Пётр Моршанцев - Эхо вторжения
И все же ему повезло. Машинально Николай пристроился к какому-то длинному людскому потоку, который куда-то двигался, а куда, ему занятому своими мыслями было безразлично, важно то, что он двигался. Стоять на месте он не мог и не хотел. И даже почти не удивился, когда вместе с людьми вышел к выходу из вокзала, перед дверями которого желтел автобус с наглухо закрытыми и, возможно загерметизированными окнами. И по счастливой случайности, автобус направлялся в район, где находился его дом.
В автобусе находились два милиционера с противогазовыми сумками через плечо — они и осуществляли пропуск в это специфическое транспортное средство, отбирая талоны. Когда автобус наполнился, Мордовцев оказался притиснутым к водительской кабине и имел возможность наблюдать путь, по которому им предстояло ехать. Уже светлело, хотя погода обещала быть пасмурной, вокруг автобуса витал довольно густой туман, который, однако, не мог сильно затруднить движение транспорта.
Дверцы с шипением затворились, с гулким тарахтением взревел двигатель и, они тронулись. Николай присмотрелся к водителю. Молодой парень с очень бледным лицом — на него видимо действовала обстановка, суматоха и тревога, навеваемая странными и оттого страшными событиями.
Водителю, возможно, хотелось как можно скорее закончить эти рейсы по раз-возке пассажиров, и он старался гнать побыстрее, но автобус был переполнен, шел с натугой и, казалось, полз как черепаха. А чуть позже Николай увидел такие жуткие и непривычные картины, что у него на голове начинали шевелиться волосы и, он уже не удивлялся бледности молодого водителя.
То здесь, то там, на тротуарах и проезжей части улиц лежали тела людей. Лежали там, где их настигла смерть. Их уже убирали: иногда навстречу автобусу, а также и обгоняя его, проносились микроавтобусы с красным крестом на дверцах, медики в белых защитных комбинезонах и противогазах, военные в химзащите — подбирали трупы, стараясь в первую очередь очистить проезжую часть и складывали в сопровождающие их крытые грузовики, когда те переполнялись, то и просто на обочинах. Но трупов было много, они часто попадались на пути и, тогда водитель лихорадочно крутил баранку, стараясь подальше объехать эти темные пятна-фигуры, навевающие ужас. Николаю было страшно вглядываться в эти силуэты, хотя это и было невозможно на таком расстоянии, тревожась узнать в них кого-нибудь из близких или знакомых ему людей.
Наконец автобус миновал мост, который вел в его район, до дома оставалось совсем немного — всего 3–5 минут ходу, и Николай попросил его выпустить. Автобус остановился, он с трудом протиснулся к выходу, дверцы которого закрылись в ту же секунду, лишь только Мордовцев оказался на улице. Автобус тут же отъехал и через мгновенье Николай остался один. И вновь его поразила тишина. На него словно напал столбняк — он стоял, не имея сил двинуться с места, хотя четко сознавал, что рискует через некоторое время превратиться в труп. Тишина давила на мозг и ничто ее не нарушало. Исчезли куда-то даже ранее проносившиеся по улицам машины скорой помощи. Тишина давила, такая тишина — не поддающаяся описанию. В такой тишине ощущаешь себя хуже, чем в пустыне. С какой радостью он услышал бы сейчас лай собаки или мяуканье кошки. Но ни того, ни другого — пугающая мертвая тишина. Лист газеты, подхваченный ветром, прогромыхал, словно лист жести и тем самым вывел его из оцепенения. Почти бегом он пересек двор и оказался в своем подъезде. На счастье ему не попалось на глаза ни одного трупа. То ли здесь их не было, то ли их убрали соответствующие службы. В подъезде он слегка перевел дыхание и в нетерпении взбежал на свой этаж, на бегу доставая ключи от квартиры. Никто из соседей ему навстречу тоже не попался — по всей видимости, запрет на необходимо-принудительное затворничество для жителей действовал неукоснительно. Он по-звонил и нетерпеливо начал вставлять ключ в замочную скважину. На звонок не последовало какой-либо реакции, за дверью была тишина. Тем временем замок сухо щелкнул, дверь открылась и вот Николай на пороге своего дома. Сердце бешено колотилось, готовое выскочить из груди. Захлопнув за собой дверь, он заглянул в одну комнату, другую, на кухню, ванную — никого…
От нахлынувшей слабости ноги подкосились и он, не раздеваясь, стал опускаться на пол. Голова пошла кругом и в глазах помутилось. По-видимому, мозг, спасая от сумасшествия, выключил его сознание.
Приходил в себя Николай медленно и мучительно. В висках гулко пульси-ровала кровь, затылок саднило болью, как после чрезмерного возлияния. Тяжело разлепив веки, он увидел затененный, покрытый мелкими трещинами потолок. В руках и ногах ощущалась свинцовая тяжесть, мешавшая пошевелиться. Но постепенно кровообращение восстанавливалось, восстанавливались силы. Восстанавливалась и четкость мысли. Мордовцев начал замечать детали, которые впопыхах не заметил, ворвавшись в квартиру. А не заметить было трудно: обои на стенах коридора были совершенно ему незнакомы. Не могло их здесь быть — не клеил он такие никогда. Первой мыслью, которая пыталась объяснить это несоответствие, была та, что он попал в чужую квартиру. Но когда привстал и заглянул в кухню, то увидел свой старинный кухонный шкаф, покрытый позолоченными позументами, и который помнил с детства. Незнакомыми в кухне были только стол и четыре табуретки. Такой мебели у него раньше не было. Уж это он помнил точно. Николай поднялся, и прежде чем искать объяснение этим странностям, решил осмотреть внимательно уже всю квартиру.
В спальне все было почти так же, как и перед отъездом в командировку. Только их с женой семейная кровать была по-холостяцки узкой и отсутствовала детская кровать сына. Обои здесь были привычными. Опасаясь скоропалительных предположений, он прошел в зал-гостинную. Вот здесь было все непривычным, хотя Николай не сказал бы, что комната была обставлена не в его вкусе. Напротив, все здесь было именно так, как если бы он один обставлял эту комнату. Совершенно отсутствовало какое-либо влияние жены. Подойдя к книжному шкафу, он бегло осмотрел корешки книг. Большинство из них были знакомы, и только двух-трех собраний сочинений у него не могло быть, оттого, что в свое время не смог их добыть.
Не разуваясь и не раздеваясь, Николай присел на диван, закурил и, найдя пепельницу, бросил в нее спичку. Затянувшись сигаретой и выпустив клуб дыма, он попытался осмыслить положение. Обморок помог, сняв излишнее волнение, и он теперь мог думать уже более трезво.
«Ушла жена? Но тогда зачем ей понадобилось клеить другие обои в коридоре, покупать другую мебель на кухню, менять кровать в спальне…. Откуда у нее такие деньги и вообще…, в чем причина этого ухода?» — Это в его голове не укладывалось. Да и проделать все это она так быстро не могла. Ведь в командировке он был всего три дня. — «Переклеить обои, поставить новые книги, да и вообще все оборудовать в моем вкусе… Странно!..»- Как он не думал — никакого разумного объяснения не находил. — «А тут еще эта непонятная «эпидемия». Впрочем, с «эпидемии» и начались все эти странные события».
Затушив сигарету в пепельнице, Мордовцев отправился на кухню, только сейчас вспомнив, что со вчерашнего дня ничего не ел, а за окном уже темнело. «Долгонько же пробыл без сознания! — Непроизвольно подумалось ему. — Удивительно, что не захотелось чего-нибудь перекусить еще раньше, наверное, перенервничал больше чем надо, оттого и о еде позабылось». Получалось, что он голодал уже почти сутки. В чайнике вода была и, не зная пока, можно ли пользоваться водопроводом, он поставил его на огонь, не добавляя, свежей. Пока чайник подогревался, Николай пошарил в холодильнике. В нем также были продукты, которые он в него не клал, хотя купил бы их, если бы ему попались. Добавив этот факт к тем, что у него уже скопились, Николай отправился включить радио, ибо вспомнил напутствие старшего лейтенанта внутренних войск на вокзале. Нужно было послушать последние новости. В этот момент зазвонил телефон. Противная слабость разлилась в коленях, и он прислонился к косяку двери — «Что сулит мне этот телефонный звонок?.. И ведь телефон не работал утром!»
Телефон звонил, а Николай не мог сдвинуться с места. С трудом, сбросив оце-пенение, он нетвердым шагом подошел к телефону и снял трубку.
— Слушай! Еще нет и девяти, а ты уже дрыхнешь!.. Ты когда вернулся? — Раз-дался из трубки голос Владимира. Николай немного успокоился, ибо хоть этого человека знал, и теперь мог что-либо выяснить вразумительное. С Владимиром он был знаком лет с двенадцати, сейчас тот служил в милиции участковым где-то в пригороде.
— Утром! — ответил Николай.
— Как ты пробрался, ведь в полночь закрыли город? — Удивился Владимир.
— Я проскочил последним поездом. Слушай, ты случайно не знаешь, где мои?..
— Кто твои?.. Я тебя не понимаю!
