Адмирал Империи 16 (СИ) - Коровников Дмитрий
Однако на такие мелкие неудобства я сейчас особого внимания не обращал, так как был полностью сосредоточен на очаровательном объекте женского пола, ранее неизвестного мне имени и фамилии и красивого, как Афродита. Я, если честно, в первые минуты, как очнулся, абсолютно забыл, во-первых, что ранен, а во-вторых, о том, что вероятнее всего, по негативной реакции на меня офицеров с «Баязета» там на мостике, где мы дрались со Штольцем, я по-прежнему нахожусь во враждебной среде. В том, что я на «Баязете» сомнений не было никаких, у меня на «Одиноком» не могло быть таких старых регенерирующих капсул, да и медотсек свой я узнал бы из тысячи…
Однако улыбка девушки в летном комбинезоне, с черными волосами, склонившейся надо мной, говорила совершенно об обратном.
— Не переживайте, господин контр-адмирал, рядом со мной вам ничего не угрожает, — успокоила меня незнакомка, видимо, заметив мой бегающий по углам растерянный взгляд, когда я только очнулся и не мог понять, где нахожусь. — Я скорее перебью офицерский состав «Баязета», но не позволю моему крейсеру получить статус «мятежного»!
— Вы думаете, я на этот счет сильно переживаю? — я попытался сделать безмятежное лицо, стараясь продемонстрировать своей собеседнице уверенность и спокойствие.
Видимо, получилось у меня не очень, потому, как девушка весело рассмеялась, но тактично промолчала. Согласен, я только что бился на поединке чести с безумным капитаном, а потом в меня всадили четыре пули, подобные действия, так сказать, слегка бодрят, поэтому я был сейчас на взводе и все время пытался подняться и вылезти из капсулы. При этом лейтенант Вебер, (имя, фамилию и звание девушки, стоящей рядом, я прочитал на ее нагрудном жетоне), каждый раз легким движением, кладя ладонь мне на грудь, опускала меня обратно на кушетку.
— Все зачинщики беспорядков на крейсере арестованы, о судьбе их главаря — капитана Штольца вы, наверное, итак знаете, он отлетел к праотцам на ваших глазах, — сказала Соня, в очередной раз возвращая меня обратно в капсулу со спокойствием матери, пытающейся уложить спать непослушного ребенка. — Команда «Баязета», его мичманский и рядовой состав полностью контролирует корабль и готова выполнять ваши распоряжения, контр-адмирал Васильков…
— Это очень хорошо, — протянул я, выдыхая и немного успокоенный словами лейтенанта, одновременно с этим не уставая удивляться боевому настрою девушки, в минуту опасности взявшей на себя бразды правления и быстро наведшей порядок на «Баязете». — Распоряжаться я люблю… Но откуда такая покорность? Насколько я помню, «северяне» не сильно жалуют «черноморцев», впрочем, как и «балтийцев» с «тихоокеанцами», и не готовы так просто выполнять приказы офицеров других космофлотов…
— Вы правы, — кивнула Соня, — мы этого не любим. Но с вами другая история, контр-адмирал. Во-первых, вы своим появлением вытащили «Баязет» из пекла, устроенного нам поляками. Кто же не оценит такую услугу? А во-вторых, я лично обязана вам жизнью…
— Вы что-то путаете, лейтенант, — остановил я, Соню. — Это я обязан вам своим спасением, потому, как если бы не ваша меткость и реакция, Штольц точно бы продырявил меня в том месте, которое медкапсула со всеми ее физрастворами не смогла бы запломбировать… Кстати, я не успел сказать вам за это, спасибо…
— Просто не люблю быть должной, — ответила на это девушка, пожав плечами.
— Ответка за спасение корабля? — уточнил я.
— Не только, — покачала головой Соня. — Помните бой истребителей? А тот МиГ, который рядом с вами разлетелся на куски?
— Аааа, так это были вы! — до меня, наконец, дошло, где я слышал этот приятный голос.
— Да, я, та самая, спасательную капсулу которой вы не дали добить «гусарам», когда взорвался мой истребитель, — кивнула лейтенант Вебер, с благодарностью смотря на меня. — Более того, внезапное появление в секторе боя палубной эскадрильи «Одинокого» сохранило жизни двум пилотам из моего каре, и за это я еще более признательна вам, господин адмирал, чем за собственное спасение…
— Всего двум из каре, — уточнил я, не знаю, почему, возможно, просто смущенный словами благодарности.
— Четвертый не выжил, — лицо Сони вмиг посерьезнело и стало будто каменным.
Я понял, что девушка невероятно сильно переживает гибель своего товарища и уже пожалел, что не вовремя напомнил ей об этой потере.
— Что ж, похоже, мы в расчете, лейтенант, — непринужденно улыбнулся я, пытаясь сгладить свою ошибку и переводя разговор в другое русло. — Правой руки пока вам подать не могу, она обвисла как тряпка, но вот вам левая…
Мы пожали друг другу руки, и Соня, как мне показалось, польщенная обращением с ней на равных столь высокого чина, снова слегка улыбнулась.
— Итак, последнее, что я помню, помимо дурацкой улыбки на лице покойного капитана Штольца, свалившегося под градом пуль рядом со мной, было то, что вы и еще несколько десятков космоморяков вошли в командный отсек «Баязета», — произнес я, меняя тему. — Кстати, сколько по времени я вообще валяюсь в этой трясущейся, как стиральная машинка, медкапсуле?
— Почти четыре с половиной часа, — ответила лейтенант Вебер, посмотрев на часы.
— Так долго⁈ — удивленно воскликнул я. — Вроде, а кажется, что отключился минут пять назад!
— Видя, что вы похожи на дырявый швейцарский сыр, после очереди из пистолета, я перенастроила вашу портативную аптечку на максимальным уровень, и та ввела вас в медикаментозную кому, — призналась Соня, неловко улыбнувшись. — Как позже мне сказал военврач, прямой необходимости в этом не было, но я ведь не знала, насколько серьезны ваши раны. Так что, господин контр-адмирал, пришлось вам проваляться здесь несколько дольше обычного, но с другой стороны и восстановление организма пройдет гораздо быстрей…
— Если за это время ничего страшного в ближнем для нас космосе не произошло, то ничего страшного, — нехотя согласился я, на самом деле, переживая что столько времени потеряно. — Ведь мы в данный момент не окружены какой-нибудь очередной вражеской эскадрой?
— Нет, насколько мне поступает информация от ребят из рубки, пространство в радиусе десяти миллионов километров от нас чистое, ни «янки», ни поляков на горизонте нет, — ответила Соня Вебер, посмотрев на свой идентификационный браслет, не горит ли он красным цветом.
— Уже хорошо, — кивнул я. — Но сейчас нам все равно надо спешить… Вы сказали «ребята в рубке»…
— Да, офицерьё, которое подняло мятеж, мы закрыли в отдельном отсеке нижней палубы, а на мостике сейчас остаются вахтенными несколько мичманов и старших матросов, — кивнула Соня, а мой слух сильно резануло второй раз произнесенное ей слово «офицерьё».
— Я не уверен, что абсолютно все офицеры, находившиеся в тот момент в командном отсеке, поддержали неадекватные действия капитана Штольца, — покачал я головой. — Не перебарщили ли вы со своими «революционными космоматросами», ворвавшись в рубку и расчесав всех там находящихся под одну гребенку?
— «Революционными матросами»? — хмыкнула Соня. — Неплохо звучит… Только не мы устраивали революцию, а точнее сказать — мятеж, а эти золотопогонные мальчики и девочки, которые вместо того, чтобы управлять крейсером, возомнили себя вершителями судеб, — произнесла Соня, брезгливо поморщившись. — Некогда нам разбирать, кто прав, а кто виноват. Все эти операторы если даже и не поддерживали Штольца, но при этом, как ни в чем не бывало стояли и наблюдали за вашим с капитаном поединком, то уже замарали себя. В любом случае контрразведка разберется, а пока пусть посидят в кладовке и подумают над своими действиями…
— Вы же тоже офицер, — я указал глазами на погоны старшего лейтенанта, на плечах у девушки.
— Особо не стремилась, — отмахнулась Соня, — если бы на истребителях летать давали не только офицерам, но и пилотам в звании — рядовой — летала бы с удовольствием. А так, есть эти погоны или нет их, мне никакой разницы.
— Значит вы здесь не за карьерой и наградами? — улыбнулся я.
— Я здесь за тем, чтобы убивать врагов, остальное — лирика, — важно заявила Соня, скрестив руки на груди.
