Джон Варли - Ненавязчивость зрения
Когда дошло до переезда, возникли проблемы с бюрократами. Это они предвидели, но задержка все же произошла. Службы соцобеспечения, отвечавшие за их благополучие, усомнились в разумности проекта. Когда стало ясно, что никакие уговоры его не остановят, завертелись колеса и было издано постановление о его временном замораживании — для их собственного блага — с запрещением им покидать территорию школы. К тому времени всем им исполнился двадцать один год, но было принято решение о том, что их умственное состояние препятствует им управлять собственными делами. Было назначено слушание дела.
К счастью, у них еще была связь со своим адвокатом. Его тоже заразило их безумное видение, и он вступил в решительную битву на их стороне. Ему удалось добиться решения о правах людей, содержащихся в приютах и лечебницах, позже поддержанного Верховным судом, что привело к серьезным последствиям для больниц штатов и округов. Осознав, что у них уже хватает проблем с тысячами пациентов по всей стране, находящимися в неудовлетворительных условиях, социальные службы сдались.
К тому времени настала весна 1986-го. Это было годом позже намеченной ими даты. Часть удобрений была размыта из-за отсутствия клевера, предотвращающего эрозию почвы. Время посева уходило, и у них начал ощущаться недостаток денег. Тем не менее, они переехали в Нью-Мексико и начали тяжелейшую работу по созданию коммуны. Их было пятьдесят пять, с девятью детьми от трех месяцев до шести лет.
Я не знаю, чего ожидал. Я помню, что удивляло меня все: или из-за того, что было настолько нормальным, или из-за того, что было настолько непривычным. Никакие из моих дурацких предположений о том, на что может походить жизнь в подобном месте, не оправдалось. И, разумеется, я не знал его историю — с ней я познакомился позже, по кусочкам.
Меня удивили огни в некоторых из зданий. С самого начала я решил, что в свете они не нуждаются. Это был пример чего-то настолько обычного, что оно меня удивило.
А что касается различий, то первое, что привлекло мое внимание, была ограда железной дороги. У меня к ней был свой интерес, поскольку из-за нее я едва не пострадал. Я старался понять, зачем она — мне это было нужно — даже если из-за этого придется не спать ночь.
Деревянная ограда продолжалась от ворот до амбара, где рельсы делали петлю, как и за воротами. Ограда шла по всей длине рельсового пути. Единственный доступ к нему был с погрузочной платформы у амбара и извне, из-за стены. В этом был смысл. Непременным условием, при котором слепоглухие могли управлять такими составами была гарантия, что никто не окажется на путях. Эти люди _н_и_к_о_г_д_а_ не смогли бы ходить по ним; их никак невозможно было предупредить о приближении поезда.
Пока я в сумерках направлялся к группе зданий, мне навстречу попадались люди. Они не замечали меня, как я и ожидал. Двигались они быстро; некоторые буквально бежали. Я стоял на месте, осматриваясь вокруг, чтобы никто не столкнулся со мной. Прежде чем вести себя смелее, мне надо было понять, почему они не сталкиваются друг с другом.
Я наклонился и осмотрел землю. Темнело, но я тут же увидел, что повсюду идут пересекающиеся бетонные дорожки. У каждой из них был иной рельеф поверхности: линии, волны, ямки, гладкие и шероховатые участки. Я вскоре заметил, что люди, которые спешили, пользовались лишь дорожками, и все они были босыми. Ясно было, что это что-то вроде дорожных знаков, и читаются они с помощью ног. Детали этой системы мне были не нужны: достаточно было знать о ее существовании и избегать дорожек.
В людях примечательного не было. Некоторые были обнажены, но к этому я уже привык. Внешности они были самой разной, но все казались примерно одного возраста — за исключением детей. Если бы не то, что они не останавливались поговорить или хотя бы помахать друг другу рукой, я никогда не подумал бы, что они слепы. Я следил за тем, как они приближались к пересечениям дорожек (не знаю, как им это становилось известным, но мог бы предположить несколько способов) и замедляли шаг. Эта система была великолепной.
Я начал подумывать о том, чтобы пообщаться с кем-нибудь. Я, посторонний, находился там уже полчаса. Наверное, у меня возникло ложное ощущение о том, что эти люди уязвимы — я чувствовал себя взломщиком.
С минуту я шел рядом с какой-то женщиной. Она очень целеустремленно — или так мне показалось — направлялась куда-то. Она что-то ощутила, возможно, мои шаги. Она слегка замедлила шаг, и я прикоснулся к ее плечу, не зная что еще делать. Она тут же остановилась и повернулась ко мне. Глаза ее были открыты, но казались пустыми. Ее руки прошлись по мне с головы до ног, слегка прикасаясь к лицу, груди, рукам, ощупывая одежду. Я не сомневался, что она знала, что я пришелец; вероятно, с первого похлопывания по плечу. Но она тепло улыбалась мне и обнимала меня. Руки ее были очень нежными и теплыми. Это было странным, так как они были покрыты мозолями от тяжелой работы. Но они казались деликатными.
Она дала мне понять — указывая на здания, делая движения воображаемой ложкой и прикасаясь к циферблату своих часов — что через час будет ужин, и что я на него приглашен. Я кивнул и улыбнулся в ладони ее рук; она поцеловала меня в щеку и поспешила дальше.
Ну что же, пока оказалось не так и плохо. Меня беспокоило, смогу ли я общаться с ними. Позже я обнаружил, что они узнала обо мне гораздо больше, чем рассказал я сам.
Я отложил поиски общей столовой — или как там это еще называлось и стал бродить в сгущающейся тьме, оценивая расположение зданий. Увидел, что собака собирает овец на ночь в загон. Она без всяких указаний умело загнала их в открытые ворота, которые один из людей закрыл и запер. Он нагнулся и почесал собаке голову, та лизнула ему руку. Закончив свою дневную работу, собака поспешила ко мне и обнюхала мою ногу. До конца вечера она следовала за мной.
Все, казалось, настолько заняты, что меня удивила одна из женщин, сидевшая, ничего не делая, на ограде рельсового пути. Я направился к ней.
Подойдя ближе, я увидел, что она моложе, чем я думал. Как я узнал позже, ей было тринадцать. На ней не было никакой одежды. Я дотронулся до ее плеча, она соскочила с ограды и проделала то же, что и другая женщина, ощупывая меня без стеснения с головы до ног. Она взяла меня за руку, и ее пальцы быстро задвигались по моей ладони. Смысла я не понимал, но знал, что это такое. Я пожал плечами и другими жестами попытался показать, что не знаю языка жестов. Она кивнула и продолжала ощупывать мое лицо.
Она спросила меня, останусь ли я обедать. Я уверил ее, что да. Она спросила меня, не из университета ли я. И если вы думаете, что легко задавать вопросы лишь телодвижениями, то попытайтесь. Но ее движения были настолько гибки и грациозны, настолько умело предавали слова. Зрелище было красивым — речь и балет одновременно.
Я сказал ей, что я не из университета, и попытался отчасти объяснить, чем занимаюсь и как попал сюда. Она слушала меня руками, выразительно потирая свою голову, когда мои объяснения делались непонятными. Все это время улыбка на ее лице делалась шире и шире, и она безмолвно смеялась над моими странностями. И все это время она стояла совсем рядом со мной, касаясь меня. Наконец она уперла руки в бока.
— По-моему, тебе нужна практика, — сказала она, — но если тебе все равно, не могли бы мы разговаривать ртом? Ты меня изматываешь.
Я подпрыгнул, как ужаленный пчелой. Эти прикосновения, которые я мог бы вынести от слепоглухой девушки, внезапно показались неуместными. Я отступил назад, но ее руки вновь коснулись меня. Она, казалось, озадачена, но затем нашла ответ с помощью рук.
— Извини, — сказала она. — Ты думал, что я глуха и слепа. Если бы я об этом знала, то сразу сказала бы тебе, что это не так.
— Я думал, что здесь все глухи и слепы.
— Только родители. Я из числа детей. Все мы нормально слышим и видим. Не нервничай. Если тебе не нравится, когда до тебя дотрагиваются, тебе здесь не понравится. Успокойся, я тебя не обижу. — И ее руки продолжали двигаться по мне, главным образом по лицу. В то время я не понимал, что это значит, но сексуальным это не казалось. Оказалось, что я был неправ, но вызывающей эта сексуальность не была.
— Я тебе понадоблюсь, чтобы показать, что к чему, — сказала она и направилась в сторону куполов. — Она держала меня за руку и шла совсем рядом. Когда я говорил, другая ее рука касалась моего лица.
— Во-первых, избегай бетонных дорожек. По ним…
— Я уже догадался, для чего они.
— В самом деле? А сколько ты времени здесь? — Ее руки с новым интересом изучали мое лицо. Было уже темно.
— Меньше часа. Меня едва не переехал ваш поезд.
Она рассмеялась, затем попросила прощения и сказала, что понимает, что для меня это смешным не было.
Я сказал ей, что _т_е_п_е_р_ь_ смешно и мне, но тогда не было. Она сказала, что на воротах есть предупреждающий знак, но мне не повезло, и я подошел к ним когда они были открыты — это делается дистанционно, перед пуском поезда — и я его не увидел.
