Андрей Ливадный - Бездна
– Инга! – он искренне обрадовался ее появлению. – Вот уж не ждал, – хитровато, тепло прищурился он, – ну ты, давай, отпусти эмиранга, вот тебе полотенце, туника, а я пока твой любимый чай заварю.
От его слов веяло таким искренним теплом, что успокаивались взбудораженные мысли, становилось спокойно, уютно, – Инга знала, что он терпеливо и внимательно выслушает ее, даст совет, да просто напоит терпким, вкусным отваром из глубинных трав…
Она ухватилась за край шлюзового бассейна, эмиранг соскользнул с нее, оставаясь в воде.
Инга наскоро вытерлась, накинула одежду, сотканную из волокон водорослей. Пол в батт отсеке отшельника всегда был теплым и чистым, но немного вибрировал даже под ее легкой поступью.
– Давно вернулись из Изумрудной Глади? – донесся из соседней комнаты голос дедушки Фридриха.
– Нет, только вчера, – ответила Инга.
– Шторма уже начались?
– Еще рано. – Она открыла среднюю из трех дверей, перешагнула порог и словно окунулась в детство.
Здесь все оставалось по-прежнему, как много лет назад, и Инга невольно зажмурилась, на миг представила себя маленькой, позволила вернуться тем теплым, ярким незабываемым впечатлениям.
Прошлое… За десять лет до упомянутых выше событий…
Фридрих жил одиноко и замкнуто. Он не ждал гостей, но всегда был готов к внезапному появлению кого-то из жителей Чертога. Чаще всего к нему приплывали в неурочный час, без приглашения.
Вот и сейчас негромкий плеск воды в шлюзовом бассейне заставил отшельника оставить дела, выйти в центральный отсек.
– Здравствуй, Фридрих, – первым из-под воды вынырнул Николай, вслед за ним показалась Катя. Она крепко держала за руку пятилетнюю дочку, их эмиранги доверчиво соприкасались друг с другом.
Отшельник прекрасно понимал: просто так к нему в гости никто не заглядывает, тем более всей семьей.
Катю и Николая он знал по нескольким случайным встречам, а вот их дочь видел впервые. Без слов понятно, – девочке нездоровиться, но старик повел себя сдержано, без суеты.
Он коснулся сенсора, часть облицовки стены скользнула в сторону, открывая встроенную нишу.
– Здесь одежда. Чувствуйте себя свободно. Я подготовлю медицинское оборудование.
Он скрылся за средней из трех дверей, ведущих из центрального отсека в смежные помещения. Фридрих не хотел смущать своим присутствием молодых родителей, совершивших поступок, требующий немалого мужества – обратиться за помощью к отшельнику решался далеко не каждый.
Три эмиранга соскользнули в воду, Николай первым выбрался из бассейна, принял на руки дочку, бережно укутал ее в необычную, мгновенно впитывающую воду ткань, прижал к себе.
Во взгляде Николая читалось напряженное беспокойство, он осматривался, пытаясь сжиться с обстановкой странного батт отсека, пока Катя не забрала у него Ингу.
– Все будет хорошо, – шепнула она.
* * *Вернувшись спустя пару минут, Фридрих жестом указал на мягкое, широкое откидное сиденье, расположенное подле тихо шелестящего регенератора воздуха.
– Присаживайтесь.
– Мы пришли за помощью, – Николай машинальным жестом пригладил мокрые волосы. Непривычная одежда мешковато сидела на нем. Руки он Фридриху не подал, но старик не обиделся и не смутился. Вряд ли молодежь знает обычаи предков.
– Дочь заболела. Ее лихорадит. Уже вторые сутки. Мы испробовали все средства, но ничего не помогает.
Старик внимательно взглянул на Катю.
– Разве эмиранг не в силах побороть болезнь?
– Мы боимся, – признался Николай. – Инга привыкла к мелководьям Изумрудной Глади, а в Чертоге большие глубины…
– Значит, возвращаясь в город, держите дочь взаперти, не выпускаете из батт отсека, ограничиваете ее союз с эмирангом, а теперь удивляетесь внезапной болезни? – проницательно спросил Фридрих.
Николай смутился.
– Ее эмр… – начал он.
– Он – неотъемлемая часть иммунной системы ребенка! – Строго ответил ему старик. – Девочка должна плавать, больше времени проводить под водой, а не чахнуть в помещении.
Николай насупился, хотел ответить резко, но Катя коснулась его руки, взглядом умоляя: замолчи.
– Фридрих, помоги нашей дочери! Мы не останемся в долгу, поверь!
– Я не отказываю в помощи, – ворчливо ответил старик. – Но вы дадите мне слово, что преодолеете свою чрезмерную и вредную для нее родительскую заботу!
– Откуда ты знаешь, что хорошо для ребенка, а что нет? – вырвалось у Николая.
– Я изучал этот вопрос, – скупо ответил Фридрих. Он открыл дверь в помещение, в центре которого на массивном постаменте была закреплена капсула, плотно закрытая прозрачным каплевидным колпаком. В ее изголовье возвышались сложные и непонятные для непосвященного устройства, от которых к постаменту тянулись жгуты проводов, связки прозрачных трубок и гофрированных шлангов. – Теперь, пожалуйста, плывите домой. И ни о чем не беспокойтесь.
– Я останусь! – резко запротестовал Николай.
– Исключено, – непреклонно ответил старик. Горький жизненный опыт научил его осторожности. Отец девочки не поймет процесса лечения, напугается, наделает глупостей, навредит дочке.
– Коля, прошу тебя! – Катя встала. – Фридриху можно доверять.
– Инга пробудет у меня пару дней. – Старик принял из рук матери охваченное ознобом тело девочки. – Когда ей станет лучше, я сам провожу ее и эмра до вашего батт отсека.
* * *Встревоженных родителей пришлось выпроваживать едва ли не силой, но иначе отшельник отказывался браться за лечение.
Инга наблюдала за происходящим сквозь пелену лихорадки, ее знобило, перед глазами все туманилось, теряло очертания, было очень холодно, и в то же время неуёмное детское любопытство заставляло подмечать удивительную и даже пугающую новизну окружающего.
– Не бойся, – Фридрих коснулся сенсора, тонко взвыли сервомоторы, поднимая каплевидный колпак камеры. – Это очень умное медицинское устройство, – он постоянно разговаривал с Ингой, не давая ей впасть в забытье. – Всего минутка, и мы узнаем, что же с тобой случилось, почему ты заболела… – он запустил программу диагностики, затем, услышав плеск в шлюзовом бассейне, обернулся.
Дверь была открыта, и Фридрих прекрасно видел эмиранга Инги, который всплыл, наполз на край кругового бортика, и замер в напряженном ожидании.
Давняя боль кольнула сердце.
Эмр не шевелился. Сейчас у него не было ярко выраженной формы, четко различимых органов восприятия, казалось, что на краю шлюзового бассейна застыл серо-сталистый слиток металла, но Фридрих прекрасно понимал: эмиранг внимательно следит за каждым его движением, по-своему оберегаю юную хозяйку, волнуясь за нее.
«Успокойся, малыш, – мысленно обратился к нему отшельник. – Инга обязательно поправится. А ты пока погостишь у меня. Я не стану закрывать дверь. Наблюдай. Позову, если потребуется твоя помощь».
Казалось, что эмр понял каждый обращенный к нему мысленный образ.
Инга в это время следила взглядом за смешным зеленым лучиком, который обследовал ее.
Что-то пискнуло в изголовье, и она вдруг начала погружаться в дрему. Озноб прекратился, глаза слипались, мир кружился и отдалялся от нее, превращаясь в гаснущую точку.
* * *Инге казалось, что она лишь на минутку закрыла глаза. На самом деле девочка проспала почти сутки, пока сложная аппаратура медицинского комплекса проводила курс терапии.
Проснувшись, она ощущала неодолимую слабость. Кружилась голова, но, вспомнив, где находится, Инга тут же испытала жгучее любопытство, ведь она раньше только слышала в разговорах взрослых об отшельнике Фридрихе, но никогда не бывала в его таинственном жилище!
Ух, как интересно! У нее даже дух захватило.
Она чуть приоткрыла глаза, разглядывая сквозь ресницы обстановку незнакомого помещения.
Отшельник сидел в глубоком кресле. Он, видимо, задремал. Прозрачный каплевидный колпак был поднят, и ничто не мешало Инге осмотреться. Болезнь отступила, она чувствовала себя совершенно здоровой, вот только слабость казалась неодолимой.
С трудом приподняв голову, она через открытую дверь увидела своего эмиранга, – он плавал у поверхности шлюзового бассейна.
Почувствовав, что Инга проснулась, эмр подплыл к бортику.
«Здравствуй, милый…» – тепло подумала девочка, и эмиранг радостно отреагировал, закружился, взметнув брызги воды.
Фридрих вздрогнул, проснулся.
– Кто тут шалит?
Инга улыбнулась.
– Дедушка Фридрих, а у тебя глаза-лучики!
– Это как же? – удивился отшельник. У старика сердце дрогнуло, когда Инга назвала его «дедушкой».
– Ну, морщинки у тебя, как лучики!
– А, вот ты о чем… – Фридрих вдруг растерялся, поймав себя на мысли, что совершенно не умеет общаться с детьми.
