Чарльз Ингрид - На пути к войне
– Ты забыл о своем Доме, друг. Ты рожден для того, чтобы тревожиться и защищать слабых, как и летать. Курсанты не понимают, как им повезло иметь такого наставника, как ты. Завтра каждому из них придется постоять за себя, а нам, тезарам – за Чо, как бывало всегда, – он убрал руку. – В коридорах пусто? Мне хотелось бы провести эту ночь в своей комнате.
– Во всяком случае, никто не решится войти в крыло, отведенное для тезаров. Ты же знаешь, как они суеверны – они боятся ходить за пилотами, пока сами не станут ими. Завтра утром я оставлю здесь поднос с завтраком для тебя. Мы улетим на плато в самую рань.
Хат гораздо больше Недара заботился о том, чтобы скрыть присутствие тезара в школе. Но между ними существовала разница. Хат не знал бы, что делать, если кто-нибудь из курсантов обнаружит Недара, поэтому делал все возможное, чтобы избежать этой проблемы. Недар же уже нашел решение, если такая проблема возникнет.
– Завтрашний день все решит, – вновь повторил Недар и вышел, оставив Хата сидеть в унылой задумчивости.
В Голубой Гряде наступила промозглая, ветреная ночь. Недар запахнул куртку, так как холод проникал даже в закрытые коридоры между залами и бараками школы. Он старался шагать как можно тише – но не из осторожности, а чтобы поразмыслить, ибо его охватил целый поток мыслей, вызванных известием о Палатоне.
Палатон не впал в немилость. Нет, ему предложили очищение, поднесли его на серебряной тарелке – проклятый орден священнослужителей, элита, выказывающая неповиновение даже главам Домов. Точнее сказать, в каждом Доме был свой орден, но их власть распространялась далеко за пределы своего дома, и эти ублюдки отлично об этом знали. Но к чему была сделана такая уступка Палатону, который созвал простолюдинов со всей планеты, а теперь, похоже, был неспособен разогнать их? Кто позволил существу с планеты класса Зет оставить следы на земле Чо? И почему?
Потому, что Палатона любили, а его, Недара – нет. Несмотря на все, чем он рисковал и что потерял ради Чо, он стал отверженным. Сгоревшим. Позабытым для всех, кроме Хата.
Все было бы совсем иначе, останься у него бахдар – эта мысль перекрывала все остальные в воспаленном мозгу Недара. Да, с бахдаром все было бы иначе.
Несмотря на все опасения Хата, если курсанты и спят чутко, то не по причине беспокойства. Они возбуждены, они ждут, следят за первым проблеском света, готовятся совершить то, для чего учились почти всю свою жизнь – летать! Ловить ветер, управлять крылатой машиной и парить над землей. Сегодня их кураж достигнет пика. Недар почти чувствовал искры возбуждения курсантов, мечущиеся по каменным коридорам, вспыхивающие, как капли воды на раскаленной сковородке.
Сосущий голод терзал Недара, и он остановился в пустом коридоре. Он провел рукой по лбу, как бы отгоняя спутанные мысли и сосредотачиваясь на одной, самой важной из них. В голове прояснилось. На мгновение он застыл в нерешительности, но затем прежняя надменность заставила его распрямиться.
Какие бы правила ни связывали его, сейчас он отбросил их прочь. Он заслуживал гораздо большего. Не думая о последствиях, Недар круто повернулся и зашагал к крылу, где жили курсанты.
Он остановился напротив казармы, держась в тени, чтобы его не увидели и не услышали из окон. Должно быть, Хат уже спит мертвым сном, поскольку уверен, что его курсанты благополучно уснули. Они болтали и смеялись друг над другом, и на мгновение Недар с грустью вспомнил свою юность.
Яркий проблеск воспоминаний исчез. Прислушиваясь, Недар мог почти слышать всплески их бахдара – беспечно расплескиваемые вокруг, распространяющиеся без цели и без заботы. Недар застыл с приоткрытыми губами, как будто стараясь высосать вспышки бахдара из холодного ночного воздуха. Его ноздри подрагивали, как бы вдыхая их. Сердце колотилось от предчувствия близости того, что было для Недара дороже жизни.
Охваченный временным блаженством, он еще раз обдумал то, что ему предстоит сделать, и почему он не в силах отказаться от замысла. Он вздрогнул и отпрянул к стене, когда из окна с ликующим воплем выпрыгнул курсант.
Товарищи обвязали его голову шарфом, полностью закрыв глаза, и вытолкнули из окна. Он благополучно спрыгнул на ноги и торжествующе вскинул вверх руки.
– Я приземлился!
От его дыхания в воздухе поднялся пар. Из окна высунулась чоя.
– Видишь! Я говорила тебе, он приземлится на ноги!
– Да, это так же сложно, как управлять планером! – послышался ответ из другого окна, а вслед за ним полетел хор возражений и добродушных насмешек.
Курсант, спрыгнувший из окна, сорвал повязку.
– Ну что, я выиграл спор?
– Нет! Нет!
– Нет? Хотите, чтобы я залез повыше? Ладно, – курсант засунул шарф в карман и по внешней лестнице начал карабкаться на крышу над третьим этажом.
У окон столпились чоя, глазеющие на курсанта. Они спиной легли на подоконники, наполовину высунувшись наружу, из их ртов в воздух поднимались клубы пара. Некоторые насмехались над курсантом, другие призывали всех помириться, а кое-кто подбадривал его криками.
Недар смотрел во все глаза, его дыхание застыло в горле, ибо этот курсант живо напомнил ему самого себя – смелого, талантливого, дерзкого. Он видел, как тот вновь завязал глаза. Его товарищи взорвались смехом: – Только без левитации! Курсант пренебрежительно фыркнул, а затем начал осторожно двигаться, пока носки его обуви не стали выступать за край крыши. Он балансировал, раскинув руки. Курсанты затихли.
Ночной ветер шевелил концы повязки на затылке курсанта. Он замер на краю, и Недар задумался о том, какие сомнения одолевают юношу в последнюю секунду. Поможет ли бахдар ему приземлиться удачно? Или же он вывихнет щиколотку, сломает ногу… или поддастся внезапной панике и неожиданно умрет?
Чоя решительно шагнул вперед и прыгнул вниз головой, раскинув руки. Шарф развевался позади него белой полосой. Тело курсанта изогнулось в воздухе, он пытался приземлиться на ноги. Если бы он ударился головой, паралич был бы наилучшим из исходов.
Он упал на ноги, и его колени дрогнули от удара, но курсант удержался. Он глубоко вздохнул и выпрямился. Недар заметил, как дрожали его взброшенные в воздух руки.
Одобрительные крики резко оборвались. Головы застыли в окнах во внезапном молчании. Приглушенный голос позвал:
– Трелка! Сюда идет наставник. Пройди задней лестницей.
Свет в окнах погас, и их проемы наполнились непроглядной чернотой. Трелка развязал шарф, поклонился уже исчезнувшим зрителям и пошел прочь. Он слегка дрожал.
– Идиот, – еле слышно произнес курсант. Он сунул шарф в карман, прижался к стене так, чтобы его не увидели из окон, и направился к заднему входу, где стоял Недар.
Пилот чувствовал запах потраченного бахдара, жадно втягивал его ртом. Он почти видел расплывающуюся ауру вокруг усталого курсанта, чья смелость исчезла так внезапно. Он слышал потрескивание силы, окружающей его и напоминающей электрические разряды.
Недар сделал присвистывающий вдох через полуоткрытые губы. Курсант услышал его. Он остановился, прищурился и огляделся.
– Кто здесь?
Их взгляды встретились. Недар, привыкший к темноте, несомненно, видел курсанта лучше, чем тот. – его. Через долю секунды Недар решился и вздохнул. Его мучил голод. Этот голод преодолел расстояние между ними прежде, чем Недар сделал прыжок. Чоя успел только дернуться в сильных руках, но тут же его голова запрокинулась и с отвратительным звуком бахдар вытек из курсанта, как вода из разбитого кувшина.
Недар выпил все, что сумел. Но он не смог бы удержать бахдар в себе – он вскоре исчезнет, так, как был взят из тела мертвого курсанта. Недар был не в силах сберечь в себе бахдар, залить сжигающее его пламя, использовать его по капле. Но это его не тревожило.
На мгновение он насытился.
Закончив свое дело, он застыл в тени, держа обмякшее тело курсанта. Затем Недар взглянул на крышу. Подтащив тело поближе к зданию, он вновь завязал на голове курсанта шарф и бросил тело на землю. Утром курсанты, перебравшие накануне, буду клясться, что Трелка прыгнул благополучно, но увидев перед собой труп, неопровержимое доказательство, они поймут, что ошиблись. А может, решат, что Трелка совершил еще один прыжок.
Но это неважно – курсант уже мертв.
Это совсем неважно. Недар еще долго стоял в темноте, впитывая ауры, расходящиеся в ночном воздухе. Он и забыл, какой щедрой может быть эта сила. Он поклялся, что никогда не позволит себе оставаться пустым так долго, чтобы забыть об этом.
Глава 18
Беван проснулся – в четвертый или пятый раз на его памяти, которая, подобно вселенной вокруг него, расплывалась и путалась. Минуту он приходил в себя в темноте скорлупки-капсулы, ибо пробуждение мало чем отличалось от обморока. Его желудок ныл, словно от голода протестуя против слабого притяжения. Беван протянул руку, нащупал бутыль с водой, притянул к себе и сделал глоток, чтобы смочить пересохшее горло. У воды был затхлый привкус. Беван задумался о том, сколько прошло дней – три, а может, и все четыре. Или же всего один, но достаточно длинный для того, чтобы корабль успел разогнаться и выбросить в пространство капсулу. Беван проснулся, когда это произошло.
