Брайан Олдисс - Сверхдержава
Солдаты принялись выполнять инструкции.
Над ними возвышалась неприступная старая крепость Тебихая. Название её можно перевести как «Место не для слабонервных». Она противостояла захватчикам на протяжении многих веков.
Несмотря на древность крепости, развращённость и трусость населявших её людей, вечно испытывающих недостаток еды и справедливости, она занимала выгодное расположение. Всегда было удобно отбиваться — хоть камнями и кипящим маслом, хоть мёртвыми собаками, пулями или миномётным огнём.
Нынче эту страну возглавлял новый президент Тайбару — Морбиус Эль Фашид. Он делал всё возможное, чтобы модернизировать город и очистить его от грязи. Обсуждалось строительство новой больницы, был отдан приказ на строительство новой мечети. Эль Фашид приказал пожилым женщинам в чёрных одеяниях вымести территорию вокруг своих жилищ. Он приказал населению употреблять в пищу больше рыбы и фруктов. По местным меркам, он был просвещённым человеком: не брал взятки, каждый день посещал мечеть, у него было всего пять жён. Правда, он служил подопытным кроликом для могущественного соседа, Китая. В данном случае он стал заложником географического положения своей страны.
Но ему так и не удалось привести в порядок Великую Горную Лестницу, которая спускалась к реке Санг-Ба. Основную водную артерию заполонили рыбаки и прочие бедствующие ремесленники, и никто не обращал внимания на разбросанный мусор. Когда небольшой отряд сил быстрого реагирования ЕС взбирался по ступенькам, им на пути попадались тлеющие трупы кошек, солдаты поскальзывались на разлагающихся останках рыбы.
Добравшись до первого плато, они обнаружили ветхое деревянное здание, которое, судя по столам и стульям внутри, когда-то было таверной.
С балкона свисала вывеска, на которой был изображён нынешний правитель — красавец мужчина: нос с горбинкой, борода, белый тюрбан… Под портретом было написано: «За Эль Фашида и наше будущее!»
Вокруг не было ни души. Таверна выглядела пустынно. Взвод клонило ко сну, солдаты склоняли головы к прикладам винтовок.
Только Сквайр и сержант были на чеку, с ними дежурил Лирой, держащий наготове базуку.
— Сэр, там кто-то шевелится! — показал Жак Барган в сторону балкона таверны.
— Базука! Целься на балкон!
— Есть, сэр! С радостью, сэр!
Лирой начал действовать. Орудие лежало на его плече на изготовку. Он прицелился и выстрелил. В тот же момент из укрытий на первом и последнем этажах появились вооружённые люди и выстрелили в ответ. Тут балкон и все деревянные надстройки таверны охватил огонь, с рёвом вырвавшийся из нутра базуки.
Несколько солдат сил быстрого реагирования упали на камни, раненые или убитые вражескими пулями. Сквайр кричал, убеждая солдат вступить в бой. «Не сдаваться! Мы атакуем! Мы побеждаем!».
Нельзя было больше медлить — путь только один. Ещё две дюжины ступенек вверх. Перед тем местом, где ступеньки расширялись, была небольшая квадратная площадка. Жак перебежал на другую сторону и увидел крепкое бетонное здание. За ним бежали ещё несколько мужчин. Барган сигналил, чтобы те стреляли по двери. Наконец дверь разлетелась в щепки. Жак выбил ногой оставшиеся доски, и взвод стремительно ворвался внутрь под грохот выстрелов и увидел в проходе женщину с обожжённым лицом. Он побежал к лестничному пролёту, его брат и остальные — за ним. Сквайр прикрывал тылы.
После короткой перестрелки удалось взять контроль над ситуацией. Тела погибших выбросили на улицу.
— Связист! — крикнул Сквайр. Тот тотчас же возник. — Свяжитесь с генеральным штабом и сообщите, что нам нужна поддержка с воздуха, которую они обещали предоставить! И немедленно.
Он повернулся к окну и взглянул на разношёрстные облака. «И куда же подевались эти проклятые SS-20?», — спросил он себя.
Тут к капитану поднялся Генри.
— Послушайте, капитан! Мой приятель, Лирой, отстал. Возможно, он ранен. Я вернусь и разыщу его, если согласитесь меня прикрыть.
— Нет. Тебя там застрелят. Уж извини. Оставайся здесь.
— Хотите отведать моей базуки? Мне в любом случае лучше вернуться!
— Приказываю оставаться на месте.
— И вы ещё называете себя офицером?
— Да, и я тот, кто отдаёт вам приказ оставаться на месте, ясно?
— К чёртовой матери! Лирой — мой товарищ!
— Что делать, мы тут все товарищи, Генри.
Один солдат вскрикнул и показал в сторону площади. С восточного угла подошли два танка и поехали им навстречу на большой скорости.
Сквайр в отчаянии посмотрел наверх.
— Да где же эти сраные бомбардировщики?
— Капитан, уходим, — сказал сержант. — Эти уродцы — последняя модель китайских танков. Мы их одобрили на прошлой неделе.
— Нужно кинуть несколько гранат на их пути!
— Слушаюсь.
Жак достал из-за пояса гранату, сорвал чеку и изо всех сил бросил её в первый танк. Это был отличный бросок. Граната попала под гусеницы и сразу же взорвалась. Танк вильнул влево.
Второй танк незамедлительно открыл огонь. Первый снаряд просвистел над крышей. В следующую секунду он разрушил здание рынка и разорвался на площади. Всё вокруг раскрошилось, как старый иссушенный пирог. Вниз посыпались камни и люди.
Через мгновение воздух смешался с кровью и пылью.
Вольфганг начал трансляцию из полуразрушенного номера лаосского отеля «Роял» в посёлке Уныа, надев по этому случаю камуфляжную униформу.
— Говорит Вольфганг Франкель с передовой линии фронта. Война началась, полилась кровь. Первые жертвы в этом неравном бою, хотя войска быстрого реагирования успешно штурмовали центральную площадь столицы Тебихай, а сейчас оккупировали Рыбачий спуск, «горловину» Тайбару. Выслано подкрепление — эскадрилья истребителей-бомбардировщиков основательно разрушила город. Один солдат ЕС погиб. Многие тайборийцы убиты, два вражеских танка выведены из строя. Подробности — в следующем выпуске.
«БЕЗУМЦЫ»: Извращённое общество.
Младенец, как существо примитивное, неспособен отделять своё «я» от окружающего мира. Он принимает хорошие (комфортные) вещи как часть себя, а неприятные (такие, как боль, отчуждение) относит к внешнему враждебному миру.
Первые годы жизни проходят в борьбе взаимоотношений с родителями, одним из них, либо их отсутствием. Ребёнок ещё плохо осведомлён о том, что происходит вокруг него. Начало познания, онтология бытия, однако, связаны с постепенным филогенезом, физиологической необратимостью: прорезается первый молочный зуб, молочные зубы выпадают, растут коренные зубы, больше приспособленные для плотоядных существ, позже — развитие половых желёз, рост волос на теле.
Все эти сложные процессы вне человеческого понимания, но влияют на ход мыслей: провоцируют то меланхолию Шопенгауэра, то несокрушимый оптимизм Махатмы Ганди.
Однако предвестники взросления для большинства (за редким исключением) лишь искажают восприятие действительности, в то время как в комплексе проникают во всеобщие концепции, создают общества, управляют цивилизацией.
Мы изобрели термин «цивилизация», чтобы отделить себя от внушающих опасения варваров и чужаков, которым объявляем войны, независимо от того, представляют ли они реальную угрозу.
* * *Ребекка Стромайер вышла из издательского дома пораньше, поймала сло-мо и сказала водителю следовать на Кафедральную площадь. В этот осенний день башни Кёльнского собора взмывали в небеса, чуть подёрнутые инеем.
Ребекка была готова к внезапному похолоданию. Она оделась во всё чёрное: шубка из искусственного меха, длинная юбка, сапожки. Волосы цвета крыла ворона и тёмные глаза дополняли облик. Викторианский стиль по прошествии двух столетий снова в моде. Красавица была почти уверена: мужчина, что ждёт в соборе, сочтёт её неотразимой.
Подходя к старинному зданию, пережившему бомбёжку около века назад, Ребекка столкнулась с двумя американскими туристами, только что вышедшими из здания железнодорожного вокзала, находящегося неподалёку. Рослые, массивные, броско одетые мужчины заговорили с ней, возможно, пленившись красотой.
— Красавица, ты, часом, не американка?
— Нет, я местная. Европейская еврейка.
— Не имеет значения. Может, поужинаешь с нами сегодня?
— Не смогу, к сожалению. Прошу прощения.
— Слушай, а не расскажешь парочке озадаченных янки, как вам пришло в голову построить такой прекрасный собор рядом с вокзалом?
— Собор всё-таки немного его опередил.
Американцы с явным сожалением глядели вослед Ребекке, идущей к главному фасаду величественного здания. Заходя в Кёльнский собор, она представляла их беседу: «Еврейка — и в христианский храм?»
Внутри толпились люди — туристы, местные, с младенцами в рюкзаках-кенгуру и детьми постарше, некоторые с двумя и больше. Кто-то в оцепенении замер, всматриваясь в лики святых, расположившихся в мрачных каменных нишах и на стропилах высоко над их головами. Одни покупали открытки и свечи, другие молились.
