего сооружения.
Макколлам не шутила, говоря, что разбирается в технике не слишком хорошо, со вспышкой раздражения подумал Фарадей. Человеку вроде Миллигана и Бича достаточно было одного-единственного взгляда, чтобы получить о предмете гораздо большее представление, а ведь Макколлам, наверно, не менее получаса делала свой набросок.
Наверно, именно по этой причине новый приятель Макколлам и пошел на такой риск, приведя ее с собой. Интересно, мельком подумал Фарадей, какой ценой обошелся ей этот визит, но тут же выбросил эту мысль из головы. Скорее всего, ему и не хотелось знать ответ.
Тем не менее это было начало. Может, Макколлам или кому-то еще удастся раздобыть больше информации в оставшиеся до обозначенной Лайдоф даты полторы недели.
Зазвенел дверной колокольчик.
— Полковник Фарадей? — спросил незнакомый голос.
Фарадей инстинктивно перевернул записку Макколлам, прикрыл ею кусок сетки и только потом понял, что все это ни к чему — дверь-то заперта.
— Да? — сказал он.
Послышался щелчок, и дверь открылась.
— Какого черта? — взорвался Фарадей, вскочил на ноги и повернулся спиной к письменному столу. В комнату вошли двое мужчин. — Что вы себе воображаете?..
— Оставьте, полковник, — оборвал его тот, что шел впереди, и направился прямиком к Фарадею.
Его напарник остался у двери.
И только тут до Фарадея дошло, что на обоих была не голубая форма службы безопасности станции, а темно-фиолетовая, с такими же беретами; форма личной охранной службы святая святых — Совета Пятисот.
Выходит, Лайдоф привезла с собой не только команду инженерных работников, но и собственную полицию. Мелькнула мысль: интересно, а что об этом думает начальник станции Каррера? Если ему вообще что-нибудь известно.
Коп протянул руку к письменному столу и взмахом руки сбросил на пол бумаги и диски. Рисунок Макколлам постигла участь остальных бумаг…
— А-а, вот он, арбитр, — сказал человек и взял в руки кусок сетки.
И из коридора в комнату вошла Лайдоф. У Фарадея внезапно пересохли губы.
— Прекрасно, — сказал он. Вот они, неприятности. Очень крупные, прямо-таки огромные. — В таком случае я обращаюсь к вам, арбитр Лайдоф. Что вы себе воображаете, черт побери, и что эти люди делают здесь?
