Александр Ранецкий - Мятеж воина
Способ борьбы с собой был всего один – вновь и вновь истязать нагрузками только-только обретающее прежнюю форму тело. Боль терпеть было легче; когда она захлестывала едва зажившие кости и мышцы, рассудку уже не оставалось сил на размышления.
О том, что ждет его впереди, Эвинду удавалось почти совсем не думать. Досадно было бы быть приговоренным к казни сейчас, когда он только что вернулся из-за черты, но самой смерти флагман не боялся – как военный, он слишком часто вступал в ее преддверие; последний раз он прошел через это, устремляясь на таран "Черной Королевы". А если ему позволят все-таки уцелеть… В любом случае его новая жизнь никак не будет связана с предыдущей. Но подобный шанс ему дадут вряд ли. Имя Того Самого Эвинда не может быть запятнано уродливым клеймом-штрихкодом государственного изменника.
Когда силовые захваты снова легли на лодыжки и запястья и привкус воздуха в камере чуть заметно изменился, Эвинд подумал – он никогда прежде не сознавал, что такое возвращение к жизни.
Он вытянулся на лотке медустановки-ментоскопа так, как погружался когда-то в кабину катера-истребителя – в предвкушении боя, с нетерпением ожидая прикосновения сенсоров пилотского шлема, превращавшего его с машиной в единое целое. Два разума – человека и звездоплана – переплетались и сливались, кабели нейроконтроля были протянутой между ними пуповиной. И, лишившись этой связи, покидая свою машину, каждый пилот чувствовал себя появляющимся на свет беспомощным младенцем.
Он кричал, отправляясь в свое путешествие, и успокоился только в объятиях матери, когда вспомнил стук ее сердца, биотоки и голос, которые успел изучить за долгие месяцы в красноватом душном полумраке… Постепенно стали узнаваемыми и другие – отец, дед, друзья… Он рос, и мир за порогом дома становился все шире… А потом появились два взаимосвязанных, взаимоисключающих слова Империя и рааны. Первую следовало уважать, вторых ненавидеть. Галагод сто двенадцатый с начала Раанской войны. Ему исполнилось семнадцать… Вместе с другими призывниками он вступил на борт планетарника рейсом до имперского транспорта-базы и увидел, как навсегда отдаляется от него зеленовато-голубой шарик, его родина, Теллара…
Казармы Империи, присяга, академия, разжалование, снова казармы, эскадрилья истребителей, бой, смерть, кровь – нашивки секунд-лейтенанта; база Кризи, челнок перебежчика Ки-Маар, лучевик, наставленный на коммодора Империи Глесса Грамеана, пещера раанской королевы – снова бой… Академия, повышения, звания, "Шквал", походы, Тия, сектор Редет. Кровь убившего себя Шада Рониса на лице и руках, ледяная волна в сердце при известии о гип-ноизлучателях, превративших его соотечественников в безмозглое стадо, довольное жизнью и рабством. Гнев и ярость, порожденные болью. Судьба Империи, зависящая от одного его слова. Рывок к системе Манкоса, смертельное танго с крейсерами и истребителями. Момент истины – таран. Медкомплекс "Черной Королевы". Камера со следящими стенами и все мысли и чувства, бессильные тени сомнений и твердая уверенность в том, что ему ничего не хочется изменить, повернуть назад.
Медустановка привела Эвинда в себя. Стены-экраны разом ослепли, металлически-блестящая передающая поверхность стала матовой, непрозрачной. Больше не было смысла следить за пленником, вчитываться в каждое его движение. Ментоскоп обнажил все мысли, чувства, стремления бывшего флагмана телларийца Шада Эвинда, и содержание собственного мозга должно было вынести ему окончательный приговор.
Эвинд ждал, что ему хоть что-нибудь объявят, но все случилось гораздо проще. Ему зачем-то вернули его форму – разумеется, без символов чина; три тяжеловооруженные боевые машины замерли в ожидании у выхода из камеры. Седина в жестких желтых волосах заключенного; пронзительная яркость его тигриных зелено-рыжих глаз отразилась в нежном сероватом перламутре полированной непробиваемой брони.
Окружив Эвинда треугольником, конвой повел его по вымершим безликим коридорам, продолбленным в скале. Эвинд не задумывался прежде, в каком обличье к нему на самом деле явится смерть; но сейчас он знал, куда и зачем они идут. Как это будет? Через шаг или через два? Задней боевой машине требуется одно мгновение, чтобы поднять главный калибр и произвести выстрел…
Последний из залов оказался пустым, низким и длинным, словно тир. Дальний его конец выглядел явным тупиком, но боевые башни конвоировали Эвинда все вперед, прямо до глухой, покрытой щербинами стены. Здесь они внезапно перестроились и, гулко переступая механическими ногами, отодвинулись на десять шагов. Снова развернувшись к Эвинду, они выстроились в ряд, будто по невидимой линии на полу, вскинули оружие и застыли.
Теперь Эвинд понял. Три мощных шокера… Регуляторы явно выставлены на "М". Такая же механическая, стерильная казнь, каким было и следствие. Что ж, не декомпрессия и не лучевики. Тело, по крайней мере, похоронят целым.
Калибры налились густым синим цветом имперского флага. Или это только показалось? Ведь излучение шокера не видно глазу… Эвинд вдруг осознал, что произойдет с ним сейчас, и ему безумно захотелось жить – именно здесь, в этом месте, в этот миг. Сердце колотилось, грозя разорвать грудь, руки непроизвольно пробовали на прочность силовые браслеты. Нет! Я не хочу! Вы не можете меня убить!
– Товьсь! – стиснув кулаки, крикнул Эвинд машинам. – Цельсь! Пли!
Ветвистые длинные молнии прошили пространство. Несколько бесконечных мгновений он корчился в муках от их нестерпимо жгучих объятий. Легкие отказывались дышать, сердце останавливалось. "Боль… Я не думал, что будет так больно!…" Потом все кончилось. Колени подогнулись, и флагман начал падать в разверзшуюся под ногами бездну. Последнее, что осталось в сознании, – терпкое дыхание послегрозового озона и едкий, сильный запах гари.
Прежде чем окончательно погрузиться во мглу, Эвинд успел до конца осознать свою смерть.
– Вы обязаны вернуться, мая Эвинд… Кроме ваших личных, частных дел, у вас есть долг перед государством. Вы понимаете, как вы были неправы, покинув мужа в тяжелую минуту?
– Субмайор… как он умер?
– Рана, которую нанес ему преступник, оказалась несерьезной, но во время схватки в арсенале у флагмана оказались поврежденными жизненно важные органы. К сожалению, автодиагносты не всеведущи и не распознали этого вовремя… Флагман был дома один, когда наступило ухудшение. Помощь подоспела слишком поздно.
– Скажите… если бы… если бы кто-нибудь был тогда с ним рядом?..
– Возможно, мая Эвинд, если бы медиков вызвали вовремя, вашего мужа удалось бы спасти.
Женщина закусила губы, как от невыносимой муки; по ее лицу медленно ползли слезы.
Страж Крови слегка сжал ей руку:
– Вы должны вернуться, мая Эвинд. Мы изъяли ваше послание, теперь никто не узнает об истинной причине вашего отсутствия.
– Это не имеет значения… Ведь это я его убила…
– Увы, этого не исправишь Но служением его памяти вы искупите зло, которое невольно причинили. Вы нужны Империи, мая Эвинд. Ради сохранения его имени и его образа нетленным. Ради всего, что он сделал для своей расы – в том числе и для вас!
– Вы думаете, он захотел бы этого?..
– Кроме вас, этого некому совершить.
– Как же так?.. Вечный Космос, он же… он же разговаривал с нами вчера… Он же умирал, он прощался с нами, майор Делагон, а мы даже не поняли этого!…
– Успокойтесь, лейтенант Лар… мы должны служить дальше… как если бы он по-прежнему оставался на этом корабле…
"…постановляем: за мужество и героизм, проявленные при задержании опасного преступника, наградить флагмана Имперского Астрофлота Шада Эвинда орденом Империи – созвездием Дракона (посмертно)… всемерно и повсеместно сохранять и увековечивать память флагмана Шада Эвинда, Героя Раанской войны и верного сына своей великой Родины – Империи…
ОБЯВИТЬ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ НАБОР ДОБРОВОЛЬЦЕВ И ВОЕННООБЯЗАННЫХ В РЯДЫ ИМПЕРСКИХ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ под девизом и названием: "Призыв имени павшего флагмана".
Медтехники в оранжевых комбинезонах сосредоточенно и деловито проводили последние процедуры с лежащим под наблюдением их аппаратуры неподвижным человеческим телом. В дальнем конце помещения терпеливо дожидались результатов двое: субмайор в малиновом и молодой на вид человек в гражданском, но с такой же, как у субмайора, выправкой, с холодным взглядом синих глаз типичного имперца.
Один из медтехников бросил последний взгляд на показания приборов и повернулся к офицерам.
– Кончено, – вполголоса проговорил он.
– Упакуйте и подготовьте к транспортировке, – отрывисто приказал человек в гражданском. – Что же до вас, мой субмайор…
– Я верю имперской хронике, – без выражения проговорил Страж Крови. – А там уже давно оставлено место под некрологи.
