Жорж Ле Фор - Вокруг Солнца
Глубокий вздох раздался в углу залы.
— Это что такое? Тут кто-то есть? — обеспокоился Осипов.
— Фаренгейт! Мы и забыли совсем о нем.
Сломка и Гонтран бросились к Фаренгейту, лежавшему на полу. Американец пришел в себя, но, видимо, ничего не сознавал. Он смотрел тупым, бессмысленным взглядом перед собой.
— Что с ним? Что-то больно он тих и спокоен, не кончается ли взаправду? — говорил Сломка.
— Он оглушен взрывом, немножко спокойствия, дня два полежит в кровати и придет в себя, — утешал Осипов.
Друзья устроили Фаренгейта поудобнее в кровати, положили ему на голову холодный компресс и принялись под руководством Осипова за работу по добыванию пищевых продуктов.
Глава IV
ХИМИЧЕСКАЯ ПИЩА
— Я не могу больше, Вячеслав!
— Ну, еще немножко бодрости!
— Эх, бодрости у меня сколько угодно. Да голодный желудок настойчиво заявляет свои права.
Гонтран произнес эти слова таким плачевным тоном, что его приятель почувствовал сострадание. Он бросил свою работу — сгущение азота и кислорода с помощью нагнетательного насоса — и принялся утешать Фламмариона.
— Как, ты не можешь пропоститься два дня! Стыдись!.. Какой из тебя выйдет исследователь!
Фламмарион горестно воскликнул.
— Я готов отрезать себе руку, чтобы приготовить котлетку или бифштекс.
— Какая фантазия, — улыбнулся инженер.
— И право, я готов привести ее в исполнение. Моя голова идет кругом, мысли путаются. О, как я голоден! — вздохнул Гонтран.
— А есть нечего, бедный мой Гонтран, — проговорил Сломка, пытаясь шуткой развеселить друга. — Но погоди немного, Михаил Васильевич добьется успеха. Ты сам видишь, как это трудно.
— Если этот успех будет достигнут еще через несколько часов, то боюсь, что он застанет меня уже мертвым, — печально сказал Гонтран.
Он не успел договорить, как старый ученый, возившийся в другом углу зала над своими аппаратами, торжествующе воскликнул:
— Гонтран! Сломка!
Молодые люди поспешно кинулись к профессору и прибежали как раз вовремя, чтобы поддержать его: до сих пор энергично боровшийся с голодом старый ученый не выдержал и зашатался. Он указал рукой на кристаллизатор с каким-то черным клейким веществом и прошептал:
— Здесь!.. Ешьте!..
Голова старика бессильно повисла, глаза сомкнулись, колени подкосились.
Оба приятеля в ужасе переглянулись.
— Он умер! — вскричал Гонтран.
— Нет, это просто обморок, — успокоил его инженер. — Помоги-ка мне перенести его на постель, а потом посмотрим, что у него получилось.
Уложив бесчувственного профессора в постель, молодые люди вернулись к аппаратам и стали рассматривать добытое Михаилом Васильевичем пищевое вещество.
— Б-р-р!.. — проговорил Гонтран с гримасой отвращения. — Значит, придется питаться этой дрянью?
— Я думаю, что да.
— Ну, делать нечего, черт возьми! Есть-то очень хочется. Уф, словно солодковая паста!
Сломка открыл кристаллизатор и вынул из него при помощи ножа кусок вещества, пожевал и проглотил.
— Ну что, вкусно? — спросил Гонтран.
— Ничего себе. Немножко приторно, но это пустяки. Впрочем, попробуй сам!
Сломка добыл из кристаллизатора новую порцию вещества, и Гонтран проглотил ее зажмурившись, с отчаянной гримасой.
— Б-р-р!.. И ты думаешь, что этого будет достаточно для нас, чтобы не умереть с голоду?
— В теории — да, — отвечал инженер. — Впрочем, мы скоро сами узнаем, что с нами будет.
Сломка зацепил новый кусок драгоценного вещества и, отправившись к постели профессора, вложил пищу в его рот. Что касается его приятеля, то он принялся наблюдать, какое действие произведет на его организм прием странного кушанья.
— Удивительно! — пробормотал он наконец. — Моя голова приходит в порядок, мысли становятся яснее, вой желудка замолк. А как ты себя чувствуешь, Вячеслав?
— Я? Я чувствую себя так же, как если бы сейчас вышел из-за стола после самого изысканного обеда.
— В самом деле? Жаль только, что наше питание получится несколько однообразным, — с печальной миной заметил Гонтран.
— Ну, пошел!.. — махнул на него рукой Сломка. — Неужели ты только и живешь для того, что бы есть? Я, наоборот, ем, чтобы жить.
В эту минуту Михаил Васильевич открыл глаза и с удивлением осмотрелся кругом.
— Что это? — проговорил он слабым голосом. — Я, кажется, спал?
— Нет, профессор, вы умирали с голоду, — отвечал инженер.
Старый ученый приложил руку ко лбу.
— Ах, в самом деле!.. Я припоминаю!.. — прошептал он.
Затем, вдруг вскочив с постели, Михаил Васильевич бросился к своим спутникам и обнял их, восклицая:
— Мы спасены! Мы спасены!
— Гм… — проворчал Гонтран. — Так-то так, а все же я бы с большим удовольствием съел одну или две котлеты.
Старик пожал плечами.
— Будьте довольны и тем, что теперь в состоянии изыскать средства, чтобы преследовать Шарпа.
— Я предлагаю, — поспешил заявить Фламмарион, услыхав о Шарпе, — отправиться в горы Вечного Света!
— Это еще зачем? — спросил его приятель.
— Чтобы отыскать вагон, в котором приехал похититель, приспособить его, с помощью светочувствительного вещества, к путешествию на Венеру, и затем, не теряя времени, пуститься в погоню.
Инженер покачал головой.
— Бедный мой друг, — заметил он, — ты забываешь, что такой аппарат понесется прямо к Солнцу, а чтобы попасть на Венеру, нам нужно, чтобы планета находилась как раз на нашем пути. Но Михаил Васильевич уже вычислил, что на путешествие до Венеры при помощи светочувствительного вещества потребуется, в крайнем случае, двадцать пять суток.
— Ну, так что же?
— Как что?! Но ведь до соединения Венеры с Солнцем, то есть до того времени, когда она станет на прямой линии между центральным светилом и Луной, остается всего-то двадцать пять дней. Отними отсюда время, необходимое для отыскания вагона, для переделки его и так далее. Когда же мы будем в состоянии пуститься в путь? Дней за десять до соединения Венеры, в самом благоприятном случае. Следовательно, мы уже не захватим эту планету на нашем пути, она отойдет далеко в сторону, а мы понесемся к Солнцу и погибнем в его раскаленной фотосфере.
— Тогда поедемте иначе! — запальчиво вскрикнул Гонтран. — Как бы там ни было, мы должны догнать этого мерзавца!
Сказав это, молодой человек горестно склонил голову.
— О, — прибавил он убитым голосом, — вид но, наука и знание — лишь пустые слова!
Сломка и старый ученый хотели ободрить его, но за дверями зала послышались чьи-то шаги.
— Кто это там? — пробормотал Михаил Васильевич. — Наверное, Телинга.
Догадка старого ученого была совершенно справедлива: скоро на полуосвещенной стене и на полу зала обрисовалась гигантская тень селенита.
— Привет вам, друзья, — металлическим голосом произнес Телинга.
— Привет и вам, — отвечал профессор. — Каким образом вы бодрствуете, когда все ваши соплеменники погружены в глубокий сон?
— Я иду из Вандунга и несу вам вести.
— Вести? — в один голос спросили путешественники. — О чем?
— О том земном жителе, который похитил ваш аппарат и молодую девушку.
Старый ученый от изумления не мог выговорить ни слова. Гонтран кинулся к Телинге и задыхающимся голосом спросил:
— Итак, этот негодяй упал обратно на Луну? О, если бы мне удалось встретиться с ним!
— Упал обратно?.. Но… это немыслимо. Шарп должен достичь Венеры! — воскликнул ученый.
Велика была любовь старика к дочери и ненависть к ее похитителю, но страсть к науке была еще сильнее, оттого он предпочитал, чтобы Шарп при помощи изобретенного им способа передвижения добрался до Венеры, чем чтобы его вычисления оказались ошибочными.
Селенит покачал головой.
— Тот, кого вы называете Шарпом, — произнес он, — и не думал падать обратно. Напротив, он с быстротою молнии продолжает нестись на Тихи, но достигнет ее, однако, не раньше, чем Солнце позолотит вершину Вандунга.
— Это невероятно! — отозвался старый ученый. — Шарп делает по 75000 километров в час и находится в пути уже шестые сутки, следовательно, уже около 2,5 миллионов миль отделяют его от Луны. На подобном расстоянии даже сильнейший телескоп не в состоянии различить тела столь ничтожных размеров, как наш вагон.
— Однако из слов Телинги ясно, что за полетом Шарпа кто-то следит, — возразил профессору Сломка, и обратился к селениту с вопросом на языке обитателей Луны.
— Неправда ли, ведь астрономы обсерватории Вандунга наблюдают за движением беглеца?
— За его полетом действительно следят, — отвечал селенит, — но не мы.
— Так кто же?
— Обитатели Тихи, планеты, называемой вами Венерой.
Михаил Васильевич и оба его спутника были в полном недоумении.
