Межмировые капитаны для землянки (СИ) - Гуда Хелен

Видимо, всполошенный моими переживаниями малыш решил первый раз толкнуться. И так случилось, что это почувствовал Шарет. Он пораженно уставился на мой живот, немного отпрянув от меня.

– Он толкнулся? – я не могла понять это ощущение и сама с удивлением смотрела на свой живот.

– Толкнулся, – повторил за мной мужчина. И надо же так случиться, что именно эту часть разговора и услышал вошедший Коста. Мы так были увлечены обсуждение первого толчка малыша, что не заметили его появления.

Коста одним рывком схватил Шарета за одежду и отбросил в сторону. Шарет, не ожидавший нападения, отлетел на кустарник и раздавил его полностью. Я с ужасом смотрела на возникшую потасовку, но больше всего меня поразил и испугал Коста. Его лицо изменилось. Заострились скулы, зубы удлинились, превратившись в клыки. А тело стало каким-то излишне пластичным, что ли. Словно костей не было.

Мужчин разнял влетевший в оранжерею Максус. Меня отвели к доку, так как от волнения появилась тахикардия. И я просто не могла успокоить обезумевший пульс. Там меня на несколько часов сунули под капельницы. Я сходила с ума от волнения, пока не пришел Максус и не сказал, что все живы и относительно здоровы. Оказывается, у Косты оживился его внутренний зверь, который остро реагировал на любые посягательства со стороны посторонних мужчин на его самку. Спусковым крючком послужила беременность. Поэтому лучше ограничить мое общение с Шаретом, пока я не рожу. Я согласилась. А ночью ко мне пришел Коста. И всю ночь доказывал, что он мой хозяин, а я его и только его пара. Даже Максус решил оставить нас наедине, чтобы не провоцировать зверя Косты.

Резкий толчок ребенка и острая боль в пояснице заставили вынырнуть из воспоминаний.

– Да, вспомнила! – прошипела сквозь зубы.

– Ну вот, лучше ему до твоих родов ограничиваться разовыми посещениями, – Коста стоял спиной ко мне и смотрел в окно. И потому не видел мою скрючившуюся фигуру на кресле.

– Тогда пора принимать его в семью, – удалось произнести, когда схватка отпустила. А это была именно схватка. Ее ни с чем не перепутаешь.

– Я же сказал, что не раньше твоих родов! – раздраженно повторяет коста.

– Так уже! – снова шиплю сквозь зубы, так как схватка снова заставляет напрячься все тело.

– Что “уже”? – и мужчина поворачивается наконец-то ко мне.

– Роды уже начались, – констатирую очевидное.

Второй раз в жизни я видела Косту бледным. Нет, это была не просто бледность. Это была мертвецкая бледность. Всегда собранный и умеющий действовать четко и слаженно в любой критической ситуации, сейчас мужчина в панике заметался по кабинету, не понимая, что нужно сделать.

– Прекрати бегать и вызови дока! А еще помоги мне добраться до моей комнаты, – скомандовала я, и мужчина кивнул. Он подхватил меня на руки и понес по коридорам. А выбежавшему нам навстречу Максусу велел вызвать дока.

Как назло, но именно сегодня док был на корабле. А корабль совершал облет планеты. И потому смог прибыть лишь к самим родам. Кто бы мог подумать, но руководство ситуацией принял на себя Шарет. Оказывается, он проштудировал этот вопрос. Для чего и почему – я не стала уточнять, так как мне было в тот момент не до этого. Роды протекали нормально, но довольно быстро. И уже через шесть часов, когда в комнату вошел трехглазый доктор, я была готова родить. Он оценил показатели приборов, к которым меня подключил Шарет, и осмотрел меня. Так как ассистентов здесь не было, а док по-прежнему ко мне не прикасался, то Шарет выполнял функции медбрата, попутно успокаивая меня в момент самых болючих схваток.

– Покиньте помещение, – док посмотрел на мнущихся у двери Косту и Максуса, и тех словно ветром сдуло. Коста, правда, попытался бросить убийственный взгляд на Шарета. Но с того как с гуся вода. За эти месяцы тот привык не реагировать на эти взгляды.

– Делай все, что я тебе скажу. Слушай меня, и все будет хорошо, – сухо произнес док, и я кивнула. Я строго выполняла его указания. Когда нужно было – тужилась, когда нужно – отдыхала. И вот спустя десять минут я услышала пищание младенца. Откинулась на спинку кресла, в котором лежала, и облегченно выдохнула. Док, нацепив какие-то перчатки до локтей, осматривал малыша и обтирал.

– А почему он в перчатках? Еще выронит малыша, – Шарет стоял со спины и обтирал мне пот со лба.

– Так он не навредит ребенку. Ведь прикосновения этой расы очень болезненны, – ответил Шарет, а я дернулась от испуга.

– Как болезненны? – я в панике поискала взглядом дока и малыша, который уже обтер его и завернул в ткань.

– А ты не знала? – Шарет тоже смотрел на манипуляции доктора.

– Нет, – ответила растерянно. Столько времени контактировала с доком и ни разу не хватило ума спросить, почему он всегда перепоручает проведение каких-то манипуляций, связанных с прикосновениями, своим ассистентам. – Можно мне моего сына?

– Сына? – док удивленно поднимает на меня взгляд. – У вас дочь.

Шок. Мы вместе с Шаретом ошарашенно смотрели на мужчину.

– Девочка? Родилась девочка? – это уже Коста, не выдержав неведения, ввалился в комнату. Мужчина смотрел на сверток как завороженный, не в силах отвести взгляд. – Дочь, – одними губами прошептал он, получая на руки ценный груз. Я испуганно дернулась, опасаясь, что он может ее уронить. Но мужчина так нежно и бережно ее держал, что все сомнения ушли. Док отвлек меня на себя, продолжая командовать и говоря, что я рано расслабилась. Оказывается, роды еще не завершены. Вернее, это были, конечно, не роды. Но вот избавиться от околоплодного пузыря не мешало бы. А то я уже испугалась, что у меня двойня. И мне снова была дана команда тужиться. Все остальные манипуляции прошли безболезненно. И, осмотрев меня, трехглазый док остался доволен. Максус подошел ко мне и, поцеловав в щеку, обнял. Помог перелечь на кровать. Все это время я была отвлечена от дочери, а когда посмотрела на молодого отца, то удивленно открыла рот. Коста и Шарет ворковали над малышкой, которую поместили в специальную капсулу. По щекам Косты текли слезы, а он даже не замечал этого, продолжал влюбленно смотреть на ребенка. И даже присутствие Шарета его больше не бесило и не злило. Видимо, даже внутренний зверь успокоился и решил, что Шарет больше не конкурент.

Это был знаменательный день. И не только потому, что родилась первая за последние сотни лет девочка, а потому, что мужчина был окончательно и бесповоротно принят в семью. В этот день наша семья пополнилась сразу двумя новыми членами.

Все, что происходило дальше, было похоже на фильм, поставленный на перемотку. Я довольно быстро восстановилась и уже спустя пару месяцев командовала на стройке. Вернее, это была реконструкция одного из этажей в том самом центре отдыха для женщин, из которого меня когда-то похитили. Я открывала там ресторан, в котором можно было подождать свою спутницу, а можно было и провести романтический вечер. Блюда, которые мы с Максусом адаптировали к местным продуктам, пользовались невероятным успехом. И самым популярным был хармитский борщ.

Шарет же продолжал работать в Межмировой Академии и даже курировал новый факультет, в котором учились его соотечественницы. Меня, конечно, раздражало то, что эти девицы рассматривали его как потенциального самца, поэтому в декрет отправился именно он. Командор пошел мне навстречу в такой милой прихоти, так как я дала согласие на участие в дипломатической миссии на Землю.

За те несколько месяцев, что я готовилась стать матерью, командору удалось протолкнуть в Межмировом Совете демографический проект. Суть проекта заключалась в том, что на Земле будет организован набор из желающих посетить Харму в качестве брачных туристок. Урок из неудачного завоевания родной Шарету планеты был извлечен. И сейчас решили пойти по дипломатическому пути. А то, что я родила девочку, позволяло мне диктовать условия, как самой известной женщине планеты. Первое, что я попросила, – это получение гражданства на Харме. Не для себя, а для моей дочери, которую Коста назвал Ади. На их древнем диалекте это означало “первая”. Я не была против, доверяя своим мужчинам. Тем более Коста изменился до неузнаваемости. Дома это был самый заботливый и внимательный мужчина на свете. Но на людях он мог по-прежнему строго посмотреть на меня, призывая к порядку, если я, по его мнению, излишне хорохорюсь и показываю свою независимость.