Илья Шумей - Звезды нового неба
– А зачем сейчас нацепил?
– Так я думал, что у вас тут надо обязательно в скафандре находиться. Кадеста же в нем была, когда в гости прилетала.
– Ха! Так она точно то же самое про вас говорила! – Аннэйв хохотнул, чем окончательно убедил меня, что является живым человеком, и на душе стало заметно спокойней. Роботам чувство юмора неведомо.
Что ни говори, а «Дельфин» оказался куда лучше приспособлен к невесомости, нежели мой предыдущий костюм. Теперь я мог в считанные минуты нарядиться в него без посторонней помощи, а также потом снять обратно, не извиваясь при этом, как мучимый коликами червяк. Уже через пару минут мой скафандр висел, распятый жгутами, на стене рядом с сумкой и шлемом, а я втиснулся в кресло и был готов к отлету.
– Я на месте, что дальше?
– Поскольку ты, Олег, единственный пассажир на борту, то тебе и командовать.
– Как скажете, – я положил правую руку на панель управления, примостившуюся у подлокотника.
Большой экран передо мной ожил, и на нем высветились сообщения, которыми Аннэйв обменивался с Борисом в ходе стыковки. Голосовую связь никары принципиально не признавали, и мне пришлось принять их правила игры.
– Корабль готов к отплытию? – уточнил я.
– Так точно.
Я отправил Борису соответствующий рапорт, и он начал процедуру расстыковки. Со стороны шлюза донесся лязг открываемых замков и глухой хлопок, когда зажатый между крышками люков воздух вырвался на свободу.
«Счастливого пути, юнга!» – выскочило на экране, а потом еще, от Жана, – «Bon voyage!»
«Я буду без вас скучать!» – признался я, получив в ответ лаконичное:
«Ха-ха!»
Далее побежала череда технических сообщений, оговаривающих для нас параметры отхода, и на этом сантименты закончились.
– Давай я тебе картинку включу, – предложил Аннэйв, – чтобы скучно не было.
Служебная информация соскользнула в нижний угол, а весь остальной экран вдруг распахнулся широченным окном в открытый космос, где от нас медленно удалялась ярко освещенная прожекторами махина «Берты». Я аж подпрыгнул, настолько неожиданно это было. Буквально перед самым моим лицом проплывали мелкие пылинки, искрящиеся в лучах света, я с трудом удержался, чтобы не отмахнуться от них.
Такой большой голографический экран я в последний раз видел в кабинете у Луцкого, да еще на тренажере, но ни один из них не давал столь реалистичного и детального изображения. Потрясающе! И все это великолепие только ради того, чтобы развлекать двух пассажиров челнока!? Хотя, если подумать, то в таких условиях тем же дистанционным манипулятором можно управлять как своей собственной рукой, а никарам, поди, за бортом чуть ли не каждый день работать приходится, так что игра, возможно, вполне стоит свеч.
Генераторы в недрах корабля засвистели чуть громче, и наш челнок начал плавно отходить вбок, чтобы обогнуть тянущуюся к жилому уровню лифтовую мачту.
– Сперва разойдемся подальше, – прокомментировал Аннэйв, – а потом уже прыгать будем.
Я не мог не признать, что он отменный пилот, в совершенстве владеющий своим кораблем. Мое тело не побеспокоил ни единый толчок, и только мой желудок время от времени подсказывал мне, что двигатели аккуратно и мягко ведут челнок в требуемом направлении. Развести два корабля, мечущихся с сумасшедшей скоростью на такой… компактной орбите – задача не из легких. При длительности одного витка всего в полторы минуты хочешь – не хочешь, а приходится учитывать всякие второстепенные эффекты, которые, как назло, так и норовят столкнуть две махины лбами. Приходится постоянно подрабатывать тягой только для того, чтобы удерживать корабли на некотором безопасном расстоянии друг от друга, и осторожность надо соблюдать до тех пор, пока челнок не поднимется на орбиту выше жилого отсека, а это почти два километра неспешного дрейфа.
Аннэйв, наконец, вывел наш корабль так, чтобы он оказался позади «Берты» и уже относительно спокойно принялся поднимать орбиту.
Драга начала постепенно уменьшаться в размерах. Эта жестяная коробка уже успела стать для меня родным домом, и расставание с ней даже вызвало во мне что-то вроде легкой печали. Мне вдруг захотелось помахать ей на прощание рукой, и я не стал себя сдерживать, хотя и понимал, что меня все равно кроме Аннэйва никто не видит.
– Не переживай, – поспешил успокоить меня пилот, – через пару дней уже вернешься.
Вскоре «Берта» превратилась в еле различимую гирлянду вспыхивающих искорками навигационных огней, плывущую меж звезд. Мое внимание привлекло только что объявившееся зеленое пятно на краю зрения. Я перевел взгляд вбок и сфокусировался на таблице со служебной информацией, обнаружив, что мы уже удалились от нее почти на три километра. На таком расстоянии уже разрешалось выполнение портальных переходов, о чем и сигнализировал зеленый огонек.
– Можно прыгать, – заметил я.
– Да, вполне, – согласился Аннэйв, – а ты готов?
– Вещи закрепил, сам пристегнулся…
– Я имел в виду – морально.
– Ну, к некоторым вещам быть полностью готовым невозможно, как ни старайся.
– Это значит «Да»?
– Да.
– Тогда поехали, – картинка на экране побежала вбок, когда челнок начал разворот на новый курс, за стенкой натужно завизжали генераторы, – три, два, один.
– Ох, черт! – я зажмурился и рефлекторно вскинул руку, загораживаясь от брызнувшего в лицо ослепительного света. Перед глазами поплыл отпечатавшийся на сетчатке образ гигантской сверкающей снежинки.
– Ой, извини, – спохватился Аннэйв, – сейчас приглушу немного.
– Что это? – спросил я, не размыкая век.
– Наш «Ньютон». ну вот, теперь можешь взглянуть спокойно.
Я осторожно приоткрыл один глаз, а потом, отбросив сомнения, обадело вытаращился на открывшуюся передо мной картину.
В моем мозгу настолько прочно укоренился образ орбитальных станций, как бесформенных нагромождений разноразмерных модулей и мачт, которые в темноте можно распознать лишь по габаритным огням, что увиденное мною сейчас в голову укладывалось с определенным трудом. «Снежинка» заполонила собой почти весь экран и сияла, сверкала, искрилась и блистала своими бесчисленными гранями. Сейчас, когда Аннэйв уменьшил яркость, можно было рассмотреть некоторые подробности. Свет шел откуда-то изнутри, пробиваясь через охватывающие его источник концентрические структуры, которые образовывали огромную сферическую конструкцию, словно ресничками окруженную торчащими во все стороны множественными панелями радиаторов. Из-за центрального шара выглядывал гигантский диск, напоминающий колесо обозрения. Его ярко освещенные спицы, в несколько этажей унизанные дугообразными росчерками обитаемых, как я предположил, модулей, и делали всю конструкцию похожей на снежинку.
Все это великолепие плавно поворачивалось перед моими глазами и росло в размерах по мере того, как наш челнок подлетал ближе. Отсутствие атмосферной дымки не позволяло точно оценить реальные размеры станции, они могли с одинаковым успехом измеряться и километрами и их десятками и даже сотнями. На глаза мне не попадалось ни единого знакомого ориентира, в сравнении с которым я мог бы определить масштабы сооружения.
– Что… это? – повторил я свой вопрос слегка севшим от потрясения голосом.
– Наш дом. Нравится?
– Затрудняюсь ответить, поскольку пока плохо представляю себе, что именно видят мои глаза.
– А что тут непонятного?
– Ну, во-первых, что там внутри так ярко светит?
– Реактор, что же еще!
– Реактор!? – то, что Аннэйву казалось само собой разумеющимся, мой мозг вогнало в паралич, – что же это за реактор такой?
– Вполне обычный, открытого типа с последовательным переизлучением, только размером побольше.
– Открытого типа!? Совсем!? – я был в курсе общей идеи, которая предполагала на реакторах космического базирования не изолировать активную зону от окружающего вакуума, что позволило бы здорово сократить их массу, но влекло за собой кучу других проблем, связанных с эффективным отводом выделяющегося тепла и защитой от излучения. Насколько мне было известно, данную задачу решить пока никому не удалось.
– Знаешь, я не большой специалист в таких тонкостях, – отмахнулся Аннэйв, – об этом ты лучше Малгера при встрече расспроси, он в реакторах лучше разбирается.
– И что значит «побольше»?
– Честно говоря, я сам его в глаза ни разу не видел, но, насколько мне известно, его внешняя светоизлучающая оболочка имеет размер около двухсот метров.
– Ничего себе печурка, – присвистнул я, – а какого же размера тогда все остальное?
– Основная часть, к которой мы сейчас подлетаем, диаметром примерно восемь километров, а диск гравизоны – почти тридцать. Один оборот он делает за четыре минуты и двадцать секунд.
– Э-э-э… – слова у меня попросту закончились. Только сейчас, получив эту ориентировку, я смог толком сфокусировать свой взгляд и разглядеть на поверхности станции несколько пристыкованных челноков. Чуть левее виднелся поставленный под разгрузку лихтер, возможно, тот самый, что прилетал к нам, на «Берту». Пока Аннэйв не просветил меня насчет истинных масштабов «Ньютона», все эти подробности я принимал за какие-то мелкие элементы конструкции, вроде антенн или контейнеров с аппаратурой. И это при том, что в трюм лихтера вполне могло поместиться футбольное поле.
