Звездная каторга: Ария Гильденстерна (СИ) - Бреусенко-Кузнецов Александр Анатольевич

Поэтому разгрузили холодильник в несколько ходок — и почти весь. Выкатили с полтора десятка алюминиевых бочонков с морской капустой. К счастью, было куда их перепрятать. Уж кому-кому, а напарнику Кая по разгрузке не пришлось искать нужные места. Три давно заглохших вездехода, холодильные установки на которых остались в рабочем состоянии, были им, видимо, загодя присмотрены.

— Сам-то запомнил нужные машины? — спросил Олаф.

Кай кивнул с набитым ртом. Уж как себя ни уговаривал выждать, не запихиваться — голод оказался сильнее. Одно дело долго терпеть, другое — вовремя остановиться.

— Ну, если что, я напомню. Кстати, Майк, ты сколько дней ничего не ел?

— Две недели.

На протяжении этого времени Кай пытался обмануть голод, наглатываясь до изнеможения бесплатной колодезной воды.

— Да? По-моему, тебе хватит, — сказал Олаф. Спасибо ему за это.

Потом выбрались из кабины холодильника и добрались до машинного кладбища — попросту говоря, свалки. Если начистоту, Кай не очень-то понимал, зачем Олаф его туда ведёт, если и сами гаражи — на девяносто процентов кладбища (по его же собственным словам). Но разница была. Заглохшие вездеходы в гаражах выглядели как новенькие, даже если внутри их давно разобрали, а вот на свалке — там были причудливо искорёжены сами корпуса. Причудливо, дивно, необычно, весьма оригинально.

— И что, это всё сделали животные? — Олаф кивнул. — Ничего себе!

Вон тот вездеход — брррр, его словно выкручивали после стирки. Надо полагать, вместе с водителем и пассажирами. Нашлась достаточно сильная тварь, чтобы капот зафиксировать, а кузов крутить... Кто бы это мог быть? Ах да, ответа ждут, скорее всего, от ксенозоолога Майка.

А вот этот бронированный вездеход — такой, небось, перевозил какую-то шишку из поселковой администрации, а то и уровня всей колонии — что за когтистая лапа вмяла и проколупала тридцатисантиметровый слой брони?

А тут... — непохоже на вездеход. Вообще никак не догадаешься, чем это раньше было. На эту машину какая-то гадина просто села. Какая гадина? Первым долгом вспоминается Адская Свинючина, но эта должна быть несравнимо громадней и тяжелей. Села, поёрзала, и осталась от вездехода такая неаппетитная лепёшка.

А вот этот вездеход тупо грызли. Начали с кабины, продолжили кузовом. Это был холодильник. Небось, тоже вёз какие-то вкусности из Нового Джерихона. Надёжно спрятанные под замок, надо полагать. Но острозубая тварь не взломала замки, а просто продырявила дверцы, стенки, переборки. и все отсеки. Содержимое вскрытой кабины и размороженного холодильника так и потекло в жадную пасть. Приятного аппетита.

Нашёлся и вездеход со следами химического воздействия. Его, по словам Олафа, проглотили и переваривали, пока не извергли с той стороны пищеварительного канала. Металл под влиянием пищеварительных соков ускоренно проржавел и искрошился, а кто внутри, тот, видимо, счастливо успел задохнуться.

— Что скажешь? — спросил Олаф, по великой доброте душевной не требуя от Майка подробного отчёта по каждому случаю.

— Впечатлило, — только и произнёс Кай. Пересохшее горло с трудом выпускало наружу звуки.

— А я скажу, правильно мы сюда пошли не на голодный желудок, — заключил Олаф.

5

Желудок Кая, ссохшийся за период вынужденного голодания на недружественной к вегетарианцам Эр-Мангали, наказал хозяина за переедание, и довольно жёстко, но не настолько, чтобы убить. Отмаявшись болями в животе целые сутки, Кай поневоле пропустил первую поездку с Олафом на вездеходе.

А ведь тот как раз повёз промышленные товары на обмен в Новый Джерихон. Каю так хотелось поскорее посетить эту приморскую местность.

— В другой раз, — Олаф по возвращении был, как никогда, рассудителен, — Новый Джерихон от тебя не убежит. Если будешь питаться по-человечески.

— Я с тех пор очень осторожен, — сказал Кай, — думаю, повторное переедание мне не грозит.

— Хорошо бы. Только есть одну водоросль — здорово ли само по себе?

— А что ещё для вегетарианца бывает? — Кай сглотнул слюну. — Чтобы съедобное, но ни рыба, ни мясо?..

— Вот здесь тебя разочарую. Кроме морской капусты в Новом Джерихоне ничего растительного не сыщешь. За хлебом и овощами — это в Свободный Содом. Раньше часто ездили и туда, но теперь — нет. У нас с ними взаимное торговое эмбарго.

— Что так?

— А, начальство повздорило. Наше поселковое начальство с их начальством.

— Разве так бывает? В единой-то колонии...

— Ну, в единой-то нет... — прикинул Олаф. — Это верно. Но с тех пор, как начальство повздорило, стало быть, и колония больше не единая. Каждый посёлок сам за себя, попадаются такие, где и появляться страшно. Эти, из Свободного Содома — как раз очень скользкие типы. Хорошо, что с ними больше не торгуем, а то нравы у них совсем разнузданные.

— Это как? — насторожился Кай.

— А вот так. Зазеваешься, бывало, а к тебе уже сзади заходят, ну, прямо как те, как исторические терранские содомиты. И кто их разберёт, в шутку оно, или всерьёз?

— Знаешь, Олаф, кажется, мне джерихонской морской капусты будет вполне довольно, — сделал Кай важный вывод на будущее.

Капустой-то будущее надолго обеспечено. Много её, наверное, не съешь и по определению, а как пообвыкнешься, да натолкаешься этих водорослей в течение полугода — так и того меньше съедать начнёшь. А стало быть, хватит её и ещё надольше.

И к лучшему. С Юрбурга у Кая сохранился такой пунктик: страшно не любил заботиться о хлебе насущном. Всё бы ему научное творчество да символические послания от ксенокультур — вещи тонкие, в материальный эффект конвертируемые очень слабо.

6

От соседей по бараку Кай стал понемногу отдаляться. Кажется, сразу после трудоустройства, когда выяснилось, что 'Майк' попал не в охрану, а к транспортникам, Руперт перестал с ним здороваться. Моралес и Дьюи — те не перестали, но разочарование читалось и в их взорах. Явственно читалось.

Как-то раз Каю взбрело поинтересоваться у Дьюи, что за технологии горнорудной работы применяют они на шахтах. До сих пор поговорить о том как-то не случалось — слишком уж явно все мысли занимала зоология хвандехвара и сопутствующие ужасы. Но вот, наконец, спросил — на свою голову не иначе. Дьюи сперва принялся уверять, что чуть ли не все работы на шахте осуществляются кайлом да лопатой, когда же Кай резонно возразил, что такой несовременный способ добычи руды не только тяжёл, но и явно нерентабелен и разорителен для владельцев шахт — приятель вдруг вспылил, наговорил кучу обидных слов, а в довершение упомянул о якобы данной подписке о неразглашении — что выглядело и вовсе странной фантазией. Не разглашать причину применения средневековых технологий? Что-то здесь не то!

Но и Моралесу чуть ли не в тот же день случилось подтвердить: есть такая подписка. Нарушителей как минимум лишают неслабых премий, а как максимум — налагают вдобавок и серьёзные штрафы. То-то и держат шахтёры языки за зубами.

— Неслабая премия? При ручной-то работе? Да за что?! — пытался добиться Кай.

— Говорю же, подписка, — с угрюмостью молвил Моралес, — и перестань выведывать, понял?! Вас, водителей, это не касается.

'Вас, водителей!'. Как много энергии отвержения бывает вложено в два незначительных вроде слова. Но факт, бывшие приятели-шахтёры с треском захлопнули перед его носом свой прежде распахнутый для понимания мирок. И с чего бы вдруг?

Кажется, они и ранее не со мной общались, а с абстрактным 'будущим охранником', сделал Кай неутешительный для себя вывод. Жаль. Хотя...

Ему-то что переживать об отношении к себе тройки забитых шахтёров? Он-то теперь транспортник, а для них здешняя планетка тоже ведь не курорт. Да, им оплачивают не выработку руды. Не назначают издевательски надуманных премий и штрафов. Основания беспокоиться у водителей другие — и вполне реальные. Не из пальца высосаны.

Чудовища Эр-Мангали — вот жуткая реальность. Что ни монстр, так отдельное основание беспокоиться.

Ведь хвандехвары — мелочь. Неуловимая, сожравшая за кучу лет кучу рудокопов, способная идеально адаптироваться к быту колонистов — но мелочь. В сравнении с новыми угрозами.