Рэндалл Биллс - Основатели кланов I: Исход
Генерал решительно переставлял ноги: на вид он стоически переносил страшную тяжесть, навалившуюся на него из-за смерти его жены – и все-таки Андрей снова заметил в нем признаки неуверенности. Когда генерал приблизился к толпе, которая благоговейно отступила перед ним, раздвинулась и вновь сомкнулась за его спиной, в очередной раз отрезав его от его младшего сына, Андрею в голову пришла ещё одна мысль.
Ты никогда и никого ни о чем не станешь просить. Уже потому, что ты знаешь, сколь многого ты от них потребовал. Они бы с радостью выполнили любую просьбу, и всё-таки ты не станешь этим пользоваться, не так ли?
Андрей почувствовал около себя чье-то присутствие и его взгляд, словно притянутый магнитом, остановился на Николае. Тот уставился на то место, где толпа, освобожденная теперь от вызванной уважением необходимости держать дистанцию, поглотила генерала. В глазах Николая застыло выражение, которое заставляло думать, что в нем что-то надломилось. Андрей инстинктивно знал, что его брат также почувствовал момент слабости в своем отце. Они оба это увидели и теперь должны были нести тяжесть опасения, что та сила, которую десятилетиями воплощал генерал – десятилетиями, за которые Вселенная не была занята ничем иным, как только попытками уничтожить этого великого человека – эта сила начинает потихоньку улетучиваться.
За каждым великим мужчиной…
Глаза Андрея зачесались и стыд вновь охватил его, словно жерновами, перемалывая те жалкие крохи самоуважения, которые у него ещё оставались.
Я оплакиваю метафизическую смерть моего отца, но что происходит с реальной смертью моей матери? Ничего удивительного, что мой отец не желает больше иметь со мной ничего общего.
– Ты не мог прийти один? Сил не хватило? – эти слова, холодные и отвратительные, хлестнули Андрея, словно плетью.
Выбитый из колеи, всё ещё занятый жалостью к самому себе, Андрей взглянул вверх и уставился в серые глаза, которые, казалось, резали его на части. Разве они не были раньше голубыми? Это болезнь изменила цвет его глаз или он теперь зависит у него от настроения? Андрей безмолвно таращился на Николая, пока его разум тщился сформулировать бушующие мысли во внятный ответ.
– Добрый день, сэр, – вмешалась Дана, причем ей удалось придать своему тихому голосу вежливый, но твёрдый оттенок. – Это мне сегодня понадобилась поддержка Андрея. Даже если вы в состоянии сегодня чувствовать лишь вашу собственную боль, но я тоже ощущаю потерю.
Оба брата одинаковым движением обернулись к Дане, чтобы определить, кому из них предназначались эти слова.
Она держала руки сложенными на груди, но вдруг открыла их жестом, охватывающим окружающих зрителей.
– Я и мы все сегодня потеряли мать.
Бормотание стоящих неподалеку – почти одноголосное – стало немного громче и избавило их троих от тягостной необходимости сохранять молчание, которое могло в этот момент накрыть их с головой. Николай медленно и глубоко втянул воздух – он выглядел так, словно желал оттеснить Дану одним своим присутствием.
Андрей боролся со своими чувствами, презрение к самому себе вновь стало пожирать его. После всего, что произошло, я, дубина стоеросовая, всё ещё позволяю моему брату напугать меня… и оставляю без защиты ту, которая сроднилась со мной душой.
– Никого вы не потеряли, – в конце концов ответил Николай и его слова подчеркивались горячим гневом и отчуждением в его глазах. – Может быть, вы сегодня лишились одного из лидеров, но мы оплакиваем нашу собственную плоть и кровь.
– Конечно, – отступилась Дана, её голос снова был наполнен глубоким уважением, однако в нем звучала сила, которую нельзя было перебороть. Сила, которая бросала Николаю вызов, вызывала у него желание сломить любое сопротивление. – Я ни в коем случае не хотела задеть ваших чувств. Но даже если я никогда не знала собственных родителей, боль от того, что они погибли от рук узурпатора, все ещё горит во мне. И теперь, когда вы трое стоите наедине со своим горем, все, кто хорошо к вам относятся, готовы подставить вам плечо, готовы обнять вас. Они все хотят помочь вам перенести боль – если вы позволите им это сделать.
Андрей попытался пошевелить застывшим языком, который мертво заполнял его рот, так что он опасался, что его стошнит. С помощью Даны он далеко продвинулся, однако сейчас он не смог бы противостоять брату без того, чтобы не рухнуть обратно в старый стереотип поведения, почувствовать старые боль и страх.
Словно выброшенная на берег рыба, панически пытающаяся дышать воздухом, для которого её жабры не приспособлены, Андрей с застывшим взглядом открывал и закрывал рот. Дана стояла перед его братом, её тонкая фигура напоминала хрупкий цветок по сравнению с Николаем, который возвышался над ней ледяным гигантом.
Андрей едва не проглотил собственный язык, когда Дана сделала осторожный шаг к Николаю, её глаза были окном, в котором видно было почти неземное сочувствие. Андрей слишком хорошо знал, как в этот момент должен был себя чувствовать Николай.
– Я сочувствую лишь тем, кто не осознает собственного потенциала. Вы, Николай, используете весь свой потенциал и я лишь боюсь за то, что вы оставите позади себя на этом пути.
Не будь Андрей свидетелем этой сцены, он бы не поверил в то, что произошло. Николай не изрек ни одного из своих едких комментариев. Вместо этого Дана и его брат схлестнулись взглядами в мгновенной дуэли, своей интенсивностью не уступающей настоящим поединкам, через которые Андрею довелось пройти. Как это уже часто случалось с тех пор, как он и Дана познакомились, у Андрея появилось ощущение, что они оказались перенесенными в какую-то иную Вселенную, несмотря на сотни тысяч людей, что их окружали…
…и вдруг они втроем оказались одни. У Андрея в прямом смысле слова волосы поднялись дыбом, пока Дана и Николай вели безмолвный диалог. Вокруг него пульсировала энергия, источник и природу которой Андрей, при всем желании, не мог распознать. Казалось, они разговаривают уже долгие часы, дни или даже месяцы – и одновременно всего лишь мгновения, при этом выражение их лиц остается совершенно неизменным.
Когда окончилась вечность – по крайней мере, у Андрея было такое ощущение – Николай первым отвел взгляд и посмотрел на Андрея. Краем глаза он уловил, как Дана кивнула, словно достигла чего-то, что он, наверное, никогда не поймёт.
– Похоже, вы не так уж сильно не отвечаете запросам нашей семьи.
Не проронив больше ни слова, Николай развернулся и быстрыми шагами направился к ожидающей толпе.
Все ещё под впечатлением зрелища, как Николай проиграл спор, Андрей повернулся к Дане, которая следила, как удаляется его брат.
– Как тебе… я не понимаю… что, черт… – Он знал, что выглядит идиотом, но за время, проведенное вместе с Даной, он научился видеть в ней не только любовницу, но и друга. Она смущенно улыбнулась.
– Никаких трюков, Андрей, клянусь, – ответила она, не упуская Николая из поля зрения. – Я всего лишь выказала ему уважение, которого он достоин… У меня нет страха перед ним или перед тем, кем он может стать.
Замешательство в черепной коробке Андрея едва не взяло над ним верх, запах бесчисленных траурных венков, собранных из местных цветов и трав, лишь усиливал его.
– А кем он может стать? – Господи, только не ещё одно из этих пророчеств. Смирится ли он когда-нибудь с той единственной ошибкой, которую они совершили?
В конце концов, Дана взглянула на него и колени Андрея подогнулись, когда он увидел, какая любовь светилась в её глазах.
– Он одинок, ещё более одинок, чем его отец сейчас. Никакой личной дружбы, никакой помощи – только командование подчиненными.
– Что ты хочешь этим сказать? – что-то в её лице заставило Андрея задуматься. Имела ли она в виду что-то иное? Эта мысль, как и все его вопросы, исчезла в глубине её глаз.
Дана грустно улыбнулась. Сочувствие отразилось на её лице – как всегда, когда она разговаривала с Андреем таким тоном.
– Твой отец открылся лишь немногим людям и многие годы большинство из них не принадлежало к его семье. Боль и самобичевание, которые следовали за смертью, а часто – и за предательством этих ближайших сподвижников, оставили свои следы. Следы, которые Николай только что осознал. Шрамы, которые он не желает видеть. И он знает, что станет наследником своего отца. Не усеян ли он сам достаточным количеством собственных шрамов, как и все мы? – закончила она сдавленным шёпотом. Андрею показалось, что он слышит отголоски её боли, уходящей корнями во времена оккупации – боли, которую разбудил этот взгляд внутрь.
Он протянул руки и прижал её к себе: его объятия – защита от воспоминаний, преследующих её.
Андрей оглянулся через плечо на Николая, в этот момент исчезающего в толпе. Иначе, чем перед отцом, перед ним люди расступались испуганно. Хотя Андрей видел множество сочувствующих лиц, Николай двигался сквозь людскую массу так, словно его окружала решетка, отталкивая всякого, кто мог оказаться на его пути и высказать ему свои соболезнования.
