Объект 11 (СИ) - Аннушкина Евгения
– Нейдан… – просипела я сквозь стиснутое спазмом горло, не понимая, что делаю, рванула к своему нергиту и едва успела его подхватить.
Меня, словно бетонной плитой, придавило весом неподвижного тела. Голова его откинулась безвольно, а по лицу из глаз бежали кровавые дорожки.
– Нет-нет-нет… – шептала бесцельно, вникуда, пространству, Матрице, хоть кому-нибудь!
Пыталась нащупать пульс, но чувствовала лишь гладкую прохладу кожи – у нергитов не росли бороды. Ничего, пустота, затягивающая в себя, как черная дыра, в которой нет ничего, ни света, ни радости, одно лишь бесконечное отчаяние с привкусом пепла.
47
Глаза жгло то ли от дыма пожара, то ли от непролитых слез.
– Пойдем, – кто-то тронул меня за плечо. Я дернулась, уходя от чужого нежеланного прикосновения. – Нужно уходить. Лес занялся, не сгорим, так задохнемся.
Здравый смысл схлестнулся с цунами эмоций, с которыми я не умела справляться, времени предаваться рефлексии не осталось, там, за моей спиной, сидели и лежали почти полторы сотни измученных гражданских, на орбите держали оборону корабли под командованием Трии, но отпустить неподвижное тело казалось невозможным. Как будто пока я его держу, все еще можно исправить. Словно есть надежда, и я ухватилась за самый ее кончик.
А потом – слабое биение пульса в подушечки пальцев.
Я запрокинула голову, сдерживая слезы, и дышала, словно все это время плыла под водой без возможности сделать ни вдоха, и наконец дорвалась до кислорода.
Живой, слава Матрице, живой!
Мир снова обрел цвет и звук, я опять была здесь и сейчас, посреди разрушенной лаборатории, и не могу сказать, что это зрелище не доставляло мне мстительного удовольствия.
Входящий сигнал, который, оказывается, уже давно вкручивался, по ощущениям, прямо в висок, я приняла, толком не зная, кого хочу услышать. Наверное, Трию с новостью, что Пхенг капитулировал, подарил нергитам планету, повязав ее красной ленточкой, и сейчас к нам летят спасательные шаттлы с медкапсулами на борту.
Вместо этого меня едва не оглушил вопль Твины, которую мы оставили в шаттле как раз для того, чтобы она не запорола операцию, спалив к такой-то матери всю лабораторию.
Абсурдность ситуации зашкаливала.
– Что у вас там происходит?! – орала она мне прямо в ухо, и я бы почесала его, если бы не продолжала держать все еще неподвижного Нейдана. – Вы что устроили? Без меня?!!
Только тревога за нергитов не дала мне рассмеяться. Правильно мы оставили ее в шаттле. Твина разнесла бы все гораздо раньше, чем режим самоуничтожения.
– Твина, пожар добрался до тебя? – дождавшись положительного ответа, я продолжила: – Сможешь его унять? У нас здесь раненые и гражданские. И будь осторожна. На планете кто-то из наших. И он уничтожил лабораторию, заблокировав все выходы.
– Пусть попробует сунуться, – проворчал голос в динамике, а я словно наяву увидела высокомерно задранный нос. – Обеспечу горячий прием, как любимому родственнику.
И отключилась.
Можно выдохнуть. Смерть снова откладывается.
***
Есть что-то противоестественное в нас, детях Ц189. В том, как, повинуясь воле Твины, Объекта два, само гаснет пламя, расступаясь перед ней, подобно морю из древних легенд Земли-0. В том, как силой мысли Альфар несет по воздуху нергитов в самом тяжелом состоянии.
В моем спокойствии, когда я поворачиваюсь к Нейдану, все еще бессознательному, но определенно живому, спиной и иду навстречу Твине.
Мы живы, и вместо переживаний я собираюсь посвятить все силы тому, чтобы таковыми мы оставались как можно дольше.
– Встретила кого-нибудь? – спросила Твину, отключив предварительно внутреннюю связь. Она тоже шла с поднятым щитком – дым и жар ее не пугали.
– Только перепуганных няш. Но… Почувствовала. Он движется в сторону жилых блоков.
Она держала себя в руках, все еще держала. Пришла к нам, спасая от огня, хотя я видела, как вся ее сущность рвалась туда, к таким же как и мы детям, объектам амбициозного проекта. Долг все еще перевешивал. Пока еще. В глазах ее горел мрачный огонь, и я уступила, пока пиромантка была управляема.
– Нужно торопиться, – Твине не терпелось броситься туда, где в стерильных боксах растили новое идеальное поколение. Которое наш верный Пхенгу собрат может в любой момент уничтожить, как и лабораторию.
Я кивнула, соглашаясь. Альфар выделил нам несколько человек из своих людей, а сам занялся транспортировкой раненых к шаттлу. Здесь нам придется разделиться, и прикрывать спину мне будет плохо контролирующая себя Твина.
Абсолютная непредсказуемость почему-то не пугала, но лишь вызывала злой азарт. Я не знаю, чего ожидать от пиромантки, но и тот, кто пытался уничтожить нас вместе с лабораторией, тоже.
Это будет весело. Буквально смертельно весело.
Мы с Твиной шли впереди, прокладывая дорогу. Чернокрылые ступали след в след, помня о ловушках, щедро разбросанных по джунглям. Воспитатели считали учебу в условиях, максимально приближенных к реальным, наиболее эффективными, поэтому подорваться на растяжке здесь ничего не стоило.
Тяжелый влажный воздух с трудом пробивался в легкие, лианы цепляли броню и оставляли липкие следы. Хищные взгляды провожали наши движения, няши скалили острые зубы. От чувства дежавю по спине бежали мурашки. Словно и не покидала Ц189, и не было этих лет чужих планет, орбитальных станций, открытого космоса… Все приснилось. А реальность всегда была такой – душной, влажной, липкой, напоенной запахами сырой земли и гниения.
Здравствуй, милый дом.
Плоские коробки жилых модулей показались внезапно, на открывшейся прогалине у бурной речки с красными глинистыми берегами. Замаскированные, они были не видны сверху, и даже зная точные координаты было бы сложно найти их в густых джунглях, но мы помнили здесь каждый метр.
И пронесшаяся от входа в один из модулей силовая волна, ломающая на своем пути деревья и обрывающая лианы, словно окунула нас во времена детства.
– Ух, какие! – восхитилась Твина. – Талантливые!
– Новое поколение, усовершенствованное, – согласилась с ней.
48
Чернокрылые за нашими спинами напряглись.
Невидимая нить, таинственная связь, связывающая нас всех, тянула вперед. Здесь, рядом, совсем близко тот, кто пытался уничтожить нас.
– Тихо, – я придержала Твину. – Здесь должны быть три разновозрастные группы. Старшие – подростки. Ты понимаешь…
Твина кивнула, помня себя в этом возрасте, и замедлилась. Мы осторожно приближались к жилым модулям, двигаясь впереди чернокрылых. Бесшумно, как и положено профессионалам, но дети Ц189, даже не закончив обучения, могли дать фору бойцам спецподразделения, не встречавшимися прежде со способностями, выходящими за пределы человеческих возможностей.
Поэтому мы шли впереди, хотя сами не представляли, с чем можем столкнуться.
Я остановилась и тормознула Твину. На вопросительный взгляд лишь покачала головой. Что-то меня встревожило. Некая неправильность, которую не могло уловить сознание, но не дающая сделать следующий шаг.
Обвела взглядом густую растительность и остановила его там, где ветви висели слегка неестественно. Едва-едва, но для того, кто вырос среди буйной зелени, подобная неправильность говорила о многом.
– Привет, – сказала я в пустоту. – Это вы тут рельеф меняете?
Лианы шевельнулись.
– Креативно получается. Мы оценили.
Воздух над смущающим меня пятачком словно подернулся рябью. А потом раз – и словно сдернули пелену. Под сенью густой зелени стоял парнишка лет пятнадцати на вид, стриженный под ноль, в таком знакомом комбинезоне защитного цвета, единственное, непривычно обтягивающем. Мы в таких не один час провели на практических занятиях.
– Я не один, – ломким голосом предупредил парнишка. – Нас много. И взорвать базу мы не дадим!
Он отчаянно сжимал в руках боевой бластер – значит, до той стадии обучения, когда выдается настоящее оружие, эта группа уже доросла – смотрел исподлобья, хмурил брови, но губы отчетливо подрагивали, выдавая испуг.