Сергей Буркатовский - Война 2020. Первая космическая
— Обязательно. Порядок есть порядок! — Они с трудом разминулись в узком проходе.
— Иногда мне кажется, что ты не итальянец, а немец. Ordnung muss sein,[9] все дела. Правда, для немца ты журчишь слишком уж мелодично.
— Какого черта, Сергей! Еще немного — и тебе пришлось бы мыть туалет! Я чуть не промахнулся! Из-за твоих шуток!
— Понял, раскаиваюсь. Но ты же химик, Пьетро! Я думал, настоящий химик попадет струей реактива куда угодно и в каком угодно самочувствии. По крайней мере, тогда на даче ты разливал в абсолютно салатном состоянии. И ни капли не пролил. Уважуха.
— В салатном?!
— Это когда спят лицом в салате, — и, не обращая внимания на сердитый взгляд напарника, уже совсем другим тоном, в микрофон: — Orbital Base, Orbital base. Here's Monblan-One.
— Monblan-One, Here's Vega-One on Orbital Base[10] Привет, Сергей.
— Привет, Настя. Куда Боба подевала?
— Роберт спит. Просил передать: ладья а-один — а-три.
— У-у-у… да он попал. Ладно, потом отвечу. Выход по Вероне, замена дьюара, начало тринадцать ноль-пять стандартного, предполагаемая продолжительность три тридцать.
— Принято. Выход по программе Верона, тринадцать ноль-пять, длительность три тридцать. Ожидаю теста связи скафандров через десять минут.
12:40 мск (10:0 °CET)
Париж, штаб-квартира ЕКА
— …таким образом, сотрудничество России и Европы позволило нам наконец перейти от коротких миссий с ограниченным набором экспериментов к планомерному изучению возможностей промышленного освоения Луны.
— Вы имеете в виду «Гелий-три», господин Калитников? — Корреспондент явно был из подкованных.
— Увы, пока нет. Да, использование этого редкого изотопа гелия в термоядерных реакторах позволило бы решить проблему экологически чистой энергетики на сотни лет вперед. Однако лунные условия столь суровы, а содержание нужного изотопа в грунте столь мало, что в настоящее время это лежит за пределами наших возможностей. Пока мы решаем более скромные задачи. Но об этом вам лучше спросить господина Кальдеролли.
— С удовольствием, господа. — Итальянец перетек из позы ожидания в позу охоты, теперь жертвами были журналисты. По крайней мере, так казалось со стороны, а журналисты опровергнуть впечатление не спешили. — В рамках совместной программы исследования Луны группой итальянских химиков была разработана опытная установка по переработке лунного грунта. В настоящее время итальянский астронавт доктор Тоцци, сотрудник министерства, которое я имею честь возглавлять, проводит на Луне исследования по получению из лунного грунта такого важного за пределами Земли ресурса, как кислород. Естественно, с помощью российского коллеги, — снисходительный кивок в сторону русского.
— Кислород может быть использован для дыхания астронавтов?
— Разумеется — как только установка будет отлажена. И, что еще более важно, открывается возможность для применения кислорода в качестве компонента ракетного топлива. К сожалению, расчеты на нахождение в полярных областях Луны залежей льда, по-видимому, не оправдались, иначе мы могли бы добывать на месте и горючее — жидкий водород, и окислитель — жидкий кислород, используя более простые и эффективные процессы. Но увы. — Итальянец развел руками и снова почти мгновенно принял величественную позу. — Установка спроектирована очень элегантно. — Многим показалось, что министр хотел сказать «не менее элегантно, чем я выгляжу». — Для разогрева грунта наши инженеры предложили использовать дневные солнечные лучи, а для сжижения получившихся газов — холод длинной лунной ночи.
12:45 мск
Луна, Океан Бурь
База «Аристарх»
В шлюзовой камере было довольно тесно. Громоздкие скафандры занимали почти все пространство, оставляя людям минимум места — только чтобы повернуться. Экраны диагностики слепо пялились в столь же слепые бельма гермошлемов двух оставшихся на ночевку с экипажем «Кречетов».[11]
Остро пахло Луной — сухой, «пороховой» запах бодрил куда более приятным образом, чем надоевшая за девять ночных суток промозглость модуля. Еще было холодно — шлюз, только отчасти укрытый шатром дополнительной теплоизоляции, остывал очень быстро. А реактор они ждали только днем. Лунным днем.
Сергей развернул свой скафандр на подвесе, между делом бросив взгляд на мониторы. Красняка не было, сплошная зелень. Отлично.
Связь с орбитой шла с еле уловимой задержкой — станция сейчас была над дальней, невидимой с Земли стороной Луны. Стандартные чеки, никакого балагурства. Изредка, невпопад из-за более солидной, трехсекундной уже задержки, вмешивалась Земля — дело было новое, операторы к лунной специфике привыкнуть не успели. Были, конечно, зубры той еще, старой школы, умудрявшиеся на наитии просчитывать разговор наперед, но таких в ЦУПе осталось мало — уж больно глубоким оказался провал между старым и молодым поколением. А эти — пока еще насобачатся… Впрочем — не ему ворчать. Сам всего второй раз в космосе, и то первый раз — почти не в счет, всего неделя. Обкатывали, так сказать, молокососа поближе к мамкиной титьке. Сергей закончил проверку, развернул скафандры на подвесках спинами к проходу. Открыл обе дверцы. Пьетро, уже в костюме водяного охлаждения, как и Сергей, повернул рычаг, задраивая проход в относительное тепло жилого отсека.
— Ну, пошли! — Оба сцепили ладони «крабом», немного постояли.
Пьетро слегка подпрыгнул, уцепился за перекладину на потолке и забросил ноги в черный провал люка на спине скафандра. Сергей проконтролировал консоль диагностики еще раз — все в норме — и заскочил в свою «одежку». Так. Подключить шланги жидкостного охлаждения, загерметизировать перчатки.
Крышка ранца с чмоком встала на место, щелкнули замки. В затылок повеяло ветерком — включилась вентиляция. Сергей уцепился за поручень, развернулся лицом к Пьетро. Тот уже корчил рожи из-за прозрачного забрала. Насосы ухватывали последние молекулы воздуха, тревожно мигнула желтая лампа. Уши заложило — давление в скафандре меньше половины нормального атмосферного. Сергей несколько раз сглотнул, приноравливаясь. Пьетро было полегче — повезло парню с организмом. Все, можно выходить. Третьяков ухватился за поручни и развел их в стороны, освобождая громоздкий костюм из зажимов. Несмотря на то что даже со скафандром он был легче своего обычного «земного» веса раза в два — ходить было не так чтобы сильно приятно. Впрочем, он уже приноровился.
Наружный люк пополз вверх, открывая еле освещенную дежурным светом лестницу, уходящую в серую пыль. Выход «на улицу» представлял собой зрелище совсем уж непафосное. Развернуться спиной к проему. Встать на карачки — и медленно, задним ходом, спускаться через проем вниз. Очень не героически, очень. Хотя со стороны, надо сказать, смотрится не так позорно, как изнутри. Даже где-то величественно. Слегка.
С последней ступеньки лестницы Пьетро спрыгнул — что, в общем, было запрещено инструкцией, но практиковалось космонавтами постоянно. В том числе и штатовскими, если судить по видеорепортажам.
Одновременно с прыжком включились основные прожекторы базы, ранее вырубленные из экономии. Пейзаж в их свете казался почти двумерным, резким до боли в глазах. Только слабый нежно-голубой свет Земли высоко над горизонтом смягчал серо-белый эстамп. Они постояли, традиционно глядя на почти полную Землю в черноте космоса. Красиво, черт возьми. Ради этого — ну, не только ради этого, но и за этим тоже — они сюда и прилетели. На решетчатой мачте закрутилась оранжевая, как у снегоуборочной машины, мигалка маяка (два раза «Ку!») — все, теперь можно и в путь.
До площадки было метров сто. Дорога нахоженная, неоднократно притом. Посадочный корабль, действительно напоминавший присевшее в серую пыль огромное пузатое насекомое, остался чуть в стороне. Маячок на нем был зеленый — все, типа, в порядке, ребята, я вас жду, если что. Чуть дальше за ним — посадочная площадка грузовиков, на которую через неделю или около того должен был сесть реактор. Будем надеяться, это «около» не затянется. Все-таки ночью, блин, прохладно, аккумуляторов хватает впритык. В первую ночь еще ничего — выходов почти не было. А в эту работы уже хватало, так что энергия была в дефиците.
Они подошли к «Вероне» — мешанине баков, кубов и панелей на решетчатых луноходных колесах. Солнечная печь была сложена, чтобы пылью не повредило зеркала, зато радиатор охладителя, напротив, топорщился, как гребень у варана. Вообще все это безобразие напоминало Третьякову скульптуры Вадима Сидура — есть на востоке Москвы, в Перове, такой забавный музей. Да, пожалуй, и у Пьетро в Италии пара-тройка скульпторов того же стиля найдется.
Рядом, на таких же, как у «Вероны», колесиках, присоседилась транспортная тележка от «Рено». Из всех признаков жизни на ней был только мигающий огонек диагностики — желтый. Переохлаждение. Ладно. Не переживет ночь — следующим днем французы все равно сбросят новую, вместе с припасами. Пьетро колдовал над установкой. Наконец, закончив танцы с бубном, ухватился за что-то в недрах «Вероны» обеими руками.
